Шрифт:
Закладка:
Работа была организована в три восьмичасовые смены (к которым нужно было добавить два часа на дорогу между лагерем и рабочим местом). Когда мы возвращались обратно, там было еще столько же спящих, и приходилось выкраивать себе места. Нужно было быть сильным, чтобы потеснить других и занять их место. Вот почему я говорю, что солидарности не существовало. Мы спали на чем-то вроде соломенного матраса, не раздеваясь. Если бы мы что-то сняли, даже обувь, это бы украли. А чтобы вернуть, пришлось бы заплатить своим пайком хлеба.
В чем заключалась ваша работа?
Я работал в бригаде каменщиков, на стройке, принадлежавшей австрийским гражданским лицам. В этом лагере работа заключалась в строительстве туннелей в горах. Когда бригадиры приезжали на главную стройплощадку, они вызывали очень много людей для такой работы. С шурином, двоюродными братьями и друзьями нам удалось сформировать небольшую группу примерно из пятидесяти человек, которые знали друг друга. Нам удавалось держаться вместе и каждый раз выполнять одну и ту же работу. Бригадиры и другие руководители были австрийцами, но присутствовали и охранники СС, и капо. Моя группа копала штольни, что давало нам преимущество: мы находились в тепле и вдали от немецких охранников, которые оставались снаружи. Время от времени к нам заходили австрийские гражданские, чтобы проконтролировать. Но, в общем-то, им не нужно было заходить, чтобы проверить, достаточно ли быстро мы работаем. Достаточно было посмотреть на то, сколько выкопанной земли выходит из галереи по конвейерным лентам. Это был тяжелый труд, нам не хватало еды и отдыха, однако в остальном это была не слишком изнурительная работа.
Как австрийские гражданские лица вели себя по отношению к вам?
Они не давали нам приказов, просто объясняли, что нужно делать. Им нужна была рабочая сила, но работаем ли мы быстрее или медленнее – это не их проблема. Они, конечно, понимали, что некоторые из нас настолько слабы, что едва могут поднять собственные руки. Иногда они повышали голос, но не применяли насилия. По крайней мере, те, кого я видел. О других я не знаю. Но однажды мне не повезло. Мне не удалось присоединиться к своей обычной группе. Кто-то, видимо, пробрался в нее, чтобы избежать более тяжелой работы. Он занял мое место, и я был вынужден пойти работать в другую команду. Я попал в группу, работавшую на улице, за пределами галереи. Мы должны были тянуть небольшие тележки с цементом. Подходя к галерее, мы должны были поднимать вагонетку на подъемник, а затем толкать ее обратно по рельсам туда, где она была нужна заключенным. Это была очень тяжелая работа.
Я тянул вагонетку вместе с итальянским-неевреем. Я даже не спросил, как его зовут, помню только, он сказал, что сицилиец. Мы даже не думали разговаривать друг с другом. Зачем тратить силы? В какой-то момент я почувствовал, что мне все тяжелее и тяжелее тянуть вагонетку. Я остановился, и она остановилась следом за мной. Он делал вид, что тянет, однако на деле почти вся нагрузка была на мне. Я разозлился, потому что ни за что не собирался выполнять работу в одиночку. Если бы из-за нас замедлился конвейер, к нам подошли бы немец или капо и ударили. Так что мы быстро вернулись к работе. Первые несколько метров мы прилагали одинаковые усилия, однако вскоре я почувствовал, что снова становится все тяжелее и тяжелее. Я остановился, и вагонетка снова остановилась следом за мной. Тогда я очень разозлился и пригрозил, что побью его, если он не будет помогать мне тянуть. Я не мог дождаться, когда закончится день, и не хотел рисковать тем, что меня ударят из-за него! К счастью, на следующий день я смог присоединиться к своей обычной группе.
В это время года было особенно холодно. Капо в казарме хотел, чтобы мы приносили то, что можно пустить на растопку, чтобы в его комнате стало тепло. В обмен он давал нам еще немного супа. Иногда мы отдавали толстую ткань, в которой перевозили цемент, или куски дерева. Поскольку приносить что-либо в лагерь было запрещено, нам приходилось прятать все под рубахами. Так мы меньше мерзли в дороге, лучше защищенные от ветра и холода. Но однажды, когда мы вошли в лагерь, охранники обыскали на входе нашу группу. Все расстегнули рубахи, чтобы избавиться от кусков дерева, пока немцы их у нас не нашли. Если бы нас поймали, то непременно жестоко избили – как в наказание, так и в назидание остальным.
Что вы ели?
Когда мы покидали лагерь, нам давали что-то вроде чая – разумеется, без сахара, – единственное качество которого заключалось в том, что он был горячим. Примерно в одиннадцать тридцать капо звонил в колокол, объявляя раздачу супа – щей из картофельных очисток. Тот, кто раздавал суп, никогда его не перемешивал, поэтому первым доставалась лишь вода. Никто не хотел идти вперед. Выбор, впрочем, был не всегда.
Однажды я оказался в начале очереди на раздачу супа. Очень неприятное воспоминание. Каким бы ловким и сильным я ни был, меня одурачили. Капо, разливавший суп, был венгром, а я знал, что он дает больше супа соотечественникам, поэтому тоже притворился венгром. Проходя мимо, я сказал ему: «Magyar!» («Венгр!») Но он без труда понял по акценту, что я лгу. Вместо того чтобы дать мне больше, он налил одну лишь воду. Глядя в свою миску, в которой было нечего есть, я ощутил нарастающий гнев. «Как я мог так опуститься?» Мысль о том, что придется ждать еще двадцать четыре часа, прежде чем поесть, сводила меня с ума. Я посмотрел по сторонам и попытался незаметно вернуться в очередь, чтобы получить еще порцию. Но когда попытался пройти, другие заключенные, заметившие меня, засуетились и закричали: «Эй! Эй!» Один из капо увидел, что происходит, и побежал ко мне. Я попытался вернуться к группе заключенных, которые уже поели, но он от меня не отставал. Он приближался, явно намереваясь меня ударить. По пути капо увидел лопату, взял ее и огрел меня ею по спине. Я попытался защитить голову руками. Он нанес мне
