ней слов.

– Вообще овчарки хорошо запоминают человеческие слова. До двухсот форм могут запомнить. Наша Пегая, по-моему, вообще слов триста знает!

– Так как все-таки заставить ее не ходить за мной по пятам? Это… нервирует.

– Совсем не ходить не получится. Пегая как бы… закрепилась за вами. Но есть же команды: жди, место, плац. То есть вы сможете ее зафиксировать на одном месте. Только, Кать, когда Пегая не работает, она все равно будет стараться держаться к вам поближе. Она же теперь ваша собака.

– Моя собака…

Вернувшись к себе, Катя неуверенно разрешила собаке поесть. Пегая тут же с жадностью набросилась на кашу с мясом.

Все-таки была голодной, псина дурацкая…

– И что теперь? Катюнь? Будешь везде с этой зверюшкой таскаться? Не думала, что ты у нас собачница. Вообще ничего, добротная псинка.

Виктория без малейшего опасения наклоняется к морде Пегой, внимательно разглядывает нос собаки и вдруг неожиданно в него дует. Катя испуганно зажмуривается, с трудом заставляет себя снова открыть глаза.

Никакого кровопролития.

Пегая морщит переносицу, трет морду передней лапой и несколько раз оглушительно чихает. Поднимает на Катю виноватые глаза: извини, отвлеклась. Виктория заливисто хохочет.

– Вик, ты бы осторожнее. Я не очень еще с ней умею… Слушай, я спешу. Мы пойдем, хорошо?

– Так, а вы куда все-таки?

– К некоему Арсению Викторовичу. Там перелесок за оврагом. Куда-то туда. Знаешь?

– К пасечнику нашему, что ли?

Катя с любопытством вглядывается в лицо продавщицы: при упоминании Арсения Викторовича щеки Виктории вспыхивают румянцем, глаза весело и хитро блестят. Виктории явно не терпится рассказать Кате какую-то скандальную историю – сдерживается из последних сил.

– Да, я слышала, что он пасечник. Но мне вчера Наталья рассказала, что этот Арсений может поработать репетитором у Жени. Мы уже второй месяц школу пропускаем.

– Может-может. Арсений у нас много чего может. Короче, Катюнь, я с тобой. Мне как раз к нему очень надо.

– За медом?

– Чего? А, ну да. За медом, за медом. И тебе дорожку покажу, зайка моя.

Не переставая посмеиваться, Вика щелкает Пегую по голове, подхватывает Катю под локоть и решительно увлекает за собой. Подчиняясь ее веселому напору и чуть не споткнувшись об овчарку, Катя с удивлением понимает, что рада компании.

И, кажется, она имеет в виду не только болтушку продавщицу.

До дома пасечника они добираются лишь через полтора часа. Это хорошо еще, что Виктория виртуозно ориентируется в лесу, в одиночку Катя стопроцентно бы заблудилась. Жилище выглядит плачевно: покосившийся бревенчатый сруб, стены проедены гнилью. Никаких домиков для пчел (или как там их называют) не наблюдается. Забора нет, а дорожка к крыльцу заросла высокими пожелтевшими сорняками.

Катя растерянно останавливается, разглядывая обитель потенциального учителя для Жени. Пегая принюхивается, разделяя тревогу хозяйки. Впрочем, медли не медли, Викторию не остановить. Она уже на крыльце. Решительно колотит в дверь. Не дождавшись ответа, по-хозяйски ее распахивает.

– Сеня! Дружок! Чего не встречаешь? Катюнь, заходи. Сейчас мы его найдем. Вздремнул, небось.

Вика скрывается в доме. Катя переглядывается с собакой – кажется, немое общение с псиной превращается в привычку. Нет-нет, конечно же она не привязывается к Пегой, чушь какая! Просто…

Путаные Катины размышления прерывают испуганные причитания Вики: «Ой, да что же это, Сенечка, вставай, родной, эй, ты что, съел что-то? Ну-ка вставай!»

Катя торопливо вбегает в прихожую и сразу видит Арсения и Вику. Мужчина бессильно распластан на полу, судорожно дышит… вернее, сипит. Шея пасечника раздулась, а лицо белое, синева вокруг губ. Вика безуспешно пытается его посадить, вскидывает на Катю испуганные глаза. Куда делась решительная собранная женщина, пару дней назад руководившая тушением пожара? Сейчас перед Катей парализованная страхом баба, растерянно и бестолково причитающая над больным.

– Кать, это Квинке. Я знаю. Видела такое. Аллергия. Катька, он сейчас у нас тут окочуриться может. А телефоны не ловят же, Кать! Что делать? Кать, у нас тут даже врачей нет. Кать, Сенька же слабый такой.

Квинке… Наталья Михайловна однажды рассказывала Косте про какого-то больного с аллергией, что-то вроде этого, ему всегда гомеопатия помогала. По ее словам. Катя слушала вполуха тогда – она не верила в гомеопатию; вечные свекровины оды этой лженауке только раздражали. Но все же Наталья Михайловна – врач, заканчивала медицинский.

– Вик! Вставай! Быстро беги к нам. За Натальей Михайловной. Скажи – Квинке. Пусть возьмет нормальных лекарств! Нормальных только! Слышишь? Беги! Она – врач! Вика! Давай! Я дорогу не найду! Дай мне его, давай вот так прислоним, к стене…

Вика вскакивает, нелепо мечется по прихожей, бежит на кухню, зачем-то притаскивает стакан воды: дай ему! Катя вновь прикрикивает на запаниковавшую продавщицу, и Виктория наконец выскакивает из дома. Сквозь открытую настежь дверь Катя видит, как Вика бежит к лесу, спотыкается пару раз. Падает, встает. Бежит снова.

Боже мой, эта женщина совершенно дезориентирована.

– Пегая! Беги за ней! Приведи бабушку! Быстро!

Овчарка срывается с места, через мгновение скрывается в лесу следом за Викой.

Катя наклоняется над пасечником, мужчина силится что-то сказать, выдавливает из себя вместе с хрипом: «Приведи колдуна, колдуна, лисьего колдуна…»

Только этого ей не хватало.

От недостатка кислорода у пасечника начался бред.

Глава 21. …Натальей Михайловной

Как же, оказывается, ей не хватало этого…

Напряженное ожидание.

Облегчение.

Острое ликование.

Смиренное изумление чуду.

Наталья Михайловна уже начала забывать, какое счастье – видеть, как препарат попадает точно в цель.

Волшебство.

За полвека изучения гомеопатии она проштудировала сотни книг и статей, досконально разобралась в основополагающих принципах науки, сама воспитала десятки учеников, но так и не смогла избавиться от веры в магию подобных излечений. В прежние годы коллеги добродушно высмеивали мистицизм Натальи Михайловны: чудеса для колдунов, мы же имеем дело с классической медициной. Да, конечно.

Similia similibus curantur[1].

И все же.

Наталья Михайловна высыпает в полуоткрытый рот мужчины еще одну порцию препарата. Белые шарики падают на обветренный язык. Арсений смыкает губы. Неуверенно улыбается.

После приема первой дозы сульфура прошло всего пятнадцать минут, а отек шеи уменьшился почти в два раза, пациент перестал хрипеть, дыхание практически нормализовалось. Наталья Михайловна с удовлетворением отмечает, как теплеют пальцы рук бедолаги, телесные покровы восстанавливают свой естественный цвет.

Приступ купирован.

Не в силах сдержаться, она украдкой бросает взгляд на невестку. Катя выглядит растерянной и – да-да, Наталья Михайловна абсолютно в этом уверена! – восхищенной. Поймав на себе взгляд свекрови, Катя смущается, рассерженно встряхивает головой, стирает с лица невольный восторг,