ты как написал? Ну как тебя учить?

– Ученье – свет, а неученье…

– Антон!

– Жень, я не очень… это… у меня эта штука, что я плохо учусь. Но я завтра все выучу!

– Ладно. А куда Арсений Викторович пошел?

– Он пошел во двор. Сейчас в окно посмотрю.

Антон кое-как выбирается из-за стола и вразвалку ковыляет к окну. Прижимает лицо к стеклу так, что расплющивается нос. Женька смеется. Какой же он все-таки нелепый, ее огромный друг!

– Жень, учитель всех котят в коробку пересаживает. В другую коробку перекладывает. Маму-кошку не берет. Зачем он котят в коробку другую пересаживает, Жень?

– Не знаю. Подвинься-ка.

Женька торопливо подбегает к окну, оттесняет Антона. Арсений Викторович тщательно запаковывает большую серую коробку. Кошка бегает вокруг, ковыряет лапой картонные стенки. Учитель недовольно хмурится, раздосадованно морщит лоб. Женьке становится не по себе. Она распахивает окно, высовывается по пояс. Антон испуганно хватает ее за талию – беспокойный телохранитель.

– Арсений Викторович! А вы куда котят? Вы их зачем у Муси забрали? Она же нервничает! Хотите в курятник перенести?

– Не в курятник! Идите занимайтесь! Чего повскакивали?

– Арсений Викторович! А куда? Вы же не собираетесь их… Арсений Викторович!!!

Арсений Викторович смотрит на торчащую из окна Женьку устало и грустно. Качает головой.

– Женя, ну ты же взрослый человек. Это деревня. Кошки котятся по три раза в год! Ты должна понимать.

Женька часто моргает. Она не собирается плакать, просто часто дышит, прогоняя непрошеную влагу из глаз. Антон втаскивает ее обратно в комнату. Таращится растерянно и тревожно.

– Жень, ты что – плачешь? Женя, почему ты плачешь? Женя, я не понял, почему ты плачешь? Женя?

– Потому что! Он их утопить хочет! Понял?

– Как это утопить? За что? Не надо топить! Дядя Сеня! Не надо топить! Я сейчас. Подождите, я сейчас.

Громко топая, Антон устремляется в прихожую. В дверях сталкивается с пасечником, не успев затормозить, впечатывает его в стену. Арсений Викторович кряхтит, потирает ушибленный копчик.

– Ну-ка осторожнее! Так. Ну что вы тут за драму мне устроили? Оба. Думаете, мне хочется их в реку бросать? Но – как? Просто выкинуть, они от голода умрут, мучиться будут, это еще хуже.

– Я их заберу, дядь Сень. Я их заберу. Отдайте их мне. Не надо в реку.

– Антон, ну куда ты их заберешь? Мама твоя что мне скажет? Восемь котят!

– А мы их пополам разделим, Арсений Викторович! – Женька торопится озвучить внезапное решение, чтобы не испугаться, не передумать.

Страшно подумать, как мама будет ругаться, когда у них в доме окажутся кошки. Мама их терпеть не может, брезгует. Но их же собираются утопить! И потом. Если уж мама совсем раскричится, она попросит ее оставить котят только до возвращения Андрея, он-то точно приютит малышню в конюшнях. Правда, как просить маму, не произнося при этом ни звука, Женька пока не сообразила. Но что-нибудь придумает! Точно!

– Женя, у тебя дома папа болеет. И бабушка в возрасте уже. Не можешь ты с ними так поступить.

– Дядь Сень! Дядь Сень!

– Да, Антон.

– Жениному папе очень нужны котята. Я знаю. Очень нужны котята Жениному папе. Ему нужны котята. Очень нужны.

– Так! Стоп! Тормози. Это я уже усвоил. Не понял только почему?

– Женин папа слабый. Котята еще слабее. Женин папа начнет помогать котятам – станет сильным.

– Ого! Да ты философ, Антон.

Женька с гордостью смотрит на своего друга. Переводит взгляд на притихшего учителя. Говорит торжественно:

– Арсений Викторович, Антон прав. Вы сами мне говорили: уча другого, научишься сам! Говорили?

– Это не совсем то… Но вы, конечно, очень настойчивые ребята.

И вот довольные Женька с Антоном уже вышагивают по заросшей лесной тропе. Антон почти без напряжения несет большую серую коробку, в которой мяукают семь котят. Восьмого несет Женька. Рыжая головка любопытно высовывается из-за ворота ее ветровки. Эта неугомонная рыжая с первого дня знакомства стала Женькиной любимицей. Чтобы отделаться от страха перед реакцией домашних, Женька вспоминает, как она первый раз возвращалась из дома Арсения Викторовича.

…Пасечник настоял, чтобы они забрали яйца, «сбереженные специально для них Святой Лисицей, нашей Госпожой». Так что маме с бабушкой пришлось тащить сквозь кусты и тяжеленную корзину с хрупким содержимым, и абсолютно пьяненькую маму Антона. Женьке оставалось лишь раздвигать перед ними ветки да иногда подставлять плечо шатнувшейся в сторону продавщице. Тетя Вика всю дорогу задорно голосила песню собственного сочинения:

Был в деревне лишь колдун, лишь колдун, лишь колдун…

Бубном он гремел своим, лишь своим, ох, своим!

А теперь еще есть врач, да, есть врач, у нас есть врач!

Гоме-патией богатч! Да, богатч! Ура! Богатч!

Мама с бабушкой выразительно переглядывались и негромко посмеивались.

– Богатч… Боже мой!

– Так набралась. Когда успела-то? Я так и не поняла. За мной прибежала совершенно трезвая. И крайне испуганная. По-моему, нашей Виктории этот пасечник очень-очень…

Бабушка оборвала себя на полуслове, покосилась на Женьку. Та, конечно, поспешила ответить бесхитростной улыбкой. Но мама с бабушкой больше так и не вернулись к увлекательному разговору про чувства Тошкиной мамы.

Зато обсудили кое-что поважнее.

– Наталья Михайловна…

– Да?

– Получается, вы сегодня и правда помогли Арсению.

– Так бывает, Катюш.

– Я хотела сказать, может быть… Ну просто… Вы все-таки давайте Косте эти ваши шарики.

Женька едва не споткнулась в эту секунду, затаила дыхание. Происходило что-то невероятное. Ее мама сама просила бабушку лечить папу гомеопатией. Мама! Которая никогда не была способна удержаться от колкости, если при ней заходила речь про бабушкину науку. «Лже-на-у-ку», – презрительно протягивала мама обычно.

– Хорошо, Катюш. Ты знаешь, бывают совершенно удивительные результаты… А давайте-ка, девочки, слегка передохнем. Вон дерево какое удобное лежит. Присядем. Подышим. А? Вика, милая, садитесь! Певунья вы наша.

Женька мнется у порога своего дома.

Они с Антоном уже были в магазине. Тетя Вика возмущалась громогласно, но совсем недолго. Дала затрещину Антону, отвесила ощутимый щелбан Женьке. Потом минут десять увлеченно тискала всех котят по очереди. В итоге ворчливо заявила: спасибо, что хоть не восьмерых мне притарабанили на проживание, неси-ка, Женек, остальных маме, как и собиралась, Катюхе полезно с живностью повозиться.

Так что надо решиться. Она спасает живых существ! Благое дело, как бабушка иногда говорит. Главное тут – смелость!

Женька приоткрывает входную дверь, прислушивается. Тревожный мамин голос, грустный – бабушкин. Слов не разобрать.

Наберешь в легкие воздух, встряхнешь головой для решительности, вбежишь на кухню…

– Жень, это ты?

В прихожую выходит мама. Без какого-либо выражения смотрит на копошащихся в коробке котят. Поднимает глаза на Женьку. Мама выглядит такой уставшей и несчастной, что Женьке хочется заплакать. Да не нужны ей эти котята, если маме так грустно, пусть другие их спасают. Ну правда!

Женька склоняется над коробкой, чтобы поскорее унести ее из дома. Но тут появляется бабушка.

– Котята? Это ты у учителя их