Они только пугаются музыки.

– Фома музыку разумеет, а Ерема плясать умеет.

– Ой, Тоха, хватит тебе! Это здесь ни при чем!

– Не вся та музыка, что звучит?

Женька уже не слушает своего приятеля. Все внимание девочки приковано к белой кобыле. Отключив связь с реальностью, влюбленно разглядывает Фортуну.

Мелкая – вылитая ты в детстве, да? Также забывает про окружающий мир, стоит рядом зафыркать лошадям.

– Хочешь почистить ее, Жень?

– Очень. А можно?

– Да. Вот, возьми скребок. Я круп не доделал. И копыта. Помнишь, как я тебе показывал? Антон, дружище, а давай мы с тобой пока остальному зверью зерна натаскаем? Подсобишь? Мешки – во втором стойле. Принеси, будь другом, богатырь ты наш.

Довольный Антон поспешно уходит – лицо парня сияет от ощущения собственной значимости. Прислонившись к балке, Андрей задумчиво рассматривает увлеченную Женьку. Миниатюрная копия мамы. Разве что нос чужой.

Чужой? Это он гениально сейчас подметил, ничего не скажешь! Не чужой нос у Жени. Костин. Папин.

– Жень?

– А?

– Я заметил, что ты с мамой своей не разговариваешь. Есть такое? Или показалось?

Скребок так и не опускается на спину Фортуны – Женька замирает, съеживается от его вопроса. Опускает голову, прячет глаза. Несчастный нашкодивший щенок в ожидании неминуемой ругани. Да что же там произошло? Что могла натворить десятилетняя малышка (ну или сколько там ей лет?), что никак не оправится от чувства вины!

А он тоже хорош! Хотел же узнать как-нибудь дипломатично, исподволь, а сам рубанул с плеча, напугал ребенка. Андрей досадливо морщится. Судорожно пытается подобрать правильные слова.

Но Женька вдруг поднимает голову и еле слышно говорит:

– Я сломала папу.

– Ты – что сделала?!

– Сломала папу. Андрей, я никому не говорила, но папа не ходит больше из-за меня. Я громко крикнула, а он сломался. И я боюсь… – голос девочки срывается, какое-то время она не может продолжать, пытается справиться со слезами. Андрей молчит, внутренне молится, чтобы Антон подольше не возвращался: малышке необходимо выговориться. Женя резким движением вытирает глаза, выплевывает скороговорку: – И я очень боюсь, что мама – тоже. Если я заговорю, мама тоже. Заболеет. А мама хрупкая, она может совсем заболеть. Совсем. Понимаешь? У меня какой-то неправильный голос, люди ломаются. Я так по маме соскучилась, так соскучилась!

Женька больше не владеет собой: из горла девочки вырываются хриплые рыдания. Она утыкается мокрым лицом в гриву Фортуны, судорожно обхватывает руками белую шею. Плачет. Кобыла тревожно прядет ушами, но стоит неподвижно, осторожно косится на несчастного ребенка.

А ты?

Ну что же ты?

Утешь ее! Ты же взрослый, объясни девочке, что она ни в чем не виновата! Давай же!

Странный умственный паралич охватывает Андрея. Беда ребенка столь обширна и при этом нелепа, что он не понимает, какими аргументами оперировать. Боль Жени обездвижила его, лишила речи.

Как такое вообще могло прийти девочке в голову?

И почему, кстати, она продолжает разговаривать, например, с бабушкой?

Андрей открывает рот, чтобы задать этот вопрос, ну или хотя бы хоть что-то сказать, но в конюшню заходит Антон. На его спине огромный мешок с зерном, который он, увидев рыдающую подругу, тут же скидывает на пол.

– Женя! Женя! Не плачь! Женя! Женя! Кто тебя обидел? Женя, ты ударилась? Женя! Женя!

Испуганные крики Антона возвращают Женьку в реальность. Девочка выпрямляется, пытается кистью вытереть глаза, нос. Бормочет сквозь всхлипывания:

– Тошка, не волнуйся, я просто локтем стукнулась.

– Локтем стукнулась? Покажи, Женя! Очень больно? Надо подуть. Мне мама всегда дует! Дай я подую, Женя!

– Да все нормально уже.

– Тогда надо для тебя что-то хорошее сделать, ты сразу станешь веселой.

Антон крутит головой по сторонам, деловито выискивая хорошее для Женьки. Неожиданно его лицо расцветает торжествующей улыбкой.

– Дядя Андрей, надо Женю на лошади прокатить сейчас. Она это больше всего хочет. Женя утром говорила, что больше всего хочет на лошади кататься. Да, Женя? Дядь Андрей, вы Жене дадите лошадь – и у нее сразу локоть пройдет!

Огонек интереса вспыхивает в зареванных глазах девочки. Женя смотрит то на Антона, то на Фортуну. Потом, наконец, встречается глазами с тобой. Робко приподнимает уголки губ.

Вот так-то.

Переросток с умственным отставанием справился сейчас гораздо лучше тебя, успешный ты наш бизнесмен. Не стыдно?

Андрей безропотно подходит к стеллажам, снимает седло, попону. Идет к белой кобыле. Катя бы его сейчас убила, она совершенно четко запретила ему подпускать Женю к лошадям. Но Кати здесь нет, а ее дочь несчастна.

Неожиданно в душе Андрея поднимается волна злости на Катю. Галопа она боится, видите ли! Барьеров! Да она дочь родную почти проворонила! Это вообще-то дело матери – разобраться, почему вдруг замолчал ребенок! Он посторонний человек! В конце концов! Не его дело разгребать эту Санта-Барбару!

Андрей седлает Фортуну, аккуратно подсаживает Женьку, передает повод замершему в ожидании Антону. Парень крайне осторожно выводит из конюшни лошадь, на которой восседает его драгоценная наездница.

За Женьку можно не волноваться. Ее охраняют надежно.

Точнее, не стоит переживать за Женькино физическое состояние. Что же касается души девочки…

Андрею хочется завыть.

Андрею нужен совет. Желательно женский. Желательно умный.

Проводив через пару часов своих не особо-то званых гостей, Андрей садится на квадроцикл и едет в магазин. К Виктории.

– Андрюха, какими судьбами! Я уж думала – все. Забыл дорогу к старой подруге! Неделю как торчишь в деревне – мне разведка донесла! – а носу не кажешь. Не стыдно, милый мой?

Вика ловко набрасывает на стол неожиданные закуски: банку вареной сгущенки, пять сваренных вкрутую яиц, пачку майонеза и банку зеленого горошка. Поймав недоверчивый взгляд Андрея, она демонстративно берет с полки коробку английского печенья, громко шлепает ее в центр композиции.

– А чего ты хотел? Что есть, тем и угощаю. Ты, знаешь ли, не предупреждал о визите. Так что чем богаты, как говорится.

– Вика! Не прибедняйся. Ты владелица продуктового магазина. Напоминаю, я все твои поставки знаю, если что. Сам тебя с Егоровым сводил.

– Э, браток! Ты бизнес с моей домашней жизнью не смешивай! Ты к кому пришел? В магазин или домой к Викочке, в гости? А? Вот то-то же… Раз к Викочке, то она тебя сейчас вкусной такой наливочкой угостит, на которую в магазине-то лицензии нет.

Андрей усмехается, наблюдая, как Вика вытаскивает из верхнего ящика пузатую трехлитровую бутыль с мутной жидкостью. Клевая все-таки баба эта Виктория. Нахлебалась по жизни, но ведь не озлобилась. Держится. Андрею нравится ей помогать, восхищает Викина сметливость и острый язык. Жаль только, что закладывает.

Вика наливает себе и Андрею по полному стакану.

Чокаются.

Андрей опрокидывает в горло огненную жидкость. Сразу же теряет способность получать кислород. Да что это за пойло? Сколько тут градусов вообще? Андрей прокашливается, восстанавливая дыхание. Пытается сохранить подобающий мужчине уверенный вид. Вика довольно хихикает.

– А что, Вик, может,