отходит к окну.

Забавно, как же сильно, оказывается, тебе хотелось произвести впечатление на жену сына! Удивить именно своим талантом врача. Доказать…

Какое ребячество, не правда ли? Право, смешно. Да и случай-то, признайся, хрестоматийный: аллергия, Квинке, сульфур. Выигрышный случай попался, прямо скажем.

Но ведь в результате получилось главное – ты смогла ее удивить, да?

Успела-таки. Во всех смыслах.

Что же касается Вики и увязавшейся за ними Женьки, то эти присяжные заседатели не скрывают ликования. Внучка улыбается от уха до уха, а Виктория…

– Натальюшка вы моя Михайловна! Гениальная вы наша! Это как же вы так? Вы же врач великий! Вы знаете? Он же умирал тут час назад! Я теперь всем расскажу! Это же надо в газетах такое писать!

Не переставая возбужденно голосить, Виктория сгребает Наталью Михайловну в объятия. Будто пушинку. Страстно прижимает к своему роскошному бюсту.

– Вика, Вика! Вы меня задушите. А мне вашему пасечнику еще третью дозу давать.

– Все-все! Отпустила. Я с вас теперь пушинки буду сдувать! Клянусь! Катька, иди сюда. Хватит в окно таращиться. Панихиду наш доктор отменил! Все живы! Да, Сенюшка?

Наталья Михайловна смеется.

Греется счастьем момента.

Каждое новое выздоровление – часть искупления.

Так?

Гомеопатия далеко не сразу стала частью ее профессиональной жизни. Больше десяти лет Наталья Михайловна училась на традиционного врача – аллопата, как принято теперь говорить в ее среде. Закончив факультет лечебного дела, два года «трубила» ординатуру по хирургии. Затем муж посоветовал специализироваться на нефрологии. Она не спорила – в те годы тщеславие значительно перекрывало умение прислушиваться к себе. А впрочем, ей вполне нравилось: редкая специализация, интересные случаи, блестящая карьера впереди. Муж – главврач. Опять-таки.

Ксюша была одной из ее первых пациенток. Пастозные отеки не до конца скрывали нежную хрупкость девушки. Она была именно Ксюшей, Ксюшенькой, милой, доверчивой, юной, никак не Ксенией. Потерянная и напуганная, на врача Ксюша смотрела с надеждой: готовая выполнить любые назначения, услышать любой диагноз. Эта покорная вера дублировалась и в глазах Ксюшиной мамы, тихой уставшей женщины, истощенной страхом за дочь. Казалось, ни Ксюшу, ни ее родных, регулярно навещавших в больнице свою любимицу, не смущало отсутствие особой разницы в возрасте между больной и ее лечащим врачом. Вежливые, интеллигентные люди. Молодой ординатор была крайне признательна им за корректность.

В конце одного из приемов Ксюша стыдливо съежилась под огромным толстым свитером, невольно выдав свой стыд: толстое тело, незнакомая белесая кожа, чужеродная неловкость. Тяжелая пряжа была призвана скрыть уродство болезни. Камуфляж не сработал. Наталья рванулась к девушке всем сердцем, в ту секунду узнав в ней будущую подругу.

Диагноз установили быстро: гломерулонефрит, весьма неприятное аутоиммунное заболевание почек, бессмысленная борьба организма с самим собой. Протокол предполагал единственно возможный вариант лечения. Гормональная терапия: ударные дозы в первый месяц, постепенное снижение в последующие. Ксюша застряла в больнице. Ее старший брат сумел оплатить одноместную палату, мама принесла из дома электрический чайник, торшер и желтый плед. У Натальи Михайловны выработалась привычка откладывать обход Ксюшиной палаты напоследок.

Часто долгие беседы девушек вовсе не касались медицины.

Побочные эффекты лекарства были известны Наталье Михайловны по учебникам: синдром Кушинга, снижение толерантности к углеводам, ЭКГ-изменения, делирий. Термины, термины, термины.

Ксюша проживала их в реальности: ключицы и подбородок заплывали бесформенным жиром, на лбу и щеках разбивали гнезда уродливые прыщи, по утрам как ненормальное колотилось сердце.

Что касается делирия… Ежедневно в шесть утра Ксюша проглатывала двенадцать маленьких белых таблеток, обреченно забиралась с ногами на кровать, приваливалась спиной к холодной стене, замирала в ожидании. Проходило ровно двадцать минут – и потолок неумолимо опускался на девушку, спрессовывал пространство, выжимал воздух из ее испуганных легких. Ксюша лениво и привычно включала мысли о доступном всем живым избавлении. Ничего серьезного, лишь игра в допущения.

Выходных не подразумевалось.

Уснуть было невозможно.

Но часа через три все проходило, реальность принимала знакомые очертания. К вечернему обходу Ксюша была в норме: улыбчивая, кроткая, дружелюбная. Любимая Натальина пациентка. Подруга.

Девушки заваривали чай, хихикали невпопад, иногда Наталья Михайловна, посмеиваясь, рассказывала о своем детстве и наивном деревенском ухажере. Ксюша ее иронии не верила. Наталья была ей за это благодарна.

Лекарство подействовало, почки перестали убивать свою хозяйку, дозу препарата начали снижать. Наталья расписала график выхода из терапии. Через тринадцать месяцев предполагалась «сползти» до одной таблетки в день. Затем – отменить полностью. Ксюшу выписали домой, обязав еженедельно показываться лечащему врачу.

Жизнь потекла своим чередом.

Ксюша была счастлива.

Через десять месяцев, когда доза препарата снизилась до трех таблеток в день, анализы Ксюши вновь испортились. Отводя глаза, Наталья Михайловна объясняла своей подруге, что, видимо, это было не излечение, а лишь ремиссия. Курс «гормонов» надо начинать сначала. Их общая задача – растянуть время ремиссии.

Ксюша попыталась улыбнуться.

Наигранно бодрясь, они запустили новый виток.

За пять лет Наталья Михайловна провела своей подруге четыре полных курса терапии. Схема неизменно повторялась: несколько месяцев больницы – выписка – снижение дозы до двух-трех таблеток – возврат болезни.

К концу пятого года лечения Ксюша влюбилась. Ворвавшись в кабинет наперсницы-врача, она взволнованно тараторила о предложении выйти замуж, своем согласии, мечте о детях и белой собаке. В руках Наталья Михайловны дрожал лист с последними анализами девушки.

Ксюшина врач давно перестала быть наивным оптимистичным ординатором. Теперь она числилась заведующей отделением нефрологии. Гломерулонефрит оказался частым гостем в их палатах. Так что Наталья Михайловна смирилась со статистикой: поддерживающая терапия – вот о чем в девяноста девяти случаях у нас идет речь.

Не выздоровление. Нет.

В тот день она сказала Ксюше о необходимости начать новый курс; о строжайшем запрете на вынашивание ребенка; о перспективе пожизненного лечения.

Через пару минут Ксюша послушно кивнула головой.

Через три дня безропотно легла в больницу, начала принимать лекарство согласно знакомому графику.

Через неделю – покончила с собой. Утром.

Де-ли-рий.

А через полгода в кабинет Натальи Михайловны зашел мужчина, жаждущий рассказать, как он вылечился от хронического гломерулонефрита с помощью гомеопатии.

Лженаука, да. Полный бред, безусловно. Опасное плацебо…

Но – в память о своей улыбчивой подруге – Наталья Михайловна должна была хотя бы попытаться разобраться в том, что он говорил…

– Вот спасибо! Кажись, полегчало. Что это за чудо-антибиотики вы в меня всыпали?

Придерживаясь за стенку, пасечник встает; доходит до ближайшего стула, с удовлетворенным выдохом садится, приваливается к вогнутой спинке. Вокруг него тут же начинает суетливо порхать Виктория. Наталья Михайловна с недоумением наблюдает за изломанной траекторией беспорядочных метаний продавщицы. Вика безусловно пьяна. Совершенно непонятно, как ей удалось прийти в такое состояние: женщина постоянно была рядом с ними, волновалась за своего Арсения, но теперь еле держится на ногах.

А, вот уже и не держится. Вика неловко плюхается на промятый диван, опускает голову на грудь и внезапно для всех