вас сейчас ранняя стадия. Возможно, вы еще несколько лет будете жить почти полноценной жизнью, но бывает и по-другому. Лучше быть под присмотром семьи.

– Да-да, я понимаю.

Возвращаясь из больницы в Лисичкино, Виктор Николаевич твердо знал, что должен избавить от себя Сеньку. Дело не казалось особо мудреным – любой ссоры достаточно. С сыном у Виктора Николаевича отношения никогда особо не складывались. Хотя – любил, любил: затаивал дыхание над люлькой, с улыбкой любовался ловким восьмилетним пацаненком, позже гордился сообразительностью юноши.

Но уж очень разные они были – рассудительный деревенский учитель и его шустрый предприимчивый мальчишка. Сенька бесконечно проворачивал какие-то детские аферы, дружил со всеми деревенскими, что-то продавал-перепродавал. Виктор Николаевич не понимал ни сленга его, ни его устремлений. Отцу с сыном требовалась разная окружающая среда: тишина библиотеки – одному, ярмарочный гомон – другому; разговоры не складывались; терялось общее.

Так Сенька и вырос – почти чужой мужчина с твоими глазами и ушами.

Чужой, чужой.

Виктор Николаевич не сомневался: Сенька моментально превратится в чуткую любящую няньку, случись что с его родным отцом. Растворится в умалишенном.

Допускать этого нельзя. Последние годы в альцгеймере страшны. И Сени в них не будет.

Даже взрослыми детьми родители манипулируют весьма успешно: на ладони все болевые точки – знай надавливай. Виктор Николаевич легко поссорился с сыном. Уже через пять дней Сеня навсегда уехал из дома, так и не узнав о диагнозе отца.

Огромный актерский успех. Аплодисменты.

В обрушившейся тишине дома Виктор Николаевич сел писать карточки со словами.

А через год в Лисичкино вернулась Наташа…

…Катя сказала сегодня утром: «Мы с Натальей Михайловной решили, что вам пока надо жить у нас, в доме куча комнат простаивает, даже разговаривать не о чем, а со временем и дом отстроим, все хорошо будет, увидите».

Конечно, он хотел возразить, но как-то устал, потерялся. Глупо пошевелил губами в ответ.

Подошла Наташа, обняла за плечи: «Виктор, с Катюшей лучше не спорить, оставайтесь, пожалуйста, заодно поможете нам, женщинам, по хозяйству».

Остался.

В конце концов, он еще не немощный старик, будет рубить им дрова, носить воду.

Пусть так.

Хотя бы – так.

Господи, позволь мне успеть понять, когда я буду должен их покинуть!

Глава 19. Катя

Желтые глаза собаки гипнотизируют Катю. Псина стоит совершенно неподвижно, не моргает даже. Хвост прилип к задним лапам. Замерший кусок мышц и шерсти. Дышит ли? Катя трет лоб, пытаясь избавиться от ощущения, что взгляд животного физически ввинчивается ей в мозг.

Нет ничего доброго в этой игре в гляделки. Всем известно, что прячется за мягкими губами собак. Ни в какую дружбу «собака – человек» Катя не верит.

Странное животное. Похожа на овчарку, но какая-то тощая, низкая. Длинная черная морда. Катя не интересуется породами, но, вроде, таких овчарок-недокормышей называют малинуа. Собаки-роботы. Полицаи. В прежней жизни Женька мучила ее бесконечными альбомами с фотографиями разнопородных псов. Волей-неволей пришлось запомнить, кто как выглядит.

За последний час Катя убедилась, что в любую секунду собака готова к движению. Стоит шевельнуться, сделать шаг в сторону – овчарка моментально переместится в пространстве, отзеркалит Катю. Абсолютная синхронность.

Угрожающе это все. Идеальный четвероногий убийца решил стать ее тенью. Великолепно!

– Отстань от меня. Иди отсюда!

Катя вновь пытается обойти собаку, делает неуверенный шаг вперед. Овчарка незамедлительно перемещается к Катиной правой ноге, замирает, почти касаясь бедра, поднимает морду. Глаза в глаза.

Кате страшно, но надо признать: эта тварь пока вроде не собирается ее есть. Уходить, впрочем, тоже не планирует.

– Ладно, давай играть по твоим правилам.

Катя медленно идет в сторону калитки. Собака – рядом, шаг в шаг. У забора Катя останавливается. Псина тут же садится, едва ощутимо прислоняется к ноге. Задирает острую морду под идеальным углом.

Катя отодвигает щеколду.

– Давай! Уходи! Пошла вон!

Отлично. Кажется, теперь животное смотрит на нее с укоризной.

Катя оставляет калитку открытой, осторожно разворачивается, намереваясь вернуться к дому. Примагниченная собака ухитряется ни на сантиметр не изменить свое положение относительно Катиного тела. Труси́т справа, ловит Катин взгляд.

– Да что мне с тобой делать! Надоела! Сядь уже!

Собака с разлету наталкивается на невидимую стену, резко бросает задницу на траву, замирает. Идеальный стоп-кадр.

Ого. Кажется, сработало.

Катя и собака вновь таращатся друг на друга. Неожиданно Катя ловит себя на абсолютно ребяческом желании ткнуть в собаку пальцем – настолько окаменевшим выглядит это тощее черно-рыжее тело.

– Я тебя что, заколдовала нечаянно, что ли? Эй? Псина?

Катя смеется – нервная разрядка, последние несколько суток кошмарные задались, ничего не скажешь. Да какие там сутки, почти полгода ада. Есть от чего захохотать.

– Ладно, ты это… Оживи… Или как там? Вольно! Ко мне? Ох, это я зря сейчас.

Катя обреченно наблюдает, как овчарка прилепляется к ее правой ноге.

– Господи, она бы хоть пульт управления от тебя оставила!

Сегодня днем, когда Катя пыталась, без особого успеха, починить колодезный рычаг, к ним на участок пожаловала Анна. Катя не видела соседку со дня пожара, но знала, что привычный ритм жизни собачниц мало-помалу восстанавливается. То и дело с их двора доносились бодрые звуки команд, круглосуточно звенела задорная перекличка лая.

Анна явилась не одна. Рядом с ней вышагивала хмурая псина устрашающего вида. Чтобы пропустить решительную парочку, Кате пришлось попятиться от калитки. Анна недовольно кивнула Кате – наверное, поздоровалась. Ни слова не объяснив, стала методично обходить двор: сначала вдоль забора, потом зигзагами по всему участку. Периодически женщина останавливалась и что-то негромко говорила сопровождающей ее псине. Собака слушала внимательно, разве что не кивала в ответ.

Катя ошеломленно наблюдала за происходящим. Было очевидно, что ее присутствие ничуть не мешает загадочному Анниному предприятию. Начиная злиться от непонимания, Катя демонстративно покашляла. Анна лишь предупреждающе вскинула в ее сторону руку: не мешай, мол, подожди. Так продолжалась минут десять.

Просканировав, наконец, двор, Анна с собакой стремительно направились в Катину сторону. Катя рефлекторно вжалась в забор: овчарка скользила по траве на полусогнутых лапах, явно готовясь к атаке.

– Аня, объясните, что происходит? Зачем вы привели собаку? У нас ребенок. А собака ваша явно агрессивная. Может…

– Она идеально обучена на защиту.

– Я все равно не понимаю.

– Ты спасла Джерси.

– Все в порядке. Вы не обязаны меня благодарить.

– Слушай, девочка. Я не спасибо тут пришла озвучивать. Я Пегую привела. Она лучшая у меня. Три года дрессировала. Пегая – это хозяин. Хозяин. Служить!

– Что?!

Овчарка шагнула к Кате, обнюхала ее колени,