Шрифт:
Закладка:
– Сгораю от любопытства, – сказал он, жуя остывшую вязигу.
– Мистер Джером напишет новый роман. Угадай, о чём?
– «Как я с переводчиком провалился в Неву».
– Фу, Пухля, ты просто завидуешь. Нет, он напишет о посещении петербургских катков, где самым лучшим станет каток Юсупова сада, на который я получил… – Тухля вовремя остановился, чтобы не проболтаться о некрасивом поступке и окончательно не запутаться во вранье. – Про каток Общества любителей бега на коньках. Думаю, название будет: «Как я катался на русских катках». Вся Европа, Америка узнают, какой замечательный каток Юсупова сада, и захочет побывать. Imprimatur! [35] Ты представляешь, какие перспективы откроются?
Ванзаров видел перспективу: кусок пирога заканчивался, а голод нет.
– Сколько мистеру Джерому заплатили за рекламу?
– Что ты, Пухля! – возмутился друг. – При чём тут деньги? Писатель должен проникнуться духом нашего катка, написать искренно, от души, с юмором. Иначе нельзя.
– Возможно, ему понравится другой каток.
– Невозможно! – Тухля источал уверенность.
– Если писателю не заплатят, напишет, что в голову взбредёт.
– Рядом с ним я! – Тухля ткнул себя кулаком в грудь и чуть не свалился с дивана. Что пошло бы на пользу. – Я направлю его творческую мысль в нужное русло. Do ut des [36], так сказать.
– За сколько тебя наняло Общество?
Тухля не сразу нашёл что ответить.
– При чём тут деньги! – всё-таки придумал он. – Я служу за идею.
– То есть даром. – Ванзаров подобрал крошки пирога, свернул бумагу и метким броском отправил в ведро.
– Ты слишком меркантилен, Пухля, только о деньгах и думаешь.
Сняв пиджак и галстук-регат, Ванзаров повесил их в шкаф, в одной сорочке подошёл к окну. Распахнул форточку. Ворвался ветер. Тухля заскулил, что замёрзнет. Жалобы остались без внимания.
Подставив лоб морозному воздуху, трепавшему соломенный вихор и кончики усов, Ванзаров смотрел на чёрный сад. Казалось, там, в темноте, над спящим льдом носятся тени, как неуспокоенные души. Сквозь уличный шум донёсся вой собаки. Будто пророча чью-то судьбу.
Ванзаров не замечал холода. Он бродил в мыслительных дебрях.
Там, где скрывалось тёмное будущее.
Фигура 3
1 февраля 1899 года, понедельник
Тройка
Характерным элементом в тройке является поворот. Для исполнения всякого поворота тело должно подвергнуться предварительной подготовке путём поворачивания корпуса в ту сторону, куда затем повернётся конёк. В тройках поворот проще и легче, чем во всех других фигурах, потому что вторая часть тройки есть такая же дуга, как и везде, и должна быть исполнена в известном направлении и известной величины, а для этого после поворота тело должно оказаться в положении голландского шага. Между тем при повороте тело получает довольно быстрое вращательное движение в сторону закривления, поэтому вторая дуга закривляется гораздо сильнее, чем это нужно, и фигура не удаётся.
Панин Н. А. Руководство к изучению катания на коньках. СПб., 1898
29
Ночь напролёт мучила совесть. Подлая не давала спать, дёргала, теребила, подталкивала. Тухля ворочался, отгонял назойливую, убеждая себя, что поступил исключительно правильно и даже справедливо. Мучительница не думала отставать, дёргая за ниточки души. Для успокоения Тухля размышлял над причинами равнодушия друга к исчезновению пригласительного билета. Слишком безразлично принял Ванзаров потерю. Неужели пропал интерес? Или только делает вид? Эту мысль Тухля счёл верной потому, что разбирался в людях, особенно в женщинах, а уж Пухлю видел насквозь, как рентгеновскими лучами. Милое заблуждение стоило ему отцовского наследства. Но лишь окрепло с годами.
Под утро Тухля решил, что молчание недостойно истинного римлянина, надо откровенно объясниться, поставить все точки над всеми «i» и будь что будет. Выгонит – значит, не друг Ванзаров более, а недруг он, раз обиделся на такой пустяк. Так и запишут на скрижалях истории.
Собственная храбрость воодушевила, Тухля провалился в глубокий сон. Когда очнулся, обнаружил два происшествия. Приятное и ужасное. Начнём с приятного: Ванзарова не было. Ушёл рано и тихо. Значит, откровенный разговор откладывался. Второе означало катастрофу: часы показывали без четверти десять. Вчера за обедом они условились с мадемуазель Жаринцовой встретиться у решётки Юсупова сада. После трёх бутылок шампанского она осмелела настолько, что отказалась лечить голос, хотя говорила на манер отъявленного пирата. Она обещала привести мистера Джерома к катку. Чтобы не беспокоить господина Тухова. А господин Тухов бессовестно проспал.
Тухля метнулся к окну, ожидая увидеть замёрзших писателя с переводчицей. Тротуар около сада был девственно пуст. Одинокий прохожий проследовал, да городовой топтался посреди Большой Садовой. Они опоздали. Какая удача!
От окна Тухля метнулся к шкафу, выхватил чистую ванзаровскую сорочку, ловко и сразу застегнул ванзаровский галстук-регат, влез в брюки, жилетку и пиджак. От шкафа Тухля метнулся к двери, влез в своё пальто за отсутствием ванзаровского, метнулся на лестницу, метнулся обратно, вспомнив, что забыл запереть, снова метнулся к ступенькам, пронёсся по ним мячиком, выскочил из ворот и метнулся через улицу, рискуя оказаться под санями и копытами. У ворот сада метания кончились. Он дышал загнанной лошадью и озирался, как гладиатор, ждущий льва. Знаменитый писатель опаздывал. А ещё англичанин, называется. Тухля смог перевести дух. И даже поправить котелок, съехавший на затылок.
– Прошу прощения.
Тухля обернулся. И онемел. Даже забыл снять головной убор, как требуют правила вежливости. В этот раз оплошность была извинительна. Перед ним стояла барышня в тёплом жакете, отороченном мехом, в шерстяной юбке, с милой шапочкой-пирожком на голове. Так выглядит приходящая учительница или горничная из приличного дома. Или служащая с телефонной станции. В общем, скромная барышня, зарабатывающая на жизнь честным и тяжёлым трудом. А не лёгким и бесчестным. Тухле она показалась прекрасней статуи обнажённой Афродиты, вырезанной Праскителем из мрамора. Это была она. Та самая. Мечта всей его жизни. За которой он бегал, как за тенью. Наконец Тухля опомнился и сдёрнул котелок.
– К вашим услугам, мадемуазель, – ответил он с коварством соблазнителя. Хотя голос не слушался.
– Видела вас на Варшавском вокзале, когда встречали мистера Джерома. Кажется, вы взялись помочь мадемуазель Жаринцовой с переводом – Она говорила уверенно. Можно сказать, официально.
– Именно так-с. – Тухля добавил «с», как приказчик. А привычки такой не имел.
– Наденьте котелок, простудитесь на морозе.
Тухля повиновался.
– Настасья Фёдоровна Куртиц, – сказала она и протянула ручку в тёплой варежке. – Мой отец оплатил визит мистера Джерома, что вам известно.
Как драгоценность, Тухля тронул кончиками пальцев варежку.
– Ванзаров, – брякнул он не пойми с чего. Вероятно, мозги все-таки проморозил. – Служу, так сказать, тоже…
В лице