– Знакома эта марка?

– О, толстый «Упманн»! Откуда у вас? – спросил Фёдор Павлович с завистью.

– Одолжился у брата, – ответил Ванзаров. Про сигары в платяном шкафу знать не полагалось.

– Ваш брат занимается торговлей табаком?

– Служит в МИДе. Подарок с Кубы. А вы где берёте?

– В сигарном магазине Фейка на Невском. Они этой маркой торгуют. Может, уступите?

– Не могу.

– Хорошую цену дам. Двадцать рублей.

– Прошу извинить.

– Пятьдесят!

– Сожалею.

– Сто!

За сигару – чуть меньше месячного жалованья чиновника сыска. Выгодная сделка.

– Подарок брата, не могу, – сказал Ванзаров, пряча сигару. – Собачка ваша неугомонная.

Куртиц нахмурился, будто не слышал далёкого тявканья:

– Какая ещё собачка?

– Старший садовник держит. Публика не жалуется?

– Ах, эта… Кузькина мать… Нет, она добрая псинка, умная: еду берёт с рук. Я свободен?

– Ваша комната для переодевания опечатана. Прошу не заходить.

– Слушаюсь, господин сыщик! – Куртиц приподнял цилиндр и направился к дальнему берегу катка.

– А вы загадка…

Ванзаров обернулся. Между ярким пёрышком и пушистым воротником блестели карие угольки. Дама изучала незнакомого господина с откровенным интересом. После тренировочных забегов она осталась на катке.

– Вы полагаете?

– Вижу вас впервые, а вы на равных с господином Куртицем и Срезовским, Иволгин перед вами спину гнёт, полицию, как собачку, при себе держите. Кто вы?

– Угадайте.

– Боюсь ошибиться. С мужчинами это часто случается.

Вела она себя со смелостью женщины, перешагнувшей тридцатилетний рубеж. Яркая внешность, хорошая речь, чуть развязная манера могли обмануть и вскружить голову. Менее стойкого мужчину, чем чиновник сыска. Мгновенный портрет отметил кое-какие знакомые детали. Чем мадам зарабатывает на жизнь, было очевидно.

– Вам есть чего бояться?

– Только равнодушия, – ответила она, чуть поведя плечиком. Ветерок играл пушинками воротника. – Так кто же вы?

В запасах имелась старая легенда о владельце золотых рудников Манчжурии. В этот раз она была ни к чему.

– Ванзаров, – ответил он.

– Ванзаров, – повторила она, будто пробуя на вкус. – Слышала эту фамилию. А да, ваш однофамилец служит в каком-то важном министерстве?

– В МИДе служит мой старший брат, – ответил он. То, что Бориса Георгиевича знала эта дама, вызывало вопрос, которого младший категорически не хотел касаться. Пусть идеальный образ умного старшего брата останется неприкосновенным. Может, мадам ошиблась. Спутала фамилию.

– Адель Дефанс. – Ему протянули ручку в перчатке тонкой кожи.

Ванзаров отделался поклоном.

– Чем занимаетесь, господин Ванзаров? Ах, простите мою нескромность.

– Уже простил. Как полагаете?

– На банкира или фабриканта не похожи, на купца – тем более. Вероятно, служите.

– Вы проницательны, мадам Дефанс.

– В каких чинах?

– Мои чины при мне.

Угольки вспыхнули, кинув в мужчину искорки восхищения.

– Скромность делает вам честь, господин Ванзаров. Мелким чиновникам вход на каток Юсупова сада закрыт. Но вы здесь. – Она многозначительно замолчала.

– Не смею спорить, мадам Дефанс.

– Раскройте тайну: чем занимаетесь по службе?

– Решаю вопросы.

– О, как загадочно и заманчиво звучит. Особенно на катке.

– Любите кататься, мадам?

– Зависит от партнёра, с которым выходишь на лёд. А вы?

– Предпочитаю твёрдую почву. Посоветуете, на кого поставить на тотошнике?

– Подумаю, чем смогу вам помочь.

– Например, на Ивана Куртица?

На лице дамы мелькнуло нечто такое, что вызывает неожидаемый вопрос.

– Это невозможно.

– Почему?

– Бедный Ваня вчера умер прямо на льду. Такая жалость. Он не бегал на скорость, фигурист. Вы должны знать, если знакомы с господином Куртицем. И всё же, чем занимаетесь?

– Сейчас немного тороплюсь, но хочу продолжить наше знакомство. – Ванзаров отдал поклон.

– Приходите завтра на открытие состязаний, – сказала она, взмахивая на прощание ресницами.

– Обещаю, мадам Дефанс.

За решёткой сада маячила фигура поручика. Бранд замёрз, но держался. Служба филёра нелегка. Порой по двенадцать часов на морозе и дожде. И ничего, терпят. И он потерпит.

– Благодарю, что подали знак, – сказал Ванзаров, согревая похвалой за неимением другого. – До вечера справитесь?

– Справлюсь, – вздрагивая, ответил юноша. Полицейская шинель тёплая, но всё же не овчинный тулуп. Мороз пробирает.

– Когда дамы вернутся, не стойте на морозе, укройтесь внизу гостиницы. Наблюдайте за парадным выходом, через чёрный ход не убегут.

– А что за роскошная красавица с вами разговаривала?

– Мадам Дефанс, – ответил Ванзаров так, будто Бранд обязан знать знаменитость.

Поручик многозначительно кивнул.

– Уже поняли, кто убийца? – для чего-то спросил он.

– Понять легко. Важно не ошибиться.

Пожелав Бранду успехов, Ванзаров взял извозчика, который привёз сюда, да так и не нашёл других пассажиров. Идти пешком – зря терять драгоценное время. А дел множество. Прощайте, гривенники [33].

26

Радость встречи не имела границ. Господа обнимали невидимого собеседника, подскакивали и вопили, забывая, что находятся в публичном месте. Телефонный разговор между городами имел волшебную силу. Исчезало 800 вёрст между столицами. Казалось, что друг, с которым никак не свидеться, рядом, вот он, надо его похлопать по плечу. И хлопали. Телефонный аппарат подскакивал, дежурные чиновники хмурились, но не мешали. Мало кто мог предполагать, что телефонная связь породит столько восторгов.

Уже месяц, с 31 декабря прошлого года, Петербург и Москва говорили по прямому проводу. После одиннадцати лет проектов, планов, проволочек, выделения государственного кредита в 400 000 рублей, аварий на телеграфных столбах самая длинная телефонная линия в Европе была проложена и подключена. На торжественном открытии отслужили молебен и разрезали красную ленточку, которой был обвязан главный коммутатор, выпили шампанского в честь здоровья государя-императора и министра МВД. С того дня в небольшом помещении Междугородней телефонной станции на Большой Конюшенной улице было не протолкнуться. На звонки записывались заранее в очередь. Ходили слухи, что самый первый разговор с Москвой был не 31 декабря, а раньше: 29-го или даже 28-го. Во всяком случае, так уверяли завистники, не попавшие на день открытия.

Прошёл месяц. Ажиотаж несколько спал, но желающих поговорить с Москвой не убавилось. Причина проста: звонки всё ещё были бесплатными. Чиновники станции предупреждали, что вскоре разговор обойдётся в полтора рубля. Такие цены могли позволить себе биржевики, которым надо знать котировки акций на биржах двух столиц срочно. Чтобы урвать барыши, спекулируя акциями. Горожане пока пользовались телефоном даром. А бесплатного удовольствия много не бывает.

Ванзаров посмотрел на карманные часы. В зале станции, более похожем на тропический лес, густо уставленный пальмами и прочей зеленью, он бездарно потратил три часа. Оказалось, что новейшее средство связи не исправило древний порок: родную безалаберность. Ни один звонок не начинался вовремя. Ни один звонок не длился сколько было заказано. Господа говорили подолгу или опаздывали на звонок, задерживая очередь, а потом болтали сколько душе угодно. Благо бесплатно.

Свою лепту в путаницу вносили москвичи. По простоте московской и старой привычке к ненумерованным домам они просили позвать