— Это, Шин, шоссе между штатами.

— Шоссе между штанами?

Я улыбнулся, Кедра наклонилась вперед.

— А если здесь? — она слегка прикоснулась пальчиком к месту прямо посередине карты. Я пытался разглядеть, что там есть.

— Давайте перейдем под свет фонаря, — я поднес карту ближе к глазам, и тогда увидел ее: больницу, расположенную всего в паре кварталов от места, где мы находились.

— Рик, я думаю, нам повезло, мой друг.

Выражение его лица немного прояснилось, Дарби осторожно дотронулась до его левой руки.

Очевидно, эта семья была дружна и сплоченна: все они были необыкновенно близки и доверяли друг другу. Они казались счастливыми. Все они как будто излучали свет. Свет, который показывал красоту их внутреннего мира. Это напомнило мне случай, когда я бродил по трущобам Мумбаи в Индии. В том месте царила всеобъемлющая нищета, и в то же время исходивший от его жителей свет дружелюбия и любви просто ошеломлял. Казалось, эти люди были искренне довольны своей жизнью. Я знаю, это очень трудно понять, но от них исходил тот же самый свет, что и от этого американского семейства. Эта семья, которая точно не жила жизнью американской мечты, была своей жизнью довольна, и это читалось на их лицах. Они обладали внутренним светом, который, очевидно, избегал меня. Я даже не побоюсь провести более смелое сравнение и сказать, что эта семья владела тем же, чем владели и дети из мумбайских трущоб: огнем души, который дозволял им не замечать ситуации. Они были счастливы и тем самым давали мне утонченный пример того, как хитросплетение человеческих отношений способно приподнять человека над внешними обстоятельствами, пусть даже и кажущимися безысходными.

Мы дошли до угла, где нам нужно было расстаться. Я протянул руку Дарби.

— Желаю удачи, ребята. Было приятно прогуляться с вами. Кендра, Шин — вы самые лучшие чтецы карт, которых я когда-либо видел. Рик, ты должен гордиться ими!

— Горжусь, горжусь.

— Берегите себя!

— И ты, Леон. Ты тоже береги себя.

Семья, на которую я наткнулся в темных проулках центра Индианаполиса, неумышленно зажгла в моей душе пламя очень эмоциональных мыслей. Какую возможность мне удалось повстречать. Путешествие по Америке в расчете лишь на доброту незнакомцев, встречи с людьми, вселяющими вдохновение в мое сердце, вдыхало в мою жизнь новый смысл. Я самым теплым образом распрощался с моими новыми друзьями и от всей души пожелал отцу семейства удачи в его попытке получить медицинскую помощь. Я продолжил свой путь к отелю, моя голова была забита эмоциональной и психологической ерундой, и я думать забыл о предостережении полицейского.

Вскоре мне о нем напомнили.

Время, проведенное с детьми и их родителями, приподняло мой дух, однако теперь, когда я остался в одиночестве, каждый шаг, приближавший меня к центру Индианаполиса, лишал меня уверенности в себе. Я старался оставаться благожелательным, коротко улыбаясь каждой потрепанной личности, мимо которой проходил.

— Чем занят, пацан, — раздался хриплый голос со стороны бокового проулка.

Я проигнорировал его, однако было похоже, что человек твердо решил со мной подружиться. Он повторил вопрос, на этот раз более угрожающе.

— Чем занят, пацан, я сказал! Ты что, глухой!

Я взвесил имеющиеся у меня возможности и пришел к выводу, что игнорирование этого парня было ошибкой. Несмотря на то что за время моего путешествия я много раз чувствовал страх и смятение, однако впервые я осознавал, что мне действительно угрожают, что на этот раз я могу в реальности пострадать физически. Этот момент отличался от других. Я ощущал нарастающую воинственность незнакомца. Я остановился и встретился с ним лицом к лицу.

Моей целью было выйти из неизбежного столкновения невредимым. Я не был уверен, был ли он просто пьян и держал в руке бутылку, или же у него было при себе что-то более зловещее.

— Привет, друг. Я просто иду к себе в отель. Могу я чем-нибудь помочь?

— У тебя есть деньги, пацан?

Ну вот, началось, подумал я про себя.

— На самом деле я из Лондона, и сегодня не захватил с собой наличных, прости.

Англичанин всегда за все извиняется. Вот и я теперь просил прощения у человека, который вознамерился в лучшем случае испортить мне жизнь. Ему не понравился мой ответ. Но вместо того, чтобы выхватить пистолет и изрешетить меня пулями, он продолжал угрожающе вопрошать:

— И как же это у тебя нет денег, пацан?

Объяснить ему это было непросто. Я сомневался в том, чтобы он поверил, что я путешествую по Америке, рассчитывая лишь на доброту встречаемых на пути людей. По моему субъективному мнению, подобная беседа лишь усугубила бы ситуацию. Я сменил тему.

— Слушай, мужик, я действительно устал. Я сейчас же собираюсь пойти в свой отель, — я начал отходить с его пути.

Он вновь засунул руку в карман. Это был очень дурной знак. Я прирос к месту. Страх разлился по моему телу, я понял, что попытка удалиться могла бы привести к потенциально нежелательным последствиям. Я медленно вернулся на прежнее место.

— Хорошо, я остаюсь. Что тебе от меня надо? — спросил я, заикаясь.

— Почему все думают, что я от них чего-то хочу?

«Потому что ты не позволяешь мне уйти и ясно намекаешь, что у тебя есть пистолет. Поэтому очевидно, что ты от меня чего-то хочешь», — подумал я про себя. Однако внешне я продолжал хранить молчание, не двигаясь по прежнему с места.

— Хочешь купить герыч?

Отлично, этот парень пытался продать наркотики тому, у кого не было денег. Ситуация могла бы показаться забавной, если бы не была столь пугающей.

Я не хотел вызывать его озлобления, поэтому не стал напоминать, что не имею при себе денег. Вместо этого я вежливо отказался.

— Эх, мужик, проблема в том, что у людей в этом месте нет никаких перспектив в жизни.

Парень впадал в философию. Я наткнулся на единственного наркоторговца-философа на всю Америку. Что вполне подходит человеку, который встретил единственного в Америке священника-борца. Я не исключаю, что могли найтись еще люди, подобные им, но слышали ли вы хоть об одном?

Он продолжал молоть непоследовательный вздор о людях, лишенных в жизни правильных перспектив (как будто покупка наркотиков открывала «правильные перспективы», в чем лично я сомневался), и пока я его слушал, я со всей осмотрительностью пробовал подобрать способ выхода из сложившийся ситуации. Каждый раз, когда я осторожно старался приблизиться ко выходу из проулка, он преграждал мне путь. Когда он замолкал и я пытался вступить в беседу, он заводил свою песнью по новой.