Доктор секунду помолчал.

— Нет, но вы подошли к ней на опасно близкое расстояние.

— Хорошо, лучше опасность, чем сожаления.

— Простите?

— Это не важно. Спасибо, док. Увидимся, когда я вернусь.

— И когда же это будет?

— Понятия не имею. Вскоре после того, как я прикоснусь к надписи «Голливуд». Я сделаю для вас фотографию.

Я повесил трубку и быстро вернул телефон Нику.

— Ну хорошо, — сказал Ник. — Теперь ты, ну, возвращаешься домой?

Я не ответил ему. В тот момент в дверях магазина при заправке показался человек с коробкой чипсов и банкой диетической колы в руках, и я быстро зашагал ему наперерез.

— Здравствуйте, — радостно сказал я. — Куда держите путь?

— Индианаполис.

— Индианаполис! Здорово! Не нужна ли вам компания?

Я оглянулся на улыбающегося Ника. Он рванул с места, чтобы собрать съемочную группу.

Индианаполис был тем самым городом, в котором жил Джим Адамс. В правом заднем кармане моих джинс хранился его телефонный номер. «Если вам когда-нибудь доведется быть в наших краях…» День обещал быть очень удачным.

Однако для начала мне нужно было добраться до Индианаполиса вместе с дальнобойщиком по имени Крис, который был, скажем так, молчалив и замкнут. Люди легко становятся такими, если проводят по 70 часов в неделю в кабине своего грузовика или же по 80 часов в неделю в рабстве у финансового мира Лондона. Оказалось, что из него необыкновенно трудно вытянуть больше пары слов за раз.

Я украдкой изучал своего нового знакомого, пытаясь нащупать точку соприкосновения, общую для нас обоих. Я чувствовал природу его одиночества и надеялся, что совместное наше путешествие поможет ему выползти из своей раковины.

— Вы всегда были дальнобойщиком? — спросил я.

— Не всегда.

— А чем вы занимались до того, как начали колесить по стране?

— Работал на министерство исполнения наказаний. Некоторое время.

— Исполнения наказаний?

— В тюрьме. Охранником.

— Вау. А в какой тюрьме?

— Максимально строгого содержания. В Висконсине.

— И снова вау. Значит, это там, где сидят действительно плохие парни, да? У вас там был какой-нибудь известный заключенный? Или же печально известный?

— Джеффри Дамер.

— Тот самый Джефри Дамер?

— Да. Его убили вскоре после того, как я начал там работать.

— Убили? Но кто?

— Другой заключенный.

— Но почему? То есть тот парень тоже сидел в тюрьме?

— Я только слышал, что это было заказное убийство. Поступившее от банды с воли. Банда из Милуоки нашла человека, который отбывал пожизненный срок. У него не было надежды когда-нибудь выйти на свободу. Они сказали ему, что позаботятся о нем и его семье, если он сделает это. И он сделал это.

Это было похоже на прорвавшуюся плотину. Следующий час мы проговорили о заключенных. Я сказал «мы», но я имел в виду «он». В конце концов Крис обрел голос. Мы нашли золотую жилу, и парень с каждым разом доставал из нее все больше и больше сокровищ. Истории о сумасшедших деньках и старых друзьях. Он объяснил мне, что для того, чтобы работать охранником в тюрьме, требуются определенные личные качества. Нужно выработать некоторую психологическую устойчивость, чтобы иметь дело с этим обществом, которое совершенно не подходит для того, чтобы остальные люди могли ежедневно с ним сталкиваться.

Крис рассказал мне весьма интересный факт: в Соединенных Штатах в каждый отдельный момент времени в тюрьмах находятся два с половиной миллиона граждан страны. Правонарушения небольшой тяжести. Тяжкие преступления. Гражданские правонарушения. Уголовные деяния. Воровство. Грабеж. Убийства. И за всеми совершившими подобное надзирают мужчины и женщины, подобные Крису, которые ежедневно имеют дело с теми, что несут наказание за выбор дурного пути, пути, который привел их в тюрьму.

— Каждый раз, когда заключенный выходил условно-досрочно, мы возвращали ему его пожитки, понимаешь, те, которые он сдавал при поступлении к нам. Мы держали все это дерьмо в большой камере хранения. Но мы всегда засовывали в его барахло свежекупленную сигару. Понимаешь, это был наш способ поздравить его и пожелать всего лучшего. Несколько заключенных вышли из тюрьмы, держа в зубах купленные мною сигары, втягивая в себя первый вкус свободы.

— Свобода достойна того, чтобы ее обретение немного отпраздновать, ты прав.

— Да, — согласился Крис и помрачнел. — Правда, не часто это было.

Крис перевидел тысячи арестантов. Каждый из них был заключен в тюрьму по приговору, вынесенному властями, однако не только правительство имеет власть лишать человека свободы. Недавно я сам обнаружил себя в чем-то наподобие тюрьмы, которую построил для себя своими руками, замком и ключом от которой владел только я. Я создал этот застенок и сидел в нем годами, без конца убеждая себя, что не могу добиться в жизни успеха, да и не достоин я этого успеха. В своей личной тюрьме я снова и снова прокручивал в памяти все свои неудачи и поражения, в этой тюрьме я был проклят вести жизнь посредственности, в этой тюрьме я был обречен на провал.

— Вот черт.

— Что-то не так?

— Нет, извини, просто вырвалось. Я тут думал про себя. Ты работал в тюрьме со всеми этими парнями, запертыми внутри, а теперь ты свободен. Я вел жизнь, настолько ограниченную, будто сам сидел в тюрьме, и теперь я тоже свободен. Я думал, что оба мы представляем собой нечто гораздо большее, чем сами о себе думаем.

Крис помолчал с минуту.

— Да, я думаю, это так, — некоторое время он напряженно смотрел в лобовое стекло, а затем спросил: — Ты хочешь есть?

— Еще как! — ответил я, радостно скалясь. — Я очень голоден.

Крис указал мне на маленький холодильник и микроволновку, которые размещались за сидениями кабины. Я разогрел несколько оставшихся в холодильнике куриных стейков с наполовину сырой картошкой и брокколи — все это как нельзя лучше отвечало моим неожиданно возникшим потребностям в здоровой пище.

Пока мы с Крисом ели, солнце ныряло за облака и появлялось обратно, в приемнике играла музыка, представлявшая собой что-то среднее между классическим кантри и инди-роком. И тогда я, прихлебывавший из банки диетическую колу, понял, что счастлив. В тот момент я не мог вообразить себе места, где хотел бы оказаться больше. С первого взгляда Крис казался неприветливым и даже опасным человеком, уж точно не кандидатом в закадычные друзья. Мы отличались друг от друга, как день и ночь, однако по крайней мере в те часы, которые мы провели вместе, мы были друг другу скорее братьями, чем чужими людьми.

— Вот он, Индианаполис, — сказал он, когда перед нами показались мерцающие огни