моей жизни хватало унижений и просто «интимных» событий, в которые я никогда никого не посвящал. Теперь все эти сцены хлынули из погребов памяти, я вновь переживал их, ощущая острый стыд, густо сдобренный пониманием своего ничтожества.

— ДА ОЧУХАЕШЬСЯ ТЫ ИЛИ НЕТ, ПАРШИВЫЙ, ЗАКОМПЛЕКСОВАННЫЙ ХОМО!!!

Как будто тяжелое орудие пальнуло. Оказывается, Тари мог и рявкнуть. Я вышел из прострации:

— А?

— Хватит тут курсистку изображать, — сказал он уже своим обычным шелестящим полушепотом, — Лучше смотри. И уж лучше молчи, коли тебе нечего сказать.

Вокруг моего валуна сгустился туман, размыв очертания пустыни. Почти сразу же на его зыбком призрачном экране проступили силуэты, быстро набирая сочные цвета и зримый объем.

Они шли, огибая мой камень. Люди и нелюди, дети, взрослые и совсем престарелые, облаченные в драгоценные одеяния и почти голые, вооруженные невиданными самопалами и безоружные, надменно шествующие и бредущие еле-еле, они на миг заглядывали в мои глаза — и уступали место следующим. В полной тишине призраки шли и шли, мне казалось что им нет конца, этим таким разным, то прекрасным, то никаким, то неописуемо омерзительным ликам. Против воли я вглядывался в каждое лицо, ища тех, кого знал, но напрасно. Потом я устал от этого зрелища, но оно и не думало кончаться, все более странные тени возникали передо мной — и уступали место следующим. Вдруг шествие остановилось. Перед камнем стояли трое. Мальчик земных лет девяти — десяти, в отливающем золотом комбинезоне с двуглавым орлом слева и старорежимной надписью «собственность Российской Империи». При этом он смахивал на землянина не больше, чем я — на фотомодель Наоми Кемпбелл. Малыш галантно поддерживал под локоть девочку явно той же расы, все лицо которой, казалось, состояло из пары огромных, совершенно черных глаз, настолько же неуместных своим выражением безграничных страдания и любви, насколько неуместен был весь ее костюм — дикая комбинация матово блестящих черных шортов и шитого золотым галуном мундира с многочисленными орденами. От нее веяло отчаянной бесшабашной, беззаветной верой, в груди защемило, мне захотелось защитить ее от всего, что может ей угрожать, рука сама собой протянулась, но встретила лишь пустоту. В замешательстве я перевел глаза на третью фигуру, сразу ощутив какое-то стеснение от непривычного расположения двух пар глаз на худом длинном овале почти человеческого лица. На земной манер ей было лет четырнадцать, самое большее — шестнадцать, худощавая фигура юной женщины, уже почти развившаяся, прорисовывалась сквозь ветхие лохмотья. И при этих-то лохмотьях надменно вздернутый подбородок подпирало странное массивное украшение тусклого желтого металла, богато усыпанное драгоценными камнями всех цветов радуги. Драгоценность закрывала всю тонкую длинную шею, плечи и доходила своими подвесками до середины груди девушки. Глядя на нее, я ощутил ее глубокое одиночество и отозвался сочувствием, странным слиянием отстраненности и близости. Лицо девушки дрогнуло, она словно увидела меня и поняла мои эмоции. Она улыбнулась, положила, скрестив, свои тонкие руки на плечи и поклонилась. Все исчезло, снова передо мной расстилался набивший оскомину пустынный пейзаж.

Невидимка деликатно прокашлялся. Я с трудом перевел дух:

— Эй, Тари, ты чего за наваждение такое тут устроил?

— Хм! Наваждение? Неплохое словечко, да. Как бы объяснить… — Тари явно снова испытывал языковые трудности. Он хмыкал, что-то невнятно ворчал, подбирая понятия. Наконец, изрек:

— Чертовски непросто объяснять в твоей системе мышления. Но попробую. Значит, так. Перед тобой проходили те, с кем ты так или иначе должен встретиться в будущем.

— Независимо от моего желания? То есть допустим, я сделаю что-то такое, после чего никогда не попаду туда, где могу встретить, скажем, вон ту, четырехглазую, тогда как?

— Тебе трудно в это поверить, но что бы ты не делал, ты ее обязательно встретишь. Хочешь ты этого или нет — не играет никакой роли. Будешь ли рыскать по своей Галактике, по моей Вселенной, сидеть дома на Терре или жить здесь — встреча произойдет. Матч состоится в любую погоду, понятно? Поскольку билеты проданы, а деньги за них не возвращаются.

— Но почему ты так уверен? Это что — закон природы такой?

— Можно сказать и так. Я не заглядывал в твое будущее. Я не гадалка и не пророк. То, что ты увидел — результат очень непростого анализа твоего вероятностного комплекса. Ты видел персонажей грядущих событий, которые содержатся в тебе с вероятностью, равной единице. Избежать их появления в твоей судьбе ты не волен. Но это не значит, что твоя жизнь запрограммирована, поскольку твоя воля — свободна.

— Н-да-а, свободна… — уныло протянул я, шаря в кармане. Сигареты кончилось давно, а невидимка поставлять их почему-то не хотел, — Толку от нее, когда я обречен сидеть тут, и даже без курева.

— Ну почему же «обречен»? — мягко прошелестел Тари, — Ты свободен быть здесь или улететь отсюда, свободен курить или не курить свои вонючие сигареты и все такое прочее! Просто ты выбрал глупую линию поведения: «плыть по течению». Это наихудшее из всего возможного, так ведь и в этом я тебе не препятствую!

— Чо-то ты темнишь, — протянул я, сморщив лоб, — Ну возьмем самое простое, сигареты. Если ты не хочешь их синтезировать — где я еще могу их здесь взять? Дама пока что не прилетела, если ты думаешь, что она привезет с собой пару ящиков «SALEM».

Невидимка фыркнул:

— Вряд ли стоит надеяться на нее. Хорошо, придется заняться самым нелюбимым моим занятием — подсказывать.

— Давай — давай, — подбодрил я его.

— «Давай — давай»? — разозлился он, — Сам думать не желаешь, головы хватает только на истерики? Ну ладно. Когда ты собирал свой несуразный психомаркер, я давал детали, инструмент?

— Ну.

— Хуй гну, — грубо ответил он, — А я спрашивал у тебя, зачем тебе посреди пустыни оборудование для псионики? Условия какие тебе ставил вроде: «То и вон это не делай»? Кто тебе мешает собрать, скажем, тот же синтезатор или пси-проектор? Только врожденная тупость.

Я сокрушенно покачал головой. В самом деле, до такой простой мысли я как-то не дошел: сначала ждал, что вытащат, а потом просто растерялся — слишком уж много всего свалилось. Но нет худа без добра: хотел того Тари или нет (скорее всего, хотел), голова начала работать в нужном направлении. Как это сказал Конфуций: «Правильно заданный вопрос уже содержит в себе ответ». Ну что же, начнем подкидывать наш бутерброд. Курево может подождать, а вот насчет свободного выезда из этой пустыни…

— Слышь, прозрачный, при помощи пси-проектора попасть в другую Вселенную можно?

— Еще чего захотел! Конечно, нет. Решил сматывать удочки? — В голове невидимки сквозило неприкрытое веселье. Я немедленно ощетинился: