Когда серым забрезжил рассвет девятнадцатого августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года, она обняла меня и жарко зашептала:

— Прости меня, сейчас я причиню тебе боль. Очень большую боль, но так нужно. Я люблю тебя и буду любить во всех воплощениях. Найди меня, когда ты станешь свободным, и я стану тебе кем ты захочешь. Прощай, любимый…

В спину вонзилась ледяная металлическая игла, взрыв боли прокатился по телу, парализовал и взорвал Вселенную. Настала смерть…

Часть вторая

ГЕНИИ НЕБА

D: >… RAGONFIG.SYS

D: >…RAGOEXEC.BAT

System Started O.K.

«…Месть была невозможна. Хотя, конечно, это одно из высших наслаждений жизни, причем, как утверждают эксперты, холодная месть всего приятней на вкус».

«Из воспоминаний Ийона Тихого» Станислав Лем.

Растрепанные чахлые облачки повисли над серо-синей пустыней, контуры чуть дрожали в потоках сухого теплого воздуха. Чуть выше облаков, примерно в пяти километрах от унылой безжизненной поверхности планеты расстилалась незримая, неощутимая мысль. Холодная, лишенная эмоций и прошлого.

Этой мыслью был я.

Сейчас у меня не было ничего материального, но я как-то ухитрялся видеть, слышать и даже различал запахи.

Планета пахла нежилым. В этой голой, обветренной плоскости не могла существовать никакая жизнь — я знал подобные миры, опустошенные миллионы лет назад и с тех пор бесконечно кружащие по своим орбитам наподобие выброшенных жестянок из-под пива. Я не удивился этому своему знанию. Затем пришла другая мысль: «Раз я здесь, то внизу что-то еще осталось».

Тогда то, чем я оказался, плавно перетекло на три километра ниже.

Детали приблизились, и все стало ясно. Широко раскинув руки, словно обнимая бесплодную пустыню, ничком на песке лежал человек. Лежащий внизу человек — это тоже был я, точнее — мое тело. Я узнал себя, и обрушился вниз, вливаясь в плоть…

Помрачение закончилось. Преодолевая одеревенелость мышц, я поднялся на ноги и хмыкнул, оглядев мертвый пейзаж:

— Что же, немедленная кончина, сударь, нам не грозит. Гран мерси и на этом.

— На здоровье, — отозвался голос ниоткуда.

Он был как шум осыпающегося песка, странный, нечеловеческий шелестящий шепот. Он говорил по-моему. По-русски. Это встряхнуло — раз он знает язык, то, значит…

— Кто ты? — спросил я.

— Тари, — прошелестела пустыня. Голос шел отовсюду, но не рождался в моих извилинах, как было бы, если бы этот или эта Тари оказалась телепатом.

— Ты далеко от меня? Где ты, Тари?

— Я везде.

Так начались наши разговоры, наводящие тоску да головную боль.

Тари смог воспринять мой язык, но понимание шло с трудом, поскольку моему собеседнику никак не удавалось приспособиться своим нечеловеческим мышлением к понятной для меня системе. На «притирку» понадобилась долгая неделя, стоившая нам с этим невидимкой порядочной нервотрепки. Все же на восьмой день мы стали вкладывать в слова одинаковый смысл. С тех пор, насколько он, Тари, стал человеком, настолько я человеком быть перестал.

День проходил за днем, я научился не думать о пустом желудке, а жажду утолял в небольшом чистом озерце, показанном неподалеку невидимкой. Мы все лучше понимали друг друга. Мы болтали. Постепенно как-то незаметно я рассказал ему всю свою жизнь, Его терпения и памяти с избытком хватило на мое рваное повествование с бесконечными отступлениями. Однажды выяснилось, что у него есть синтезатор со стандартными юнивер-входами, тогда я вложил в терминал свои программы, и вскоре стал получать необходимые простенькие инструменты, вроде микровизора и манипуляторов. Дал он также и исходное сырье, которое я у него попросил. Как только все необходимое очутилось в моих руках, я начал работать.

Представляю, как бы это выглядело со стороны: сидящий на плоском валуне посреди тарийской пустыни полуголый семнадцатилетний землянин, болтающий с бесплотным голосом, склоняясь над окулярами ксенотехнической установки, слегка похожей на небольшой электронный микроскоп.

— Как продвигается твой титанический труд? — спросил меня невидимка на третий день работы, когда я уже заканчивал сборку «ключа». Не психоключа, а простого галакс-маркера, аварийного псионового маячка.

— Почему это вдруг он стал «титаническим»? — проворчал я, чувствуя подвох и не отрываясь от окуляров. Оставалось доделать совсем немного.

— Ну как же! Ведь она почти вся из титана. А что это она должна делать? — поинтересовался Тари.

Я постарался объяснить. Невидимка фыркнул:

— Ну разве для того, чтобы хоть чем-то заняться… Однако ты бы лучше собрал что-то полезное, а не этот передатчик, который все одно никто не услышит.

— Почему это не услышат?! Если хочешь знать, его сигнал тревоги слышен во всем пространственно — временном объеме вселенной, Везде, дружище!

— Да?

— Да. Чего ты там фыркаешь, его сигнал невозможно ничем экранировать.

— Маловато. Ха, «вселенной»! — процедил собеседник с нескрываемым презрением.

Я медленно разогнул усталую спину. Постепенно, по мере понимания только что услышанного, похолодел. Да, если это действительно другая вселенная, тогда понятно, почему я столько времени безмятежно загораю на планете Тария под лучами одноименного светила.

«В таком случае, понятно, почему меня не вытащили отсюда. Я просто недоступен ни Интергалу, ни Дэву — если Дэв пока при памяти. Ни тому не названному Врагу Интергала, с Охотницей которого меня свел случай. Уж кто-то из них обязательно бы попробовал меня использовать. Но стоп! Может быть, меня как раз и используют — по самому тяжелому, галакс-рейдерскому варианту, как там говорил пятнистый? Без инструктажа, без группы поддержки, полностью автономно?» — пронеслось в голове.

— Другая вселенная, — пробормотал я, и оттолкнув от себя свалившийся в песок микровизор, впервые почувствовал себя отрезанным от своего привычного мира. И чем больше я смотрел на окружающий пейзаж, сквозь отчаяние и нахлынувшее глухое одиночество все сильнее проступало: «ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Наверно, он врет!»

Я уцепился за мысль как утопающий за соломинку:

— Погоди, а как же твой синтезатор, а язык?

Невидимка ощутимо замялся и наконец выдавил:

— Понимаешь… Когда ты попал сюда, я провел полный информационный зондаж. Конечно, это неприятно, но как бы я узнал, что, собственно, такое ты собой представляешь?

— Мм-да… — пробормотал я, ощущая гадливое содрогание внутренностей. При всей отвратительности, считывание инфо из моей маковки не представляло какой-то особой трудности. Для специалиста. Я ощутил себя голым. Поежился под взглядом Тари и горько спросил:

— Тогда чего было валять дурака с непониманием? Развлекался, что ли?

— Больно надо! — обиделся он, — Ты считаешь, что у нас с тобой так уж похожи разумы? Да если хочешь знать, мне пришлось изготовить интеллектуальный протез — переводчик, чтобы ПОНИМАТЬ сказанное тобой.

Я молчал. Невидимка что-то говорил, успокаивал и объяснял. Его слова не доходили до сознания. В