— Да, владыка, — сказала Таласса и пошла к строениям. Тунг лениво развалился в своем каменном кресле, подставив лицо теплу солнца Оодад. Он похмыкивал, прикрыв глаза, и судя по всему вскоре беспечно задремал.

Дэв выключил проектор. Уже нормальным голосом сообщил:

— Завидую! А как ты думаешь, может мне тоже попривередничать, глядишь, новую тетку подкинет наш благодетель?

— А твою нынешнюю — в распыл? — скривился я, — Хайра была стерва, спору нет, и все же жаль. Я сейчас подумал — ведь ее, может, не за то в распыл пустили, что вышел скандал, а за то, что не стала гнуться перед нашим пятнистым «благодетелем»?

— Только без соплей! — тут же отреагировал Дэв.

— Я всем нутром против этих игрищ с девками, — поморщился я, — Старый хорек ведь заглянул в мои схемы, Дэв! И для меня игры заканчиваются. Я же чувствительный. Ладно эта Хайра, а девчонка же играть не будет. У нее на морде написано, что и захочет — да не сможет играть!

Дэвид покосился на меня и тяжко вздохнул, открывая банку пива. Я помолчал, слушая задумчивое бульканье. Дэв приглашающе мигнул в сторону открытой упаковки. Я покачал головой.

— Слушай, а я за ее глазенками смотрел, — после долгой паузы сообщил друг, — Когда она голограмму разглядывала. И если я хоть что-то в бабах понимаю, так ты ей понравился. Вот только не пойму, что она в тебе такого смогла найти? Урод как урод. Разве что долговязый?

Дэв опять основательно приложился к банке и решительно водрузил ее на стол:

— Предложения на вечер?

Я пожал плечами:

— Нету вообще никаких. Как и настроения что-то затевать.

Дэв сердито посмотрел в глаза:

— Ты это прекращай, понял? Р — Ромео, мать т — твою через коромысло в дугу, коляску и тележное дышло! Гос-сподом богом!

Я выставился на него. Он довольно захохотал:

— Вот так вот! В хорошем словаре бывают и такие слова. Это значит, что словарь полный. Особенно, если это русский словарь для беспомощных наивных иностранцев.

Я фыркнул:

— Это ты, что ль, беспомощный? Или ты у нас наивный?

Приятель ушел от ответа, похлопал по плечу:

— Не переживай. Все наладится, ей — богу наладится! А теперь — на кухню. Раз ты самоустранился, то я беру руководство в свои руки. Мы посмотрим — не мифом ли окажется мое представление о том, когда «ломится стол». Тем более, что пора устроить колоссальную пьянку: поводов для этого хоть отбавляй.

Я хмыкнул.

— Идем, идем на кухню и собираем закуски, — Дэв внезапно стал озабоченным, покачал головой, — Безобразие!

— Не понял, — нахмурился я, входя в кухонные двери.

— Я в России? — иронически спросил Дэв.

— Ну, утром эта страна еще так называлась.

— Я здесь уже вторые сутки, — обвиняюще заявил Дэв.

— Все равно не понимаю, — сообщил я ему, доставая картошку и ножи.

— Так если я в России, в гостях у моего друга уже вторые сутки, и не то чтобы водкой умылся — одного граненого стакана ее не выпил, то что у меня за друг?! — трагически закончил Дэв, — Ты хочешь, чтобы я по приезде домой врал? Чтобы я краснел? Чтобы меня донимала совесть?

— Вот уж не догадывался, что эта штука есть и у янки, — заметил я, — Наверно, она из чистого вакуума, потому как твою совесть, Дэв, усмотреть можешь лишь ты сам.

— Не трогай мою совесть своими картофельными граблями, — нахохлился Дэв. Я фыркнул, открыл холодильник и налил приятелю вожделенный стакан водки. Дэв успокоенно засопел и потянулся за сэндвичем.

Я молча вынул из его руки сэндвич, а вместо него вложил четвертушку репчатой луковицы:

— Ты стремительно русеешь. Скоро начнешь в валенках и тулупе шастать по окрестным деревням. С балалайкой под мышкой по бабам. Занятное было бы зрелище!

— Ра-зу-меется, начну! — по частям выговорил Дэв, отчаянно нюхая луковку, — И еще как! Если, конечно, удастся не уехать в Штаты по осени.

— Ты ж свободный гражданин великой страны, — подколол его я. Дэв грустно бросил очищенную картофелину в кастрюлю:

— Родители часто об этом забывают. А я бы остался.

— Да? А вот я бы так за милую душу поехал, — сказал я заглядывая в древний, но все еще отлично пашущий холодильник «Север». Водка тут была. Я предусмотрительно достал ее из отчимовского «схрона» в погребе, что за картофельным ящиком. Проблемы возможного возмездия за экспроприации спиртного меня не волновали: деньги есть, а в крайнем случае всегда можно что-то соврать. Меня гораздо сильней заботило созданное этим пятнистым майанцем положение. И что делать в с этим самым положением, я не знал. Самое паскудное, что я с самого начала жалел Талассу, маленькую дурочку, такую похожую на терранских девчонок. Как только я вспомнил о Талассе, на душе стало паршиво.

«Психощит с ней держать нельзя, — думал я. — Если его использовать, он причинит адские угрызения совести. Если же не использовать, то я раскроюсь. Покажу, что они сработали впустую. Или — нет?»

Вся история с Талассой могла оказаться великолепно продуманной ловушкой, очередным тестом. Логические ловушки всегда были коньком Тунга. Я грустно усмехнулся своим мыслям: «Как просто сказать себе и другим, что отныне я — галаксмен. Жестокий, и верящий только напарнику крутой парень. И как трудно удержать маску варвара, когда все, что есть в душе хорошего, требовало сорвать свою маску. Сорвать и швырнуть в лица тем, кто толкал на сохранение себя как галаксмена ценой страданий, причиненных такой же доверчивой и глупой, как и я сам, девчонке. А может — я не прав? Она сама вызвалась. Ее никто не тянул.

Если бы она не оказалась так похожа на домашнюю девочку, оторву по имени Ленча…»

Я резко оборвал свои мысли: «Решение надо искать, а не мотать сопли на кулак! Дэв правильно сказал: без соплей».

Напарник между тем от выпивки пришел в залихватское настроение и включил магнитофон.

«Все что хочешь, получишь один.

Все, что хочешь — ведь ты господин!» —

пела группа «Технология»:

«И ты идешь уверенно, не помня о тех,

На чьих мечтах размеренно ты строил успех!»

Тут я не выдержал:

— Немедленно выключи!!!

Столкнулся с непонимающим и укоризненным взглядом опешившего Дэва, опомнился, уже выбежав из кухни в зал. Зачем-то зашел в ванную и сунул голову под холодную воду из-под крана. Наверно, чтобы не смотреть в Дэвовы глаза. Магнитофон замолк. После долгой паузы — я уже вытирал волосы — в ванную вставился ошарашенный американец, он тихо спросил:

— А