— Так я не по нашим же стреляю, простодушная ты душа. А по немцам!

— А как ты их видишь? — не понял тот, а потом вскрикнул: — Неужели в темноте можешь видеть?

— Немного.

— Ничего себе! Ты уже второй человек, получается, который обладает таким ночным зрением.

— Второй? Почему второй? А первый кто?

— Первый — это легендарный Забабашкин — гроза немцев.

— Тогда нет никакого второго, ибо первый я, и только я, — заметил я и вновь скомандовал: — Стой!

Выстрелил в немца, тот пытался оттащить труп своего камрада, которого я давеча подстрелил и, когда увидел, что тот рядом свалился замертво, произнёс:

— Продолжаем атаку!

— Ты что это, Забабашкин⁈ — обалдел в очередной раз помощник, который теперь не сводил с меня глаз.

— Да. Но кричать об этом необязательно, — скромно заметил я и напомнил: — Продолжаем наступление!

И о том, что открыл информацию о себе фактически первому встречному, я сразу же очень пожалел. Сам не знаю, зачем брякнул. Просто брякнул, не подумав, и всё. Но вот последствия раскрытия инкогнито не заставили себя долго ждать.

Нет, этот первый встречный, не был диверсантом или вражеским шпионом. Он не накинулся на меня с ножом или пистолетом, желая отомстить за сотни уничтоженных мной своих камрадов. Нет! Он решил меня уничтожить по-другому, а именно — заколебать до полусмерти своими вопросами.

Казалось, что этот любопытный боец совершенно забыл про бой, что происходил вокруг, и вовсе не обращал внимание на него.

А главное, что его интересовало, — это, как я вижу в темноте? И именно эту тему он поднимал под разными углами. А когда я поинтересовался, зачем ему это нужно, оказалось, что он на гражданке ранее работал водителем скорой помощи. И вот сейчас, на фронте, когда он услышал про Забабашкина и его феноменальное зрение, его посетила гениальная мысль — разгадать тайну этого необычного феномена и, передав всю информацию куда следует, стать известным обладателем Сталинской премии.

— Ты же понимаешь, как сильно изменится мир, если советские люди начнут видеть ночью как днём. Мы же сможем не только немцев победить быстрее, потому что будем с ними воевать, когда они ничего видеть не будут. Но и вообще, будем жить по ночам как днём. Нам теперь ночь для сна будет вовсе не нужна и по ночам в городах и сёлах будет жизнь бить ключом.

Слушая всю эту белиберду, я пытался понять, почему Бог или мироздание, создавая Homo sapiens (человека разумного), не предусмотрели кнопку «выключить звук»? Ну или хотя бы регулятор громкости, чтобы в нужный момент было возможно хоть немного приглушить льющееся из всех щелей любопытство этого самого «сапиенса».

А ведь подобные кнопки были бы, например, сейчас, очень даже кстати. И всё потому, что найденный в поле красноармеец обладал крайне широким спектром фантазии, которая разыгралась у него не на шутку. Что он только не фантазировал. А мои предложения, просьбы и даже приказы (кои я, разумеется, не имел право отдавать бойцу, так как не был командиром), не могли на него воздействовать должным образом. Опцию же заклеить не в меру разговорчивому визави рот скотчем, я не рассматривал, ввиду того что этот самый скотч под рукой отсутствовал.

Но понимая, что неумолкающий говорун, в конечном итоге, сведёт меня с ума, стал думать, что мне с этим делать. И уже вскоре выход был найден.

Для того чтобы хоть как-то прервать его поток любопытства, я отвечал на некоторые вопросы бессвязным набором слов. А когда сопровождающий переспрашивал, ввиду отсутствия достойных целей, я производил выстрел в сторону города, стреляя в воздух.

Ну а что я ещё мог сделать? Как-то ведь его поток красноречия прервать было нужно. Вот этим способом и прерывал, на секунду-другую оглушая и его, и себя. Что-то отвечал и стрелял. Стрелял и что-то отвечал. А иногда просто стрелял, благо патронов у меня было при себе достаточно много.

И, кстати говоря, боезапас я не всегда тратил впустую. Иногда мною обнаруживались подходящие кандидаты на ликвидацию, после чего выпущенный из винтовки свинец уже летел более целенаправленно.

Вот и сейчас, увидев двух вылезающих на крышу дома немецких пехотинцев, сказал:

— Секунду, — прицелился и за пару мгновений отправил противников на тот свет.

Пулемёт, что они тащили, скатился с крыши и упал на газон под стеной дома. А за ним покатились и подстреленные солдаты.

Как и куда они упали, я со своего места видеть не мог, потому что их скрывало стоящее здание, но надеялся, что не на головы наших наступающих бойцов, которые как раз в это время штурмовали те строения.

Вообще, бой на дальней дистанции, наверное, самый простой в психологическом плане среди разновидностей контакта. Ты толком не видишь противника, а он тебя. Ты стреляешь, он стреляет. Кому не повезёт, в того попадёт. А кому повезёт, тот сможет вовремя укрыться.

Другое дело — ближний бой. Тут нередко с противником приходится столкнуться, глядя друг другу глаза в глаза. А это очень непросто, и в психологическом плане нужно иметь стальные нервы и неимоверную выдержку.

И бой в городе включает в себя все виды огневого контакта. Очень даже может быть, что такой вариант боя, вообще является одним из самых сложных. Ведь тут огромную роль играет не только хорошая военная подготовка, но и обычное везение. Будь ты трижды снайпер, попадающий в пятак с дистанции в три километра, если ты зазеваешься и не заметишь подкрадывающегося среди развалин врага, который из-за угла или с крыши дома, кинет в тебя гранату, то навыки твои в такой фатальной ситуации в мгновение ока обнулятся и будут совершенно не востребованы. В бою в городе зачастую всё решает исключительно случай.

И вот этот судьбоносный фатальный случай я, при приближении к городской застройке, очень хотел бы избежать. А потому, не обращая внимания на трёп помощника, я максимально сфокусировал зрение на городском пейзаже, внимательно осматривая верхние этажи домов, чтобы постараться максимально исключить возможность появления снайпера или того, кто может кинуть в меня