Но, к моему удивлению, противник почти не занимал верхние этажи и чердаки. Да и вообще, в городе шёл не очень интенсивный бой.

Но всё же он шёл. То тут, то там раздавались звуки стрельбы, которые были слышны, в том числе и мне. А это означало, что вражеские солдаты тоже должны были быть разбужены этими выстрелами.

Но, что интересно, отчего-то пока по нам особо никто в ответ не стрелял. Да и вообще, кроме тех пяти человек, что я подстрелил при приближении к городу, немцев больше видно не было.

Добравшись до первых домов, увидели, что к нам мчится лошадь с телегой.

Как только она подъехала, Апраксин сразу же обрушился на меня с претензиями:

— Ты куда делся? Зачем спрыгнул? Ты же прекрасно знаешь, что, если с тобой что случится, мне за тебя лейтенант госбезопасности потом голову оторвёт!

Я не стал делиться подробностями драматического падения, а забрался на телегу и, усевшись там поудобней и прижав приклад к плечу, направляя оружие в сторону противника, сказал:

— Вперёд!

Апраксин поворчал ещё, но спорить не стал, а лишь поинтересовался, как я себя чувствую и почему хромаю?

Я отмахнулся, что, мол, всё нормально, и познакомил его с идущим рядом бойцом.

— Этот красноармеец мне помог. Знакомься.

Апраксин нахмурил брови, кашлянул и, буркнув что-то типа, да ты не волнуйся, я с ними со всеми знаком, стал разворачивать лошадь.

Боец, что помогал мне идти, по моему предложению тоже запрыгнул на телегу. Апраксин вновь покосился и спросил:

— Ты как там? Нормально устроился?

— Спасибо, мы оба тут нормально расположились. И я, и вот мой спаситель, красноармеец, — сказал я и обратился к человеку, который мне помог в трудную минуту, легонько потрепав его по плечу: — Правильно я говорю?

Тот не ответил, а просто одобрительно кивнул.

— Ах, вот оно шо, — Апраксин тоже кивнул. Потом как-то странно на меня глянул и негромко, как бы в задумчивости, спросил: — Так мы ж куда? Давай-ка, Лёшенька, к Воронцову поедем! Может, у него кто из медиков там есть?

— Отставить! — не согласился я. — Давай разворачивай, и идём в атаку. Товарищ лейтенант госбезопасности определил нам это направление, вот мы и двигаемся по нему.

— Но как же ты… Ты же весь… И голова у тебя, того, гм, больная. Тебе дохтур нужон.

— Нормальная у меня голова. Победим и к дохтору обратимся. А пока мне и вот, товарищу, — я вновь потрепал сидящего рядом помощника по плечу, — надо в бой! Так что давай, не задерживайся, поехали дальше гадов бить.

— Ой, Лёшка, Лёшка, — покачав головой, прошептал Апраксин.

Но приказа не ослушался, а сказал лошади: «Но!»

И мы продолжили наступление.

До этого, в городе Троекуровске я был мельком. Что называется: проездом, когда мы с Воронцовым несколько дней назад выезжали отсюда на грузовике. Поэтому этот населённый пункт я, конечно же, толком не знал. Однако, когда сидел за рулём грузовика при движении по улицам и переулкам кое-что запомнить сумел. И знал, что если мы проедем по улочке, на которой сейчас находимся, около километра вперёд, то, свернув налево и проехав ещё с полкилометра, выйдем на улицу, которая в конечном итоге приведёт нас к больнице.

Перед боем наши пленные рассказывали, что раненый замкомдив вроде бы находится именно в той больнице, в которой несколькими днями ранее я пришёл в себя, впервые узнав, что попал в это время.

И вот сейчас, направляясь в ту сторону, я пришёл к мысли, что раз судьба распорядилась таким образом, что мы движемся практически в том же направлении, где и находится медучреждение, то неплохо было бы нам в это самое медучреждение заглянуть.

Однако нужно было быть очень внимательным. И ни в коем случае не упускать из вида, что мы находимся в оккупированном городе, и что враг может скрываться где угодно. Сидя на телеге, я не только руководил поездкой, объясняя Апраксину, куда направлять лошадь, но и пристально наблюдал за происходящим вокруг.

А вокруг творилось непонятное. Судя по звукам, доносящимся с разных сторон города, наши отряды шли в атаку. Я сам видел, как наступающие с нашего направления бойцы обыскивают дом за домом и выходят оттуда, так и не застав там немцев. Получалось, что противника в черте города почти нет и сколь-нибудь серьёзного сопротивления он нигде оказать не может.

Это одновременно и радовало, и очень настораживало. Я чуял, что нас завлекают в засаду. Ну не могли, по моему разумению, немцы бросить город на произвол судьбы и уйти в сторону Новска. Это у меня не укладывалось в голове. А потому, когда подъехали к больнице, то сразу к ней приближаться не стали. Остановились в проулке, спешились с телеги, оставив лошадь на всякий случай у дома, привязав уздечку к ручке подъездной двери, дождались подхода десятка красноармейцев и только после этого выдвинулись к зданию.

И я как в воду глядел.

Как только мы появились на пустынной улице, из больницы по нам моментально заработало несколько пулеметов.

Апраксин чудом не получил пулю. А вот ранее сопровождающий меня боец, чьё имя я то ли забыл узнать, то ли не запомнил, почти сразу же был ранен в ногу, и я ему приказал отползти назад к телеге, перевязать себя.

Красноармейцы, что наступали рядом, сразу же залегли и, ориентируясь на пламя, которое изрыгали при стрельбе вражеские пулемёты и другие виды оружия, начали стрелять в ту сторону.

На дворе было темно, но лунный свет, пробиваясь сквозь облака, судя по всему, давал пулемётчикам возможность различить красноармейцев, и они стреляли по нам довольно прицельно.

Более того, кроме двух пулемётных расчётов, которые я смог заметить, из окон длинного здания медучреждения огонь вело ещё около пятидесяти солдат противника. А может быть, их даже было больше, потому что мне показалось, что в некоторых окнах мелькают разные силуэты пехотинцев.

Все эти высовывающиеся с