4. Лечение и режим больному А.А. Жданову проводились неправильно, т. к. заболевание инфаркта миокарда требует строгого постельного режима в течение нескольких месяцев (фактически больному разрешалось вставать с постели и проч. физические нагрузки).

5. Грубо, неправильно, без всякого законного основания профессор Егоров 8/IX убрал меня из Кремлевской больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.

7/IX-48 г.

Зав. кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы

врач Л. Тимашук».

По роковому стечению обстоятельств подозрение Тимашук в неправильной постановке диагноза А. Жданову обрело видимую реальность. Смерть пациента стала самым сильным аргументом в ее споре с Егоровым. Она получила неоспоримые доказательства своей правоты, поэтому справиться с ней было уже невозможно. Затеянная Егоровым административная возня способствовала невольному расширению конфликта. Дело о смерти А. Жданова получило нездоровую огласку.

Кузнецов поспешил избавиться от второго письма Тимашук, переадресовав его начальнику Главного управления охраны МГБ СССР Власику. Поскольку к этому времени уже была известна реакция Сталина на первое письмо Тимашук, Власик решил не показывать ему второе похожее письмо и переслал его для ознакомления Егорову, с которым он находился в дружеских отношениях.

Болезнь, смерть и похороны А. Жданова случились в то время, когда Сталин «разбирался» с генетикой.

Почти десять лет я проработал с известным советским генетиком Николаем Петровичем Дубининым. Академик рассказывал мне, что в борьбе против мракобесия Лысенко генетики еще возлагали некоторые надежды на идеолога партии А. Жданова, который, как многие хорошо знали, не переносил демагогии Лысенко. Генетиков неумело пытался поддерживать и сын А. Жданова – Юрий, занимавший тогда пост заведующего отделом науки ЦК ВКП(б). Его пристроили на такой ответственный пост, когда ему было всего-то 27 лет от роду и он еще плохо ориентировался в кремлевских хитросплетениях, раз взялся за развенчание Т.Д. Лысенко. Думаю, что Жданов об этой затее своего сына ничего не знал. Если бы знал, наверняка остановил. Далее события развивались следующим образом. Юрий Жданов начал встречаться с «классическими» генетиками. С кем именно, сейчас уже трудно установить, но одну фамилию все же называют – Серебровский Александр Сергеевич, русский и советский генетик, член-корреспондент АН СССР (1933), академик ВАСХНИЛ (1935). Юрий Жданов намеревался выступить в Политехническом музее с докладом на тему «Спорные вопросы современного дарвинизма», где резко критиковал Лысенко, тогдашнего президента ВАСХНИЛ, за попытку установить монополию на истину. Если эта лекция там и состоялась, то только для какого-то узкого круга партийных работников. Трофим Денисович Лысенко узнал об этом и тут же побежал к Сталину жаловаться. Сталин опять встал на защиту Лысенко и вынес на заседание политбюро, которое состоялось 31 мая, «дело» Юрия Жданова. Сталин был возмущен тем, что Юрий Жданов выступил против Лысенко, который, как он считал, сегодня является Мичуриным в агротехнике. При этом Сталин заявил, что надо найти виновных, по словам Шипилова, «указав при этом мундштуком трубки на Жданова-старшего». Юрия Жданова он пожалел и из-за молодости, и за его амурные отношения с его дочерью Светланой.

Перед отъездом на лечение А.А. Жданов совместно с Маленковым передали Сталину проект сообщения ЦК «О положении в биологической науке», подготовленный Шепиловым и Митиным. В нем, естественно, был и упрек в адрес Юрия Жданова.

Для такой прагматичной личности, как Сталин, необъяснимой для всех была его склонность прислушиваться к различным «чудодейственным» прожектам. Он часто «брал их себе в голову» и тогда требовал неукоснительной поддержки со стороны окружающих. Такие отношения сложились у него с агрономом Трофимом Лысенко. Карьерист и авантюрист по натуре, Лысенко в 1929 году стал сотрудником Украинского института селекции и генетики. Не прошло и пяти лет, как он умудрился перебраться в кресло директора этого института. В 1933 году Н.И. Вавилов, выдающийся специалист в области растениеводства и генетики, выдвинул его кандидатуру на соискание Государственной премии, через год ходатайствовал о выборе Лысенко в Академию наук УССР, а еще через один год – в АН СССР. Удивительный факт для биографов Вавилова.

Переломным в карьере Лысенко стал 1935 год. На съезде ударников сельского хозяйства в Кремле Сталин в ответ на его эмоциональное выступление поощрил Лысенко возгласом «браво». С тех пор он неизменно поддерживал Лысенко. Сталин простил ему даже то, что во время войны родной брат Лысенко находился на службе у оккупантов.

Возвеличивание Лысенко затормозилось в 1948 году, когда стало очевидным, что его «новаторские» начинания на поприще земледелия оказались несостоятельными. Деятельность Лысенко напрямую затрагивала производственную сферу, поэтому была разорительной для сельского хозяйства страны.

При поддержке Сталина ему удалось перевести научный спор с генетиками в идеологическую плоскость. Отрицание наличия генов, признание наследования приобретенных родителями признаков потомством стали краеугольным камнем мичуринской биологии, которая противопоставлялась всей мировой биологии, объявленной реакционной.

Заставить Сталина признать свою ошибку, дать задний ход было невозможно. Не исключено, что со стороны Сталина не обошлось без скрытых или явных угроз в адрес А. Жданова и его сына.

Нашлись свидетели разговора А. Жданова с позвонившим ему 23 июля в «Долгие бороды» 1-м заместителем начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Дмитрием Шепиловым. «По свидетельству медицинского персонала, разговор был явно неприятен Жданову: он что-то кричал в трубку в состоянии крайнего эмоционального возбуждения». Через несколько часов у него начался первый сердечный приступ. Это произошло всего за неделю до открытия приснопамятной августовской сессии ВАСХНИЛ, завершившей разгром советской генетики. Сталин заставил Юрия Жданова «отречься от генетики», который 7 июля 1948 года поспешил прислать ему покаянное письмо. Ровно месяц Сталин его придерживал. Оно было опубликовано в «Правде» в день закрытия сессии ВАСХНИЛ. Вот только одна фраза из этого послания, которая все объясняет: «Я не подверг беспощадной критике коренные методологические пороки менделеевско-морганистской генетики».

На специально организованной сессии ВАСХНИЛ, которая состоялась 31 июля – 7 августа 1948 года, с проблемным докладом «О положении в биологической науке» выступил Трофим Лысенко. В конце доклада последовало его «сенсационное» сообщение об одобрении этого документа Сталиным. Сталин фактически выступил в роли соавтора Лысенко.

В статье «Корифей науки», опубликованной на третий день после смерти вождя в газете «Правда» (8 марта 1953 года), Лысенко рассказал, что «Сталин непосредственно редактировал проект доклада “О положении в биологической науке”, подробно объяснил мне свои исправления, дал указания, как излагать отдельные места доклада».

Мне довелось видеть фотокопию этого документа, многие страницы которого действительно были испещрены пометками Сталина.

После августовской сессии ВАСХНИЛ преподавание классической генетики было запрещено. С рабочих мест согнали более 3000 хороших специалистов. Генетик с мировым именем, Николай Иванович Вавилов, к тому времени пять лет как умер в тюрьме.

После этих событий А. Жданов перестал серьёзно обращать внимание на своё здоровье. Запил. В его истории болезни после 7 августа, когда он прочел в газете «Правда» покаянное письмо сына, уже не появилось ни одной электрокардиограммы.

В оценке Лысенко А. Жданов и его сын Юрий определенно выступали оппонентами Сталину. Не исключено, что все это могло стать провоцирующим фактором, вызвавшим развитие у А. Жданова острого инфаркта миокарда.

Некоторые говорят, что Сталин был сильно расстроен смертью А. Жданова. И что он якобы приказал убрать из гостиной своей дачи рояль, на котором иногда играл А. Жданов.

Тогда непонятно, почему его не заинтересовала версия врача Тимашук о возможных причинах смерти члена Политбюро.

О болезни и смерти А. Жданова теперь пишут разное. В книге Леонида Млечина