Шрифт:
Закладка:
По ложному обвинению расстреляли единственного в стране тибетского врача Николая Бадманова, который успешно лечил маршала Клима Ворошилова.
За годы правления Сталина репрессировали целую армию неизвестных широкой общественности врачей среднего звена.
В газете «Правда» 13 января 1953 года была опубликована Хроника ТАСС: «Арест группы врачей-вредителей». Несмотря на то что большинство арестованных врачей не были евреями, в этом сообщении говорилось о «еврейских буржуазных националистах». Полной неожиданностью для многих было упоминание в их числе известнейшего артиста Михоэлса, погибшего в январе 1948 года и похороненного с большим почетом.
Текст этого сообщения был утвержден Бюро Президиума ЦК КПСС накануне, 9 января 1953 года, в отсутствие Сталина. Поскольку с вождем все вопросы были заранее согласованы, это было простой формальностью. При необходимости на документ могли поставить специально изготовленную резиновую печатку с подписью Сталина. Там же было решено, что сообщение необходимо поместить вместе с редакционной статьей «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». Эти же материалы одновременно напечатали другие центральные газеты.
С этого момента Сталину оставалось жить всего 53 дня.
«Дело врачей» завели в конце 1948 года в стенах Министерства государственной безопасности, куда попало письмо врача-электрокардиографиста Лечебно-санитарного управления Кремля Лидии Тимашук, в котором она выражала свое несогласие с диагнозом, выставленным кремлевскими врачами члену Политбюро А. Жданову.
По заведенному порядку это письмо сразу же показали Сталину, но он тогда не придал ему никакого значения. Между тем сотрудники госбезопасности не оставили его без внимания и не торопясь начали свою собственную проверку полученного «сигнала». Так был подожжен бикфордов шнур, который постепенно тлел и в 1953 году грозил разом взорвать весь цвет советской клинической медицины.
В одном из флигелей 5-й советской больницы (ныне больница Святителя Алексия), выходящем на теперешний Ленинский проспект, располагался электрокардиографический кабинет кафедры госпитальной терапии лечебного факультета 2-го Московского медицинского института им. И.В. Сталина. Кабинет был создан в 1929 году академиком АМН Владимиром Филипповичем Зелениным, который заведовал этой кафедрой и по совместительству занимал высокий пост директора Института терапии АМН. Это был крупный организатор советского здравоохранения, прекрасный клиницист, автор многих учебников по терапии. В «народе» он был известен «каплями от сердца», которые в аптеках широко продавали как «капли Зеленина». Эта популярная микстура, содержащая смесь настойки ландыша, валерианы, красавки и ментола, хорошо помогала при функциональных нарушениях деятельности сердца. В научных медицинских кругах академик Зеленин безоговорочно признавался патриархом отечественной электрокардиографии. Сейчас электрокардиограф есть в любой районной поликлинике. Изобретенный в начале прошлого века в Голландии, в России этот прибор появился только в 1910 году, в том числе и благодаря стараниям академика Зеленина.
С довоенных времен электрокардиографическим кабинетом 5-й советской больницы заведовал мой отец – Лев Наумович Гольдман. Под руководством академика Зеленина он прошел все ступени врачебного мастерства – от палатного ассистента до профессора. Владимир Филиппович часто хвалил своего ученика: «Лёва, теперь ты лучший электрокардиографист Москвы». На эту шутку шефа Лёва скромно отзывался своей: «Только на этой улице». Тем не менее рекомендация маститого ученого и мастерство его ученика делали своё дело. Электрокардиографический кабинет на Ленинском проспекте стал популярным. За советом приходили городские врачи, многочисленные пациенты и просто здоровые люди «провериться».
Там я познакомился с известными советскими спортсменами, мировыми рекордсменами в беге на средние дистанции братьями Знаменскими, Георгием и Серафимом. Еженедельно они заходили в этот электрокардиографический кабинет и, оставив очередной «автограф сердца», разъезжались на тренировки. Завязавшаяся дружба моего отца с Георгием, старшим из братьев Знаменских, помогла нашей семье получить небольшую комнату в коммунальной квартире на «Малых Кочках» (теперь это улица Ефремова в Лужниках). Отец рассказывал мне, что во время визита к председателю райисполкома Георгий Знаменский, на лацкане пиджака которого красовался редкий по тем временам орден Знак Почета, вдобавок повесил себе на шею одну из своих спортивных медалей. Чиновник был сражен наповал.
Однажды Георгий Знаменский принес нам два билета на физкультурный парад, который должен был состояться на стадионе «Динамо». Моя мама, повертев красивые пригласительные билеты, установила отсутствие указания на ряд и номер места и практично посоветовала пойти пораньше. Трибуна оказалась гостевой. Уселись мы под барьером, за которым размещалось правительство.
Появился Сталин. Все встали, повернулись в сторону вождя и зааплодировали. С расстояния нескольких метров Сталин оказался копией поясного портрета, который висел в моей школе.
Помню еще, что Георгий Знаменский, накручивая круг за кругом по беговой дорожке, неудачно пытался в одиночку побить очередной мировой рекорд.
На обратном пути, в трамвае, а он тогда ходил мимо стадиона «Динамо», я завел с отцом разговор о том, как близко мы видели товарища Сталина. На что отец тихо сказал мне: «Никогда, ни при каких обстоятельствах, публично не говори ничего, что было бы связано с этим именем». Ребенком я был послушным. Много позднее я понял, что у отца были на то веские основания.
Осенью 1948 года академик Зеленин начал приносить моему отцу на расшифровку электрокардиограммы, сделанные «на стороне», на хорошей аппаратуре. Отец работал с ними дома, на крышке занимавшего почти всю нашу небольшую комнату черного концертного рояля, на котором изредка играла моя мама. Через много лет, когда я уже сам стал врачом, он рассказал мне, что это были электрокардиограммы из кремлевской больницы. Но ни мой отец, ни академик Зеленин не знали, кому они принадлежат, а главное, того, что это пошли первые круги от письма врача электрокардиографического кабинета кремлевской больницы Лидии Тимашук, которое было передано Сталину министром государственной безопасности В. Абакумовым:
Совершенно секретно.
Товарищу Сталину И.В.
При этом представляю Вам заявление заведующей кабинетом электрокардиографии кремлевской больницы врача Тимашук М.Ф. в отношении здоровья Жданова А.А.
Как видно из заявления Тимашук, последняя настаивает на своем заключении, что у товарища Жданова инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки, в то время как начальник Санупра Кремля Егоров и академик Виноградов предложили ей переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда.
Приложение: заявление т. Тимашук и электрокардиография товарища Жданова.
30 августа 1948 года.
Абакумов выделил из письма Тимашук только то, что было профильным по его ведомству.
А. Жданов страдал от тяжелого атеросклеротического изменения сосудов сердца. Болезнь обострилась летом 1948 года, после того как ему пришлось уступить пост второго секретаря ЦК Маленкову. Он пытался отлежаться на юге, но наступившая жара прогнала его на Валдай, где в санатории «Долгие бороды» в ночь на 24 июля у него произошел первый сердечный приступ. Спешно из Москвы были вызваны профессора Кремлевской больницы В.Н. Виноградов, В.Х. Василенко и П.И. Егоров. Заведующую кабинетом функциональной диагностики Кремлёвской больницы С.Е. Карпай доставили вместе с электрокардиографом специальным самолётом.
Московским светилам электрокардиограмма больного показалась спокойной. Посчитали, что у А. Жданова имел место очередной приступ сердечной астмы. В постель он уложен не был. Да и Сталин при прощании настоятельно рекомендовал ему «больше гулять на свежем воздухе». В течение последующих пяти недель состояние А. Жданова настолько стабилизировалось, что его личный врач Майоров бездельничал и целыми днями рыбачил на Волге.
27 августа А. Жданову
