Подозревать академика Виноградова в злом умысле по отношению к А. Жданову было наивным, поскольку у него не было к тому абсолютно никаких побудительных причин. Он был «обласкан» властью, которая его постоянно поддерживала, наградив к тому времени четырьмя орденами Ленина. По Тимашук выходило, что академик Виноградов – это слабоумный преступник, который, подготавливая умышленное убийство, оповещает об этом заранее, требуя неправильно оценить электрокардиограмму своего пациента, причем в присутствии свидетелей, для того, чтобы потом легко быть изобличенным в содеянном злодеянии.

Академику Виноградову было уже 66 лет, из которых 40 он посвятил врачеванию людей. Сомнения в его профессионализме или нечестности могли возникнуть только в воспаленном мозгу Лидии Тимашук.

Начальник Лечебно-санитарного управления Кремля Пётр Иванович Егоров был больше известен как администратор. Активный участник Великой Отечественной войны, которую он закончил в звании генерал-майора медицинской службы, заместителем главного терапевта Красной армии. Он являлся одним из зачинателей авиационной медицины в СССР, позднее принимал участие в разработке систем отбора космонавтов. Это был человек с большим опытом руководящей работы. В данном случае интуиция его подвела. Когда Власик сообщил ему, что к Сталину поступило письмо Лидии Тимашук, он сильно испугался. С этого момента страх бежал впереди профессора Егорова. И он стал делать одну за другой серьезные ошибки, которые потом имели трагические последствия как для него самого, так и для многих не вовлеченных в этот локальный конфликт людей. Он не мог знать тогда, что Сталин не придал письму Тимашук никакого значения и отправил его «В архив». Если бы Егоров это знал, худо-бедно, дело было бы закрыто. Потом, при расшифровке электрокардиограммы А. Жданова, Лидия Тимашук все же пошла ему навстречу и в своем заключении написала то, о чем он ее просил. Егоров же при случае мог бы продемонстрировать собственноручную запись Лидии Тимашук. Покривить душой в той ситуации тоже было немалым прегрешением.

Егоров встал на опасный путь жесткого администрирования. Он решил любой ценой избавиться от жалобщицы.

Утром 6 сентября 1948 года в его кабинет была вызвана Тимашук и все другие принимавшие участие в лечении А. Жданова врачи: Виноградов, Василенко, Майоров, а также патологоанатом Фёдоров. В адрес Тимашук прозвучали упрёки на неэтичность огульного обвинения своих коллег. Тимашук не унималась. Тогда, желая помочь Егорову, Виноградов написал докладную записку министру здравоохранения СССР Е.И. Смирнову и в ультимативной форме потребовал убрать Тимашук. Министр согласился. Назавтра Тимашук вызвали в отдел кадров, где ей вручили приказ о переводе в один из филиалов Кремлевской поликлиники.

Для Лидии Тимашук это было крушением благополучной врачебной карьеры кремлевского врача. В ее лице Егоров получил врага, потенциальные возможности которого он в полной мере сразу не смог оценить.

На следующий день разобиженная женщина сочинила второе обстоятельное письмо, на этот раз на имя секретаря ЦК А.А. Кузнецова, в котором уже прямо обвиняла кремлевских врачей в том, что лечение А. Жданова было неправильным:

«7 сентября 1948 г.

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. А.А. КУЗНЕЦОВУ.

28/VIII с/г по распоряжению начальника Лечебно-санитарного управления Кремля я была вызвана и доставлена на самолете к больному А.А. Жданову для снятия электрокардиограммы (ЭКГ) в 3 часа.

В 12 час. этого же дня мною была сделана ЭКГ, которая сигнализировала о том, что А.А. Жданов перенес инфаркт миокарда, о чем я немедленно доложила консультантам академику В.Н. Виноградову (тут она впервые называет его фамилию), проф. Егорову П.И., проф. Василенко В.Х. и д-ру Майорову Г.И.

Проф. Егоров и д-р Майоров заявили, что у больного никакого инфаркта нет (мнение академика Виноградова она не озвучивает), а имеются функциональные расстройства сердечной деятельности на почве склероза и гипертонической болезни и категорически предложили мне в анализе электрокардиограммы не указывать на инфаркт миокарда, т. е. так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих электрокардиограммах.

Зная прежние электрокардиограммы тов. Жданова А.А. до 1947 г., на которых были указания на небольшие изменения миокарда, последняя ЭКГ меня крайне взволновала, опасение о здоровье тов. Жданова усугублялось еще и тем, что для него не был создан особо строгий постельный режим, который необходим для больного, перенесшего инфаркт миокарда, ему продолжали делать общий массаж, разрешали прогулки по парку, просмотр кинокартин и пр.

29/VIII после вставания с постели у больного Жданова А.А. повторился тяжелый сердечный приступ болей, и я вторично была вызвана из Москвы в Валдай. Электрокардиограмму в этот день делать не разрешили, но проф. Егоров П.Ив. в категорической форме предложил переписать мое заключение от 28/VIII и не указывать в нем на инфаркт миокарда, между тем ЭКГ явно указывала на органические изменения в миокарде, главным образом на передней стенке левого желудочка и межжелудочковой перегородки сердца на почве свежего инфаркта миокарда. Показания ЭКГ явно не совпадали с диагнозом «функционального расстройства».

Это поставило меня в весьма тяжелое положение. Я тогда приняла решение передать свое заключение в письменной форме Н.С. Власик через майора Белова А.М. – прикрепленного к А.А. Жданову – его личная охрана.

Игнорируя объективные данные ЭКГ от 28/VIII и ранее сделанные еще в июле с/г в динамике, больному было разрешено вставать с постели, постепенно усиливая физические движения, что было записано в истории болезни.

29/VIII больной встал и пошел в уборную, где у него вновь повторился тяжелый приступ сердечной недостаточности с последующим острым отеком легких, резким расширением сердца и привело больного к преждевременной смерти.

Результаты вскрытия, данные консультации по ЭКГ профессора Незлина В.Е. и др. полностью совпали с выводами моей электрокардиограммы от 28/VIII-48 г. о наличии инфаркта миокарда.

4/IX-1948 г. начальник ЛечСанупра Кремля проф. Егоров П.И. вызвал меня к себе в кабинет и в присутствии главврача больницы В.Я. Брайцева заявил: “Что я вам сделал плохого? На каком основании вы пишете на меня документы. Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а потому ваш документ мне возвратили. Это потому, что мне верят, а вот вы, какая-то Тимашук, не верите мне и всем высокопоставленным консультантам с мировым именем и пишете на нас жалобы. Мы с вами работать не можем, вы не наш человек! Вы опасны не только для лечащих врачей и консультантов, но и для больного, в семье которого произвели переполох. Сделайте из всего сказанного оргвыводы. Я вас отпускаю домой, идите и подумайте!”

Я категорически заявляю, что ни с кем из семьи тов. А.А. Жданова я не говорила ни слова о ходе лечения его.

6/IX-48 г. начальник ЛечСанупра Кремля созвал совещание в составе академ. Виноградова В.Н., проф. Василенко В.Х., д-ра Майорова Г.И., патологоанатома Федорова и меня. На этом совещании Егоров заявил присутствующим о том, что собрал всех для того, чтобы сделать окончательные выводы о причине смерти А.А. Жданова и научить, как надо вести себя в подобных случаях. На этом заседании пр. Егоров еще раз упомянул о моей «жалобе» на всех здесь присутствующих и открыл дискуссию по поводу расхождения диагнозов, стараясь всячески дискредитировать меня как врача, нанося мне оскорбления, называя меня “чужим опасным человеком”.

В результате вышеизложенного 7/IX-48 г. меня вызвали в отдел кадров ЛечСанупра и предупредили о том, что приказом начальника ЛечСанупра с 8/IX с/г я перевожусь на работу в филиал поликлиники.

Выводы:

1. Диагноз болезни А.А. Жданова при жизни был поставлен неправильно, т. к. на ЭКГ от 28VIII-48 г. были указания на инфаркт миокарда.

2. Этот диагноз подтвердился данными патологоанатомического вскрытия (д-р Федоров).

3. Весьма