дела не соглашался, о чем неоднократно предупреждал Рюмина. Однако Рюмин его опередил, выбив от Майрановского «признательные» показания. Игнатьеву все же удалось настоять на своем, и он выделил дело Майрановского в отдельное делопроизводство.

На главную роль срочно потребовался новый фигурант в лице Абакумова. Никаким защитником или даже симпатизирующим евреям он конечно же не был. По мнению Павла Судоплатова «Абакумов не горел желанием расширять рамки дела Еврейского антифашистского комитета до уровня мирового заговора. Он знал, что такие обвинения наверняка вызовут напряженность в верхах, особенно Ворошилова и Молотова, женатых на еврейках, и Кагановича, который сам был евреем. Осторожность, проявленная Абакумовым, сыграла в его судьбе роковую роль».

Когда Рюмин предъявил Абакумову, сидевшему в одиночной камере в Матросской Тишине, собранные им материалы по «еврейскому заговору» в МГБ, тот, несмотря на свое незавидное положение и плачевное физическое состояние, рассмеялся.

Эта история была рассказана Павлу Судоплатову Людвиговым (высокопоставленный сотрудник госбезопасности), когда оба они находились в тюрьме.

Многие недоумевают. Как такое могло случиться, что недалекий, малограмотный человек (он окончил лишь бухгалтерские курсы) попал в славившееся строгой системой отбора сотрудников Министерство государственной безопасности. Его бывшие коллеги вспоминали, что он часто обращался к ним за разъяснением смысла простых слов. У них сложилось впечатление, что он не прочитал ни единой книги. Зато был не дурак выпить. Окружающим Рюмин похвалялся, что его «норма» – 700 граммов водки. Любил поесть и был похотлив.

Почетный сотрудник госбезопасности И.В. Леонов, прослуживший в органах военной контрразведки почти 30 лет, рассказал, что появление Рюмина в МГБ произошло в результате трагической для Абакумова ошибки, причиной которой он сам и явился.

Дело обстояло следующим образом. В 1950 году Абакумов проводил всесоюзное совещание руководителей следственных служб республиканских, краевых, областных органов госбезопасности и особых отделов военных округов и флотов. В числе участников этого совещания от особого отдела Архангельского военного округа оказался Рюмин.

В конце совещания министр госбезопасности обратился к присутствовавшим с вопросом, все ли им понятно. С места раньше других сорвался Рюмин и бойко отрапортовал, что поставленные задачи ясны и будут выполнены.

Абакумов поинтересовался у начальника следственной части Лихачева: кто этот бравый подполковник? Тот сказал ему, что это Рюмин из Архангельска. Абакумов порекомендовал посмотреть, не подойдет ли этот провинциал для работы в следственной части. Лихачев воспринял это как прямое указание. Рюмина прикомандировали к центральному аппарату.

Письмо Рюмина, отредактированное Маленковым, зачитывали на Политбюро, которое вел Сталин. Абакумов все отрицал, называл Рюмина авантюристом.

Сталин порекомендовал Абакумову не допускать выпадов против Рюмина и говорить по существу.

В конце обсуждения он признал свою вину только в той части, что в органы госбезопасности смогли проникнуть такие недостойные и безграмотные люди, как Рюмин. «За это я готов нести соответствующее наказание».

Однако судьба Абакумова уже была предрешена.

Комиссия под руководством Маленкова установила ряд неоспоримых фактов, среди которых на первое место была поставлена смерть профессора Этингера:

«В ноябре 1950 года был арестован еврейский националист, проявлявший резко враждебное отношение к советской власти, – врач Этингер. При допросе старшим следователем МГБ т. Рюминым арестованный Этингер без какого-либо нажима признал, что при лечении т. Щербакова А.С. имел террористические намерения в отношении его и практически принял все меры к тому, чтобы сократить его жизнь.

ЦК ВКП(б) считает это показание Этингера заслуживающим внимания. Среди врачей, несомненно, существует законспирированная группа лиц, стремящихся при лечении сократить жизнь руководителей партии и правительства. Нельзя забывать преступления таких известных врачей, совершенных в недавнем прошлом, как преступление врача Плетнева и врача Левина, которые по заданию иностранной разведки отравили В.В. Куйбышева и Максима Горького. Эти злодеи признались в своих преступлениях на открытом судебном процессе, и Левин был расстрелян, а Плетнев осужден к 25 годам тюремного заключения. Однако министр госбезопасности Абакумов, получив показания Этингера о его террористической деятельности, в присутствии следователя Рюмина, заместителя начальника следственной части Лихачева, а также в присутствии преступника Этингера признал показания Этингера надуманными, заявил, что это дело не заслуживает внимания, заведет МГБ в дебри, и прекратил дальнейшее следствие по этому делу. При этом Абакумов, пренебрегая предостережением врачей МГБ, поместил серьезно больного арестованного Этингера в заведомо опасные для его здоровья условия (в сырую и холодную камеру), вследствие чего 2 марта 1951 года Этингер умер в тюрьме.

Таким образом, погасив дело Этингера, Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполнявших задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства. При этом следует отметить, что Абакумов не счел нужным сообщить ЦК ВКП(б) о признаниях Этингера и таким образом скрыл это важное дело от партии и правительства».

Последовали оргвыводы. Абакумова сняли с работы министра государственной безопасности. Как человека, «совершившего преступления против партии и Советского государства», арестовали и открыли следственное дело.

Рюмин стремительно пошел в гору. Заштатного подполковника сделали начальником Следственной части по особо важным делам. Вскоре он стал заместителем министра госбезопасности по следственной работе. Ему присвоили звание генерала.

Всеми силами Рюмин старался оправдать доверие Сталина. Но тут у него опять случилась осечка. Его прежний начальник оказался ему не по зубам.

«Абакумов, – как пишет Павел Судоплатов, – яростно отрицал свою вину, доказывая, что не скрывал никаких материалов о “заговоре врачей” и тем более не являлся его руководителем или вдохновителем и не привлекал к “заговору” подчиненных сотрудников – евреев из Министерства госбезопасности. Он продолжал полностью отрицать предъявлявшиеся ему обвинения даже под пытками, “признания” от него так и не добились».

Барахтаясь в пене поднятой Сталиным антисемитской волны, Рюмин ничего не смог придумать лучшего, как выудить из протоколов допросов членов ЕАК 213 упоминавшихся там лиц, большинство из которых имели еврейские фамилии. К этому списку, в котором первыми стояли Эренбург, Гроссман, Маршак, он пристегнул умершего в Лефортовской тюрьме Этингера, который, как ему было известно, регулярно заходил в офис ЕАК, где просматривал поступавшие туда иностранные журналы и высказывал одобрение идее создания еврейской республики в Крыму. Часть лиц из этого списка уже находилась под стражей.

Есть воспоминания И.Б. Маклярского, известного советского кинодраматурга (киносценарии «Подвиг разведчика», «Секретная миссия»), как Рюмин проводил допрос: «Что, жид, неохота помирать?» – вкрадчиво поинтересовался Рюмин и в доходчивой форме объяснил, что он думает о евреях вообще и о Маклярском в частности. Евреи, по мнению Рюмина, поголовно шпионская нация. Они захватили в Москве все медицинские посты, адвокатуру, Союз писателей и Союз композиторов, не говоря уже о торговой сети. Однако из миллионов евреев пользу государству рабочих и крестьян приносили только единицы, тогда как остальные – потенциальные враги» (Кирилл Столяров. «Палачи и жертвы»).

«Однако такая ретивость сверх разума, – как пишет Геннадий Костырченко, – не нашла поддержки у Сталина, и замысел Рюмина начать массовую посадку интеллигенции еврейского происхождения так и остался на бумаге».

Тем временем карательная машина методично продолжала перемалывать человеческие судьбы. Из 110 человек, привлеченных тогда к уголовной ответственности по обвинению в шпионаже и националистической деятельности, 10 человек было казнено, 5 умерло во время следствия, 90 приговорено к разным срокам, в том числе 20 человек – к 25 годам, а 50 – к 10 годам лагерей. Свободу получили лишь 5 человек. Но это были разрозненные дела. Рюмин видел, что Сталина можно заинтересовать только новым масштабным процессом.

Он снова принялся за Тимашук. Когда ее вызвали в Министерство государственной безопасности для дачи объяснений по поводу причин смерти А. Жданова, она