со Сталиным, о требованиях Сталина ужесточить допросы – и так далее и тому подобное. Были там показания и других лиц, всякий раз связанные непосредственно с ролью Сталина в этом деле. Были записи разговоров со Сталиным на эту же тему. Не убежден, но, кажется, первоначально записанных на аппаратуру, а потом уже перенесенных на бумагу.

Я в три или четыре приема читал эти бумаги на протяжении недели примерно. Потом чтение это было прекращено, разом оборвано».

По воле Сталина «Дело врачей» приняло новый оборот. Помимо «признаний» в неправильном лечении руководства страны от врачей потребовали выдать зарубежных хозяев, по указке которых они якобы действовали. У следователей начались новые трудности. Для ускорения следствия они были вынуждены использовать весь арсенал своих возможностей давления на арестованных.

Для особо упорных применяли такое много раз испытанное средство, как предварительный арест жен. Так, например, были арестованы жены Егорова и Вовси, от которых добивались оговора мужей.

Сталин подтолкнул следствие, разрешив 18 октября 1952 года применять к арестованным врачам меры физического воздействия.

Первым, на ком споткнулись следователи, был профессор Вовси, арестованный в ночь на 11 ноября 1952 года, за день до изгнания Рюмина из МГБ. Генерал-майору медицинской службы, в войну и послевоенные годы возглавлявшему терапевтическую службу Советской армии, академику АМН уготовили роль шпиона американской и немецкой разведок. В рамках сценария Сталина с американской разведкой Вовси должен был связать Михоэлс, приходящийся ему двоюродным братом. В контакт с разведкой гитлеровской Германии Вовси должен был вступить сам. Шпионскую деятельность Вовси наполнили духом еврейского национализма. С работой на немецкую разведку это никак не вязалось.

«Вы сделали меня агентом двух разведок, – сопротивлялся Вовси допрашивающему его следователю, – не приписывайте хотя бы германскую – мой отец и семья брата в войну были замучены фашистами в Двинске». Что-либо изменить в этой ситуации следователь был не в силах, поскольку «еврейский националист» Вовси должен был передавать шпионские задания немцев академику Зеленину. Много лет спустя Владимир Филиппович Зеленин шутил по этому поводу: «Не Вовси следовало определить резидентом немецкой разведки, поскольку в моем следственном деле была запись, что я был завербован немцами намного раньше его, еще в 1925 году».

Сталин торопился получить признание врачей в государственной измене. Известно, что осенью 1952 года на совещании в МГБ Игнатьев заявил, что «нужно снять белые перчатки и с соблюдением осторожности прибегнуть к избиениям арестованных». Однако в самый разгар допросов у Игнатьева произошел инфаркт. На время ему пришлось отойти от дел.

Бывший лекарь Сталина академик Виноградов свою ошибку в постановке диагноза А. Жданову признал, но категорически открещивался от связей с зарубежными разведками.

Академика Виноградова, как он потом рассказывал близким ему людям, нещадно избивали резиновыми палками, пинали ногами, всячески оскорбляли, лишали сна, сутками держали в наручниках, за неуступчивость грозили заковать в кандалы. Тело его было в кровоподтеках и ссадинах. У него случился сильный сердечный приступ. Вот полный протокол допроса В.Н. Виноградова.

18 ноября 1952 года.

Виноградов В.Н., 1882 года рождения, уроженец гор. Ельца Орловской области, беспартийный, бывший директор терапевтической клиники 1-го Московского медицинского института и профессор-консультант ЛечСанупра Кремля.

Допрос начат в 12 часов.

Вопрос: В течение двух недель вы уклоняетесь от прямых ответов, хитрите, передергиваете факты – одним словом, не хотите сказать правду о совершенных вами преступлениях и назвать своих сообщников. Не злоупотребляйте терпением следствия!

Ответ: На те вопросы, которые мне задаются, я стараюсь отвечать как можно полнее.

Вопрос: Но не говорите правду.

Ответ: Я показываю то, что знаю.

Вопрос: Вы признаете, что умертвили товарища Жданова А.А.?

Ответ: Я признаю, что по моей вине жизнь А.А. Жданова была сокращена. При лечении я допустил ошибку в диагностике, приведшую к тяжелым последствиям, а затем к его смерти. Злого умысла в моих действиях не было.

Вопрос: Будем изобличать вас.

Для начала сошлемся на некоторые обстоятельства умерщвления товарища Жданова А.А. Перед направлением товарища Жданова А.А. в 1948 году в Валдай вы выполнили по отношению к больному хотя бы элементарные требования медицины?

Ответ. Нет. До направления А.А. Жданова в Валдай я и имевшие отношение к его лечению Егоров и Майоров не обеспечили за больным нужного ухода, хотя они, так же как и я, видели, что болезнь его прогрессировала. Перед отъездом А.А. Жданова из Москвы в Валдай в июле 1948 года мы не произвели всестороннего врачебного обследования больного, которое позволило бы еще тогда более точно определить характер его заболевания и назначить нужное лечение. В период нахождения А.А. Жданова в Валдае мною, Егоровым, Майоровым совместно с Василенко также не соблюдались элементарные медицинские правила, больной не подвергался надлежащим обследованиям, несмотря на то что в Валдае имелись все возможности произвести лабораторное, электрокардиографическое и рентгеновское исследования.

Вопрос: Почему же вы так преступно относились к больному товарищу Жданову А.А.?

Ответ: Могу сказать только, что я виновен полностью.

Вопрос: Пойдем дальше. Вы знали, что электрокардиограммы, снятые у товарища Жданова А.А., указывали на наличие у него инфаркта миокарда?

Ответ: Знал.

Вопрос: Вы отвергли эти данные?

Ответ: Да, отверг.

Вопрос: Почему?

Ответ: 25 июля 1948 года электрокардиограммы, снятые врачом Карпай, не были типичными для инфаркта миокарда, в связи с чем я, Егоров, Василенко, Майоров и Карпай после обсуждения между собой приняли решение инфаркт миокарда не диагностировать. Не буду скрывать, что главная вина за это ложится на меня, так как в определении характера болезни А.А. Жданова мне принадлежало решающее слово.

Вопрос: Врач Тимашук, снимавшая у товарища Жданова А.А. электрокардиограммы после Карпай, сигнализировала вам, что у больного инфаркт миокарда и вы своим лечением наносите ему непоправимый вред?

Ответ: Такой сигнал был.

Вопрос: Как вы поступили?

Ответ: Мы не послушали Тимашук.

Вопрос: Больше того, вы постарались ее дискредитировать?

Ответ: Признаю. Я, Егоров, Василенко и Майоров 28 августа 1948 года, накануне второго сердечного приступа, случившегося у больного А.А. Жданова, в ответ на заявление Тимащук, что лечение А.А. Жданова ведется неправильно, коллективно обвинили ее в невежестве и снова отвергли диагноз инфаркта миокарда. Тогда же мы настояли на том, чтобы Тимашук не писала об инфаркте в заключении по электрокардиограмме. После смерти А.А. Жданова мы 6 сентября 1948 года устроили специальное совещание, на котором, опираясь на данные вскрытия тела А.А. Жданова, сделали все, чтобы дискредитировать Тимашук и доказать, что она была не права.

Вопрос: В клиническом диагнозе 20 августа 1948 года вы записали:

«Принимая во внимание клиническую картину и данные повторных электрокардиографических исследований, необходимо признать наличие …миомалятических очагов».

Нет логики. Вы отвергли инфаркты миокарда и в то же время в завуалированной форме признали их, коль указали на очаги миомаляции?

Ответ: Мне сказать в оправдание нечего. Эти факты изобличают неопровержимо. Но тем не менее я все-таки настаиваю, что лично в моих действиях нет злого умысла. Было так. 25 июля, недооценив электрокардиографические данные, я совершил медицинскую ошибку. 28 августа, когда вторично электрокардиограммы, снятые врачом Тимашук, подтвердили, что у А.А. Жданова инфаркт миокарда, а 29 августа с больным случился второй сердечный приступ, я понял, что моя ошибка привела к неправильному лечению А.А. Жданова и грозит больному трагическими последствиями. Начиная с этого момента, я стал делать все для того, чтобы скрыть свою