По примитивной версии следствия, это произошло потому, что “заговорщикам” не удалось окончательно договориться о деталях “операции”: в августе Вовси уехал в отпуск, а когда возвратился в Москву, то не смог встретиться с Виноградовым, который, наоборот, отбыл на отдых, а потом был арестован. Такое неожиданное для злоумышленников развитие событий и решительность действий напавших на их след чекистов, как особо отмечалось в материалах следствия, привели Вовси и его сообщников в истерическое неистовство, под воздействием которого они будто бы решили прибегнуть к крайним мерам: стали готовиться к вооруженному нападению на правительственные автомашины в районе Арбата. Но и тут бдительные “органы” оказались на высоте и в самый критический момент обезвредили преступников, устранив угрозу безопасности вождя и его соратников».

Следователи не побоялись нести всю эту ахинею к Сталину по той простой причине, что именно этого он от них и ожидал. Одно дело – обвинение в неправильном лечении пациентов, которое при желании можно было бы оспорить, выдать за врачебную ошибку, другое дело – засада на Арбате. То, что «террористами» выступали пожилые, больные, робкие люди, не имевшие опыта обращения с оружием, во внимание не принималось.

Досталось и тем, кто по долгу службы должен был охранять покой и безопасность вождя. Весной 1952 года с поста начальника Главного управления охраны МГБ СССР слетел генерал-лейтенант Власик. После ареста Абакумова он поспешил изъять у Егорова находившееся у него второе письмо Тимашук, адресованное Кузнецову. Передавать его новому руководству МГБ было уже слишком поздно, поэтому при случае он доложил Сталину, что подозрений в неправильном лечении А. Жданова кремлевскими врачами у него нет.

И своего друга Егорова Власик не спас, и себя погубил. Злополучное письмо это обнаружили у него при аресте.

Ознакомившись с изъятым у Власика письмом Тимашук, Сталин промолчал, что в свое время читал ее первое письмо. Собрав 1 декабря 1952 года членов Президиума ЦК, он обрушился на бывшего министра госбезопасности и бывшего начальника Главного управления охраны за то, что они скрыли от руководства страны важный документ, в котором находился ключ от заговора.

Бывший начальник ЛечСанупра Кремля Егоров, подыгрывая следователям, поначалу все хотел свалить на евреев и на свое неведение:

«Протокол допроса

обвиняемого Егорова Бориса Аркадьевича от 13 марта 1952 года.

Вопрос: Вы обходите молчанием преступные действия отдельных врачей в их практической врачебной деятельности, в частности, в лечении больных. Рассказывайте об этом

Ответ: От Вовси, Когана, Гильштейна, Незлина и Этингера, известных в кругах врачей своими националистическими действиями, можно было ожидать всяких пакостей и в практической врачебной деятельности. Однако конкретные факты, свидетельствующие об их преступных действиях при лечении больных, мне неизвестны.

Допрос длился до 24 часов с перерывом от 16 час. до 22 часов.

Протокол мною прочитан, показания с моих слов записаны верно – (Егоров).

Допросил: Следователь Следчасти по особо важным делам МГБ СССР – капитан (Елисеев)».

После применения мер физического воздействия Егоров начал показывать уже на себя самого:

«Не подлежит никакому сомнению, что если бы Абакумов и Власик провели должную проверку заявления Тимашук сразу же после его поступления, то мы, врачи, виновные в гибели Жданова, были бы разоблачены еще в 1948 году».

Лубянка резюмировала: «Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу иностранным шпионам – террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову».

За помощь, оказанную правительству в деле разоблачения врачей-убийц, Лидию Тимашук наградили орденом Ленина.

Сталин должен был помнить, что видел первое письмо Тимашук, но не захотел признаваться в том, что тогда не разглядел у себя под носом измену. Рядом с ним уже не было ни Абакумова, ни Власика, которые могли бы ему об этом напомнить. Поскребышев, который, согласно визе вождя, отправил первое письмо Тимашук в архив, вспоминал, что по его просьбе он разыскал и снова положил ему на стол эту бумагу. В феврале 1953 года Сталин расстался и с ним.

Первое письмо Тимашук с визой Сталина сохранилось и обвиняет его в неискренности.

По «Делу врачей» опубликовано много материалов. Читатель вправе рассчитывать на то, что каждая новая публикация позволит полнее разобраться в обстоятельствах трагических злоключений врачей. Однако, вопреки историческим фактам, продолжаются попытки обелить Сталина. При этом под сомнение ставятся некоторые относящиеся к тому времени подлинные документы.

Во все времена партийная номенклатура скрывала правду о многих событиях советского времени. Слова о том, что КПСС являлась «честью и совестью нашей эпохи», – пустой звук. Не было у нее ни чести, ни совести.

Юрий Мухин, автор книги «Убийство Сталина и Берия» («Крымский мост-9д», «Форум», 2012 г.), считает, что историки и писатели, изучающие советскую эпоху, с большим недоверием относятся как к воспоминаниям бывших функционеров, так и к периодически всплывающим «новым» документам «за подписью самых разных исторических лиц (начиная с Ленина), свидетельствующих о самых невероятных событиях. Возможно, их можно распознать при помощи технических средств экспертизы, например, по старению бумаги или чернил, по способу нанесения подписей и т. д., но, во-первых, кому этим заниматься, а во-вторых, все эти фальшивки ходят в лучшем случае в виде фото– или ксерокопий, и подлинники их недоступны».

Несомненно, что в этом есть своя правда. Однако для того, чтобы наверняка утверждать, что какой-либо исторический документ фальсифицирован, тоже требуется некая серьезная аргументация, выходящая за рамки обыденного «не верю».

Наряду с наличием определенного перечня формальных признаков, которые должен иметь исторический документ, следует учитывать его смысловое значение, рассматривать в совокупности с другими сопутствующими материалами, а также принимать во внимание оценку компетентного эксперта или лица, представляющего соответствующий документ. В противном случае его толкование будет иметь произвольный характер, и тогда история превращается в мифологию.

Юрий Мухин склонен думать, что «фальсификаторы в обоснование утверждения, что Сталин “списал” письмо Тимашук в архив, состряпали еще одну фальшивку».

Сомнения Юрия Мухина таковы: «На этой бумаге есть надпись: “Д”, “В архив. Ст.”.

Во-первых. Кто такой “Д”? Если это первая буква фамилии секретаря, которому надлежит сдать документ в архив, то секретарем Сталина на тот момент был Поскребышев. В какой архив этот документ адресован? Поскольку учреждения под названием “Личный архив т. Сталина” никогда не существовало – не было директора и работников этого архива, – то единственным архивариусом в своем архиве был сам Сталин. Следовательно, он сам себе написал и распоряжение: “В архив”? Но почему он назвал себя “Д”, а не “Ст.”? (Это еще раз подтверждает, что умный человек изготовлением фальшивок заниматься не будет.)»

Недоумение Юрия Мухина легкоразрешимо. У Сталина были два личных секретаря – Поскребышев и Двинский.

Рассматриваемая записка Абакумова приведена в книге Павла Судоплатова «Спецоперации» (Лубянка и Кремль, 1930–1950 годы) с такими комментариями:

«Записка В. Абакумова Сталину от 30 августа 1948 года с сообщением об особом мнении врача Тимашук о причинах смерти А. Жданова, члена Политбюро ЦК. Тимашук указывала на недостатки в лечении, не обвиняя академиков Виноградова и Егорова во вредительстве (стало быть, Судоплатов читал и само письмо). На записке резолюция Сталина “В архив”».

Генерал-лейтенант госбезопасности Павел Судоплатов ничего необычного в пресловутой букве «Д» не увидел, поскольку хорошо знал того человека, которому эта записка Абакумова предназначалась, более того, он часто имел возможность встречаться с Борисом Александровичем Двинским. Как пишет сын Судоплатова Андрей («Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2»), их дача «была рядом с дачей Емельяна Ярославского и секретаря Сталина – Двинского». Борис Двинский в разные