года в Гельсингфорсе праздновались промоция и 700-летие со времени введения в Финляндии христианства. День 700-летия был отмечен особыми проповедями в кирках, сбором приношений в пользу христианских миссий, и тем, что в память исключительного торжества была выбита особая медаль.

Праздник промоции 1857 г. выделился тем, что на нем в третий раз прозвучал финский язык с кафедры и на торжестве присутствовали представители Упсальского университета и в числе их известный впоследствии историк Швеции Однер. Молодежь скандинавского университета имела случай проверить шведские симпатии финляндцев. Снелльман на обеде заявил, что ни один другой народ не может считаться духовно столь близким к шведскому, как финляндцы. «В законах и учреждениях Финляндии, в науке и правах живет еще скандинавский дух... Только из груди финляндцев может вырваться то глубокое чувство благодарности, которое просится наружу и в настоящую минуту, когда провозглашается тост за великих людей Швеции».

Генерал-губернатор гр. Ф. Берг

Общее настроение было омрачено на прощальном ужине 30 мая (н. ст.) молодым ученым Адольфом Норденшельдом, впоследствии известным путешественником. Он провозгласил тост за будущее Финляндии, сказав: «Человеку свойственно рисовать себе будущность в розовых красках. Безнадежно больной мечтает о долгих годах счастливой жизни; раб, переходящий из рук одного деспотического хозяина к другому, в грезах видит себя свободным и независимым. Почему бы и нам, финляндцам, не позволит себе помечтать о грядущем?.. В нас живет сознание наших прав на свободу и узы, которые в течение 50 лет были оборваны, вновь начали завязываться, и, таким образом, в той борьбе, которую ведем с темными силами, мы не стоим одинокими на поле брани. Итак, да здравствуют времена прошедшие, да здравствует будущее!» Речь оканчивалась стихами одного финляндского эмигранта Карла Веттергофа: «Пусть только это будущее не несет с собой падения Финляндии. Да здравствует оставшаяся надежда». Норденшельду блестяще ответил известный поэт, патриот и оратор Фридрих Сигнеус. Он доказывал, что Финляндия отнюдь не находится в рабстве России, и что соединение со Швецией далеко не единственное средство спасения Финляндии. Финляндия имеет возможность развиться не как раба, а как свободная нация. «Он говорит не от нашего имени!» — крикнул ему в ответ пылкий Норденшельд, вбежавший на кафедру. Снелльман (в «Литературном Листке») назвал впоследствии речь Норденшельда выражением дешевого либерализма.

Дело было доложено генерал-губернатору. Граф Берг сказал своему правителю канцелярии C. X. Антелю: «Пока я генерал-губернатор в Финляндии, Норденшельд никогда не получит места в университете». Берг укорил администрацию за то, что Норденшельда не арестовали тотчас же после произнесенной им речи, а университет — за слишком пассивное отношение к своим обязанностям и неуменье противодействовать преувеличенным скандинавским симпатиям молодежи. В письме к гр. Армфельту, спрашивая его совета, гр. Берг с своей стороны находил, что этого «mauvais sujet» надо выслать из края. Норденшельд имел разговор с графом Бергом и не находил нужным запираться в своей речи. Берг же не особенно желал уладить дело, хотя уверял Армфельта, что с большой добротой обошелся с Норденшельдом. Разрыв поэтому обострился и Норденшельд оставил край.

Ультралиберальные и оппозиционные идеи, разлившиеся по Европе в 1848 г., волновали также экзальтированные головы среди образованной молодежи в Финляндии. В период Крымской войны либералы симпатизировали коалиционным державам, усматривая в самодержавной монархии императора Николая опаснейшего врага конституционного образа правления. Родилось некоторое опасение, чтоб Финляндия не увлеклась вихрем событий. К счастью, все ограничилось небольшой группой интеллигенции. Среди университетской молодежи образовалась незначительная кучка «бескровных» фрондирующего направления. Фрондерство получило антинациональное и антипатриотичное направление, но был период, когда поднятый «бескровными» шум и толки сделались почти повсеместными. В одно время кучка эта настолько окрепла, что дерзнула бойкотировать выдающегося литератора и поэта Захария Топелиуса, за совершенно скромное стихотворение, и одного студента за то, что он добровольно вступил в ряды войска, отражавшего неприятеля.

Финляндцы, недовольные положением дела на родине, удалились в Стокгольм, откуда периодически стали появляться маленькие брошюры «Финляндские дела» («Finska förhållanden»). Их составители пытались доказать, что часть финляндцев крайне враждебно настроена против России и русской власти и потому требует обязательного отделения Финляндии от Империи и воссоединения со Швецией; что «существеннейшие интересы Финляндии стояли и всегда будут стоять в противоречии с поползновениями русской политики»; что «Император Николай I вовсе не должен был считаться законным государем Финляндии» и т. п.

Часть шведского общества и финляндские эмигранты находили, что настал удобный момент для основания Северных Скандинавских Штатов, в состав коих должны были войти Швеция, Норвегия, Дания и Финляндия. Очевидно, что граф Берг имел в виду именно этих недовольных, с Эмилем фон-Квантеном во главе, когда писал министру статс-секретарю о существовании общества, возбуждавшего край против русского правительства.

Летом 1856 года Э. фон-Квантен просил разрешить ему поселиться в Швеции. Сделав об этом представление, граф Берг писал: «Так как г-н фон-Квантен, во время пребывания своего в Швеции, политическими сочинениями своими выражал разные для существующего порядка в отчизне его опасные виды, то я, с своей стороны, полагал бы оставить прошение без внимания». Государь взглянул на дело иначе и надписал: «Дозволить, ибо одним негодяем будет в Финляндии меньше» [Москва, 25 августа (6 сентября) 1856 года.

Кружок «бескровных» поддерживался преимущественно финляндскими выходцами, удалившимися в Швецию, и газетой «Aftonbladet». Чтобы умерить влияние, шедшее из Швеции, туда послан был профессор Ильмони, которому удалось в известной мере объяснить шведскому обществу истинное настроение Финляндии. В Швеции готовы были думать, что Финляндия ищет только случая к восстанию, почему стокгольмская печать усердно занялась вопросом о судьбе прежних подданных королевства. Утверждают даже, что Швеция, заключая в ноябре 1855 года союз с Англией и Францией, в секретной статье договора поставила условием возвращение ей Финляндии. Старый король Оскар действовал осмотрительно, но пылкий кронпринц Карл открыто рвался к союзникам. «Братцы! — сказал он, обращаясь к войскам на параде, — я думаю, что нам следует послать к черту весь нейтралитет!». Присоединение Швеции к коалиционным государствам весьма заметно ободрило и оживило настроение некоторых кругов финляндского общества, в предположении, что новый союз может повести к изменению политического положения Финляндии.

Со скандинавскими листками и брошюрами боролся один только Снелльман, но боролся открыто, смело и сильно в своем издании «Литературный Листок». Его статья, осудившая выходку Норденшельда, была встречена в Швеции весьма сурово. Снелльман в подобных случаях не оставался в долгу. В своем ответе он рассмотрел «значение финляндской эмиграции», и в выводе резко осудил ее, отказываясь видеть в эмигрантах представителей финских интересов. Он не одобрил также их литературной пропаганды. По своему происхождению эмигранты принадлежали преимущественно