зернышки с твоих рук не клюет! Впрочем, пока Элайна ей зернышек не предлагала. Она уже успела сильно привязаться к новой игрушке. Вот сейчас Майкл бросил сумку, убил или, бог даст, чуть не убил это чудо, и Элайна вдруг поняла, как же эту одноглазую машинку любит. Себе бы ее оставить… Выцыганить, выпросить у Улькиного старпера в качестве финального гонорара… Только бы работала!

Элайна нажала на кнопочку «power», как Улька учила. «Только бы работала! Только бы работала!» – поймала себя на странной молитве. Ну, зачем так-то переживать? Деньги ведь уже получила…

Камера тихонько зажужжала, что-то напряглось в мельхиоровом брюшке. Пальцы Элайны ощутили легчайшее движение, смутное, как бормотание. О чудо! Экранчик зажегся! Элайна облегченно вздохнула. Все, теперь по списку. Произвела контрольную съемку собственной физиономии. «Раз-два-три-четыре пять, вышел зайчик погулять!» Рекорд стоп, открутила назад, нажала на «плэй».

«Раз-два-три-четыре пять, вышел зайчик погулять!» – повторила с экрана некрасивая рожа. Ну и чудненько. Кто ж красивым получится, если его в упор снимать? Не в Голливуде, чай! Усмехнулась новому словечку. «Чай, чай, чай! Чай, чай, чай, чай!» – Улькино меткое словцо. Спасибо, что не кофе.

Глава 103

Особо хорошим кофе кофейня «Тим Хортонс» никогда не славилась. Кроме того, в последнее время Майкл, совсем как мать, старался экономить буквально каждый цент. Без преувеличения. Но сегодня он слишком спешил, чтобы, выгадывая гроши, терять минуты. Майкл знал: сегодня он взлетит. Откуда такая уверенность? «Откуда-откуда… от верблюда…» Материнские шуточки-прибауточки лезли из памяти, как мелкие иголки из клубка старой штопки, привезенной матерью еще из России. Прибауточки, ясное дело, оттуда же.

– Дабл крим, дабл шуга[19], – сделал заказ у одной стойки «драйв-тру» (обслуживание через окно автомобиля), подъехал к другой, получил из темных рук картонный красно-коричневый стаканище – поллитровый бидончик кофе, схваченный по окружности широкой полосой серой пористой бумаги. Чтобы пальцы не обжигать.

Сервис! Мать, смеясь, говорила «сервиз». С ударением в конце слова.

Мать… Мать бы себе никогда подобной роскоши в кавычках не позволила. Она бы сварганила дома стакан бормотухи из растворимого кофе, непременно купленного по сейлу, то есть по сниженной цене, плеснула бы туда молока, опять же из дешевого пакета, кинула бы пару ложек сахара – трижды по сейлу! Весь бейсмент забит сахаром, мукой, консервами с распродаж. Все это добро она перелила бы в специальный кофейный термос, тютелька в тютельку влезающий в стаканодержатель ее автомобиля. И никаких «драйв-сру» не надо. Пол-литра кофейной самодеятельности обошлись бы от силы центов в сорок. А в «Тим Хортонсе», по-гусарски, в два с полтиной.

Раньше Майкл на возможность подобной экономии внимания не обращал. Теперь вынужден.

Ну, не паршивец ли он? Последние гроши транжирит! Это хорошо. Еще один повод для гнева! На самого себя… Но какая разница – на кого? Лишь бы войти в искомый образ – взлететь надо! Взлететь на реактивном топливе ярости – мощнейшем топливе психоэмоционального происхождения.

На лед он почти бежал, так уверен был, что взлетит. Чуть поразмялся, проехал два круга, прогоняя из памяти смех и улыбки Брижжит. Милая! Какая она бесконечно милая… Зашел на прыжок, локти к туловищу. Так, чтоб собственную грудную клетку раздавить. Подъем, знакомое и любимое кружение… Врешь, не возьмешь! У Майкла голова крепкая. Головокружения ни малейшего. И…

Провал. Полный и отвратительный провал. Четвертая ротация ускользает, как миф. Будто квадруплов (по-русски – четверных прыжков) вообще никто никогда с начала времен не прыгал. Будто их в природе не существует и существовать не может. По законам физики. Раньше именно так все и думали, пока один мужик (Майкл забыл, как его звали) первым квадрупл не крутанул. И пошло-поехало! Все стали квадруплы прыгать. В смысле все сильнейшие фигуристы мира.

На Олимпиаде в Ванкувере по этому поводу даже скандал разразился. Российский фигурист, который явно на золото шел, несколько квадруплов подряд выполнил, а золото американец увел, и вовсе без четверных. Зато у американца программа безупречно чистая была, а россиянина кое-где шатнуло при приземлении. Ну и разгорелся сыр-бор: как так, без четверных – и в дамки?! Россиянин, которого без выпендрежа и четверных спокойненько обошел американец, заявил, что при таком подходе фигурное катание неминуемо и быстро деградирует в физкультуру. И был тысячу раз прав. С ним все соглашались. Но золотая олимпийская медаль все равно улетела в Америку…

Глава 104

Майкл стоял у края арены, перевесившись через бортик, уткнувшись взглядом в собственный, брошенный на пол старый рюкзак. Выстукивал коленями о фанерную загородку какой-то мотивчик. Медленно. В такт тяжелым мыслям. Бух, бух, бух…

Клаудио говорит, для России американская победа в Ванкувере как оплеуха была. Впервые за пятьдесят лет Россия осталась без олимпийского золота в фигурном катании. Подумать только, впервые за пятьдесят лет! Ну да, пятьдесят: русский триумф на льду с Потапова и Черноземовой начался, и вот оплеуха.

Теперь для русских победа в Сочи – вопрос государственного престижа. Тренируются как звери. И серьезных соперников у них, кроме Майкла Чайки, практически нет. По крайней мере, золото (если не Майклу) с гарантией достанется Павлу Бачурину. За второе и третье место будут драться американцы с японцами. Им тоже Майкл Чайка мешает как бревно в глазу. Про бревно – это Клаудио выражение. Емкое. Еще Клаудио здорово ругается русским матом! Там тоже все емко, скульптурно. Его же словечко – скульптурно.

Как все-таки хорошо: просто стоять у бортика и думать. Полное гарантированное уединение. Считай, что сосредоточенность. Бух, бух, бух…

В Японии один тренер придумал чудесную машину. Клаудио ее в Интернете углядел и немедленно заказал точную – по возможности – копию умельцам из русского гаража[20]. Машина эта – вещь хорошая, но для Майкла необязательная. У Майкла и без японских хитростей нет ни малейшего страха перед ротациями. Его вестибулярный аппарат практически идеален. Клаудио так считает. Так, скорее всего, и есть. Клаудио, как он сам себя называет, «пан специалист».

Совсем другого Майклу не хватает – высоты полета, высоты взлета! Чего японская машина дать не может. Во время тренировки – пожалуйста, все что угодно! Фигурист болтается на веревочке полнейшим болваном, как игрушка йо-йо, скрестив ручки-ножки. Так до десяти – пятнадцати ротаций можно выдержать, пока тренер-вседержитель великодушно не спустит тебя на землю. Но что толку? На соревнованиях-то на веревочке болтаться никто никому не позволит. Такое только в цирке бывает. Лонжа называется.

То чудо, которое держало Майкла в воздухе во время чемпионата, Клаудио называет небесной лонжей. Интересно, что с Лариской об этом говорить он категорически запретил. И вообще ни с кем!

Что за невидимая, нелегальная, да еще и «небесная» лонжа? Клаудио – большой мастер термины выдумывать. Давно известно. На термины Майклу плевать. Майклу взлететь надо!

Бух, бух, бух… Бортик хоккейный, крепкий, не на такие удары рассчитан. Бух, бух, бух…

– Ты что, нервничаешь?

Майкл вздрогнул. Элайна?

– Ты? Ты опять сюда прошла?

– Нет, это не я. Это привидение.

– Какого черта?! Ты мне мешаешь!

– Ну что ты взъелся? – Элайна улыбается заискивающе. – Не буду я тебе мешать. Сяду здесь в уголке. Жалко тебе, что ли?

Он не ответил. Даже рукой не махнул. Надо же, повадилась. И что удивительно, денег не попросила. Или, скорее всего, еще не попросила. Дипломатничает. Зачем бы ей еще приходить? Села и молчит… Ну и черт с ней.

Майкл начал тренировку. Без прыжков. Просто разминка, просто шаги, просто проезд, пробег, пролет программы, когда вместо элемента кивок самому себе: помню, мол, здесь делаю то-то, а здесь – то-то.

Нет, все-таки она ему мешает.

– Так, зачем ты пришла?

– Просто так.

– Денег попросить?

– Говорю же тебе, что просто так. Не обращай на меня внимания.

Элайна сидит на краешке длинной скамейки для хоккейных болельщиков. Зевает. Два часа ночи. Нормальные люди спят, ненормальные тренируются.

Майкл начинает разминать прыжки. На зрительницу плевать. Она за человека не считается. Что она в фигурном катании понимает?

Минут через десять – пятнадцать дело удивительным образом пошло. Присутствие Элайны уже не мешало, скорее… наоборот. Смешная она все-таки. Зачем, спрашивается, притащилась? А когда зевает, на маму похожа. Чуть-чуть. Самую незначительную капельку. Что-то в скулах и в повороте головы…

Майкл