– Хау а ю? – Чалма смотрел на Макарова черными, в черную же крапинку, глазами.

– ОБХСС, – приветливо откликнулся Макаров. И добавил громко, уверенно, звук р как виноградину катая за белою оградою зубов. – Киргуду!

– Оке-ей, – спокойно пропел Чалма и начал крутить в руках мертвую камеру.

Он ее мял, жал, ставил ей клизму электрошоком и читал над ней мантры. Камера не реагировала. Тогда Чалма принялся терзать Макарова.

– Падала камера? – выспрашивал он, гнусно улыбаясь.

Слов Макаров не понимал. Понимал интонацию и смысл. Ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди. Вместо ответа два энергичных и резко отрицательных поворота головы. С ума сошли?! Кто ж такое допустит… Чалма вздохнул и что-то сказал Вронскому. Граф достал из-под прилавка маленький черный поднос, сложил туда камеру, чек, все причиндалы и стал жестами убеждать Макарова идти обратно, откуда пришел. К дверям. Макаров ни подноса не взял, ни с места не сдвинулся. Думал даже зевнуть пошире, пусть бы басурманы и на его зубы глянули, но не решился.

– Кастрома сезис, кастрома сезис! – лепетал бедный граф, но Макаров не шелохнулся.

При чем тут, на фиг, Кострома? А «сезис» что значит? Сизифов труд, что ли? Вовсе не Сизифов. Пусть зубастый деньги вернет, может, тогда Макаров и не будет вышестоящему начальству жаловаться. А не вернете денег – горько пожалеете. Григорий Александрыч в гневе страшен. Пасть порвет, моргалы выколет и в угол поставит.

Вронский суетился вокруг него с подносом, Чалма смотрел изумленно, но не испуганно. Макаров широко и фальшиво зевнул. Справа внизу, он знал, не могла не сверкнуть громадная советских времен металлическая пломба. Чалма зевнул в ответ, Вронский застыл с подносом.

– Ме-нед-жер, – сказал Чалма и простер правую руку в сторону входных дверей.

Тут только до Макарова дошло, чего от него хотят. Его вместе с подносом к менеджеру посылают! Так бы сразу и сказали. Конечно, к менеджеру! Без менеджера, как без пол-литры, в хорошем деле не разберешься.

«Менеджер» в Канаде так же, как и в России, понятие растяжимое. Может быть мульти-шмульти миллионер – образованный, вспыльчивый, талантливый, но побочный сын Дональда Трампа на управленческой должности. Может быть и вскормленная на велфер безликая особь как мужского, так и женского пола, упивающаяся властью над четырьмя едва говорящими по-английски и свежими, как утренняя роса, иммигрантами, принятыми на должность полу-уборщиков и полураскладчиков товаров по полкам. Они трясутся от мысли, что и эту работенку могут с легкостью потерять, если прогневают людоеда-менеджера.

В данном случае менеджером была особь женского пола со всеми первичными признаками половой принадлежности и людоедского нрава. На груди у особи, там, куда прикалывают ордена, красовалась золотистая и умеренного размера бляшка.

«Linda», – значилось на бляшке.

– Здравствуйте, Линда, – спокойно сказал Макаров.

– Hi, how are you?[22] – откликнулась Линда. И все. С концами.

Она осмотрела камеру, прочла на чеке дату покупки, повертела в руках диковинную для нее российскую кредитную карточку Макарова, сравнила ее номер с тем, что выбит на чеке, и… нажала кнопку «возврат товара». Компьютер, он же кассовый аппарат, в секции Customer Service[23] что-то тихо вякнул и выплюнул карточку назад вместе с длиннющим новым чеком. Линда что-то лопотала, протягивая Макарову эту широкую бумажную ленту (бумажная промышленность в Канаде работает превосходно, им бумаги не жалко!), но Макаров и так все понимал. Деньги вернулись на его карточку. Что и требовалось доказать.

Он резко повеселел. Расправил плечи. Все в порядке, временами молодость возвращается. Линда послушалась его, как солдат генерала. То же было с Элайной. Прекрасная, можно сказать, просто замечательная порода женщин. Приказы Макарова входят в них, как нож в масло!

Глава 111

Двухсотграммовый кусок соленого сливочного масла в засаленной упаковке – это все, что мог предложить пустой холодильник, последний раз вымытый Нининой рукой. Элайна в хозяйские заботы не вникала. Майкл хлопнул дверцей: хлеба и того нет! Ну ничего, вдруг откуда ни возьмись упала с неба подработка – три дня судейства на детских состязаниях. «Wild Flower», так состязания именуются. «Дикий цветок». Будут деньги – будет и пища.

Судьей быть хорошо! На лед не выходишь, сидишь в почетном президиуме, публика смотрит на тебя с благоговением, а только выйдешь, в туалет или кофе перехватить, мгновенно выстраивается маленькая очередь за автографом. Легендарный «летучий канадец» собственной персоной! Распишитесь вот здесь, на программке, пожалуйста…

Брижжит придет на эти состязания с подружкой, не с той, что в Банф ездила, а с какой-то другой. Раздавать автографы на глазах у Брижжит в тысячу раз приятнее, чем без нее. Извиняться: «Простите, простите, только три автографа! Меня ждут!» И подлетать к улыбающейся Брижжит, спрашивать, удобно ли ей и ее подруге там, куда их усадил Майкл. Если надо, он может места и поменять. Ему не трудно.

Брижжит пришла не в джинсах и футболке, как была в Банфе, а в летнем, пестром, зелено-голубом сарафанчике на тонюсеньких, можно сказать, пунктирных лямочках. Пышная юбка стоит колокольчиком вокруг ее колен, как у маминой, привезенной из Москвы статуэтки, фарфоровой и старинной. Майкл в детстве отбил статуэтке руку и был жестоко за это наказан. Мать накричала на него и вышла из его спальни, не поцеловав на ночь, демонстративно громко хлопнув дверью. На всю жизнь запомнил.

Статуэтка – пастушка с неправдоподобно тонкой талией – так и осталась однорукой. Больше Майкл никогда в жизни до нее не дотрагивался.

Плечи Брижжит тоже были сделаны из фарфора. Они светились, даже когда солнечные лучи на них не падали. Но луч вдруг лег на ее шею, обнял ее плечи и вылился ей в лицо, заставив ее прикрыть, почти закрыть глаза. Кожа Брижжит вспыхнула холодным и золотисто-бежевым пламенем… Пламя источало запах… Немыслимо прекрасный запах. Такой, что отойти от Брижжит было уже невозможно.

Чтобы дотронуться до ее плеча, нужно было придумать повод, а голова не работала совершенно. Майкл дотронулся просто так.

Брижжит засмеялась:

– Беги скорей, опоздаешь! Судьи не имеют права опаздывать.

И он побежал, разбивая почтительно расступающиеся перед ним группки людей. Мимо передвижных бутиков с нужными и ненужными причиндалами, могущими иметь отношение к фигурному катанию, мимо столов регистрации, мимо импровизированных кофеен, мимо фотографов и видеографов, снимающих и продающих только что отснятое. Сквозь суету, обрывки музыки и смеха, топот, гомон, шум… он бежал в оглушительной тишине.

Случилось нечто, чего никогда прежде не бывало. Майкл не умел этого ни осознать, ни сформулировать. Он был счастлив.

Глава 112

Традиционные ежегодные августовские состязания «Дикий цветок» не являются ни ответственными, ни престижными. Просто региональные альбертские соревнования. Их единственная цель – не дать фигуристам соскучиться, взбодрить в межсезонье, когда до ноября, до ближайших минимально значимых, но все еще региональных состязаний, долгих три месяца. В «Диком цветке» могут участвовать фигуристы всех возрастов и категорий. Для начинающих это грандиозный праздник.

Трогательная малышня – джувиналы и новисы – детишки семи-одиннадцати лет, в специально купленных или специально сшитых, немного опереточных костюмах для выступлений, испуганные, припомаженные, а девочки даже с косметикой на лице – бровки, губки, румяна. Только туши не надо! Еще размажется во время выступления, испугает, помешает…

Малышня изнемогает от важности момента. Смешные, удивленные, гордые и смущенные одновременно, немедленно и бурно успокаиваемые в случае неуспеха, зацелованные в случае любой микроскопической победы… С мамами, папами, цветами и подарками, они позируют, как велено и когда велено, улыбаются в объективы и телефоны, даже интервью дают местному ютьюбвидению. Это их день!

Среди чужого праздника жизни бесхозным дедушкой разгуливал Григорий Александрович Макаров. Бабушка якобы ненадолго отлучилась, чтобы помочь внучатам костюмы надеть, вот дедушка и коротает время в одиночестве. Пройдется туда-сюда, на зрительской трибуне посидит, по сторонам поглядит. Внимательно.

Состязания имени дикого цветочка, очень может быть даже и аленького, как же вовремя они подоспели! «Аленький цветочек». Сказка такая есть. Русская народная.

Выезжая в Канаду, Макаров понятия о «Диком цветке» не имел. Он планировал ориентироваться по местности, вот и сориентировался. Блестяще, можно сказать. Можно даже сказать – как всегда, блестяще.

Купив обыкновенный зрительский билет, точнее, зрительский абонемент, позволяющий проходить на трибуны в любой день