Шрифт:
Закладка:
Как выяснилось, Мендеки переехал в Чарльстон вслед за своей девушкой, которая работала медсестрой в местной больнице. Она позднее поведала следователям, что к тому моменту они уже расстались, и она просила его не приезжать в Чарльстон. Но парень не послушал. Мендеки устроился водителем в «Убер» и поселился в маленькой квартирке на Джеймс-Айленд. Девушка избегала встреч с ним, и он начал ее преследовать. Однажды даже вломился к ней в квартиру на Спринг-стрит. Она добилась решения суда, по которому ему запрещалось приближаться к ней. Это событие и стало последней каплей.
В квартире Мендеки полицейские нашли три винтовки, одна из которых была полуавтоматической. Из нее парень и убил Софию. Еще среди вещей Мендеки обнаружили написанную от руки записку – в ней он проклинал весь мир. В газетах ее не опубликовали, но полицейские предоставили копии семьям погибших. Бакстер пытался найти хоть какое-то объяснение, почему этот человек забрал жизнь его любимой, и прочитал ее.
Мендеки писал, что мир ослеп и оглох и пришло время разбудить его. Это были слова сумасшедшего. Бакстер скомкал лист бумаги, так и не поняв, почему в качестве жертв он выбрал именно этих людей и почему именно София попала под его прицел. После прочтения записки Бакстер только утвердился в мысли, что на месте Софии на той парковке должен был оказаться он.
– Куда попала пуля? – спросила Мия, вытирая нос.
Бакстер настолько глубоко увяз в собственном кошмаре, что не сразу понял, о чем она спрашивает. Ненависть и тоска разрывали сердце. Чертов Мендеки. Если он когда-нибудь выйдет из тюрьмы, Бакстер будет ждать его у входа.
Их с Софией малышка, самая сладкая девочка на свете, задает сейчас вопросы, которым не место в жизни ребенка… да и взрослого тоже. Так же, как и он когда-то, она хотела знать подробности, надеясь, что сможет ответить на главный вопрос – почему? Мия еще не догадывается, что ответа на этот вопрос просто нет.
Бакстер и так скрывал от нее правду слишком долго. И что из этого вышло? Он поможет ей забыть боль потери, однако сперва надо покончить с тайнами.
– В грудь, мой зайчик, – ответил Бакстер, и перед глазами ожила страшная картина: пуля вылетает из AR‑15 в руках Мендеки и ранит Софию. Она падает на асфальт и дрожащей рукой, истекая кровью, достает из сумки телефон. Кадры из черно-белого кино.
«Бакстер, – прошептала она в трубку, – я…».
«Что произошло?» – спросил он, уже понимая, что случилась беда.
«В меня стреляли».
Бакстер закрыл глаза, сжал губы и почувствовал разрывающую душу боль. Он хорошо помнил того раздавленного горем человека, в которого превратился на несколько месяцев после смерти Софии. Повторения допустить нельзя. Бакстер убрал прядь с лица Мии, посмотрел ей в глаза. Малышка должна знать – он всегда будет рядом.
Ее мысли блуждали где-то далеко. Девочка невидящим взглядом смотрела на стену перед собой. Бакстер дотронулся до ее подбородка и притянул голову к себе, не в силах вымолвить ни слова. Что он мог сказать? Что лучше пуля досталась бы ему?
– Ужасно жаль.
Да, Бакстер жалел, что на месте Софии оказался не он. Да, жалел, что не София сейчас воспитывает Мию. Да, жалел, что так и не сумел стать для дочери хорошим отцом.
Вдруг послышался скрип половиц. Кто-то проснулся. Бакстер сделал глубокий вдох и попытался взять себя в руки.
– Почему ты разрешил ее кремировать? – спросила вдруг Мия. – Надо было похоронить на кладбище.
– О солнышко, – он поцеловал дочку в лоб. За что им все это? Как безжалостен мир, в котором ребенку приходится разбираться в обстоятельствах убийства матери! Для него была невыносима мысль, что София будет лежать в земле в полном одиночестве. Только Мии он об этом никогда не расскажет. Приемная мать Софии хотела увезти ее тело в Калифорнию и похоронить там, но Бакстер не разрешил. Вот еще одна причина, почему Дотти от них отстранилась.
Он ответил, как мог.
– Мы с мамой никогда не обсуждали такие вопросы, поэтому я принял решение самостоятельно. Я не хотел, чтобы она навечно оказалась запертой в гробу. А ты думаешь, что было бы лучше похоронить ее на кладбище?
– Так бы она не исчезла совсем, – с грустью в голосе сказала Мия.
Он прижался головой к голове ребенка и произнес слова, в которые сам до конца не верил, словно его голосовые связки жили своей отдельной жизнью и сами делали все необходимое для спасения дочери:
– Она сейчас рядом с нами. Просто мы ее не видим и не слышим. Мама живет в наших сердцах. Человек – это не только тело.
– И все равно мне кажется, ей не понравилось бы, узнай она, что ее кремируют.
Неужели он и здесь ошибся? Может быть, Мия права? Страшно даже представить объятое языками пламени тело Софии. Почему он тогда об этом не подумал?
Вдруг из-за угла выскочил Пако и прыгнул в постель. Его шершавый язык тут же оказался на лице Мии, и девочка заулыбалась. Через несколько секунд на пороге появилась Эстер в ночной рубашке.
– Все хорошо?
– Да, не переживайте, – сказал Бакстер, сгоняя с кровати Пако. – Мия проснулась. Новая обстановка, долгий перелет. – Желания объяснять что-то еще у Бакстера не было. Он вдруг понял, что из одежды на нем только белая футболка и синие трусы. Остальные вещи висели на веревке перед окном.
Отсутствие на нем прочей одежды Эстер или не заметила, или проигнорировала. Она обошла кровать и села на край. Забыв о больной спине, она притянула Мию к себе и посадила на колени.
– Иди к йайа на ручки. В чем дело?
– Мне приснился страшный сон.
– Ну, приснился и приснился. Нам всем иногда такое снится. Знаешь, как «кошмар» на испанском? Pesadillas.
Эстер начала качать Мию на коленях, бросив на Бакстера лишь короткий взгляд. В ответ он натянуто улыбнулся.
Эстер тихо запела колыбельную на испанском. Под звуки красивой мелодии Мия быстро успокоилась.
Снова заскрипели половицы, и в дверном проеме возникла Альма.
– Что случилось? – на ней была длинная футболка, чуть-чуть не до колен.
Бакстер закинул ногу на ногу. Какого черта? Как же
