– Откуда вы знаете про Тима? Я вырос на этом сериале. – Бакстер имел в виду «Обустройство дома».

Альма зачерпнула вилкой fideuá и уже хотела отправить ее в рот.

– Знаете, Бакстер-на-все-руки, как мы учим в Испании английский? Смотрим ваши программы.

Бакстер глянул искоса на дочь.

– По-моему, звучит не очень?

– Очень даже очень, – ответила Мия. Потом добавила, обращаясь к Альме: – Он терпеть не может свою работу. Она его выматывает. Сильно.

– Случается иногда, – признал Бакстер.

– Иногда?! – переспросила Мия. – Видите седые волосы на висках? – Сидящие за столом поддержали ее дружным смехом. – Вот вам и доказательство.

Прежде чем зачерпнуть еще fideuá, Альма спросила у Бакстера:

– Как вы стали строителем?

– Точно так же, как вы – фермером. Отец работал на строительной площадке и с детства научил меня всему.

– Мой папа был рок-звездой, – сказала Мия с набитым вермишелью ртом. Дома она предпочитала более скромные порции еды.

– Да ладно? – полушутя-полусерьезно спросила Альма.

Бакстер посмотрел на Мию, театрально выпучив от гнева глаза.

– Мия, ты заставляешь меня краснеть.

Последняя фраза только ободрила девочку, и она продолжила:

– У него была своя группа. «Кактус роуд». Может, слышали? Они были реально крутые.

Бакстер уже хотел шикнуть на дочку, но передумал. С горячими фанатами так не поступают. Лучше свести все к шутке.

– Да, мы были популярны ровно одну минуту в очень узких кругах.

– На чем вы играли? – поинтересовалась Эстер.

– На гитаре, в основном акустической. – Ему стало жарко, и он почувствовал жжение по всему телу. Воспоминания о группе оказались почти такими же болезненными, как воспоминания о Софии.

– Сыграете нам? – предложила Альма.

Бакстер поднял руки.

– В следующий раз, когда привезу гитару.

«В следующий раз? Это что, он сказал? Следующего раза не будет».

– Гитара у нас есть. Осталась от отца. Он играл, когда у него было свободное время. Гитара, кстати, очень хорошая.

«Кто бы сомневался, что хорошая. Какое везение. Знала бы она». Чужие гитары интересовали его меньше всего на свете.

– Посте смерти мамы папа забросил гитару, – сообщила Мия, которая, похоже, задалась сегодня целью смутить его окончательно.

Эстер скрестила руки на груди и обратилась к Альме:

– Знаешь, гитарист из твоего отца, может быть, был и не очень, но любовник он был искусный.

– Мама! – Альма потянулась к Мии, чтобы прикрыть ей уши. Рудольфо пробурчал по-испански что-то, похожее на ругательство, и гости просто взорвались от смеха.

Когда все успокоились и, ловко орудуя вилками, принялись за fideuá, Бакстер спросил:

– А сеть у всех ловит? Я потерял сигнал на въезде в усадьбу.

Рудольфо махнул рукой куда-то за спину.

– За сетью придется идти к соседям.

Бакстера охватила паника, словно над безмятежной водной гладью показался острый серый плавник.

– Вы хотите сказать, телефоны здесь вообще не ловят? Как же вы тут дела делаете?

Альма усмехнулась.

– А вот так и делаем. У нас есть стационарная линия и вайфай в доме. – Правда, вайфай она произнесла как «вифи». – На лугу есть куча щебня. Там всегда ловит.

– Хорошо, без проблем, – сказал Бакстер. Но проблема была.

Когда сковороды и тарелки опустели, дети по одному вышли из-за стола. Альма окликнула мальчишку, на пальце вращавшего футбольный мяч:

– Альфонсо, ven aquí [12]!

Бакстер сразу догадался, что это тот самый мальчик, которого Эстер не досчиталась ранее, предположив, что тот лазал по деревьям. Второй раз звать его не пришлось. Густые каштановые волосы без малейшего намека на волну почти полностью закрывали уши и большие глаза.

Альма положила руку ему на плечо и сказала, глядя в глаза:

– Ты уже познакомился со своей сестрой?

Мальчишка помотал головой и, преодолевая собственное стеснение, повернулся к Мии.

– ¿Quieres jugar? – Хочешь поиграть?

Прежде чем ответить, Мия, словно спрашивая разрешения, посмотрела на отца и Альму.

– Sí.

Мия соскользнула со стула и неуверенно пошла за Альфонсо в сторону деревьев, рядом с которыми на траве играли дети.

Откуда ни возьмись на столах появились чашки с кофе. Настало время для взрослых разговоров. Собравшиеся атаковали Бакстера вопросами об американской политике, любимых городах и видах спорта, пока, наконец, Эстер не вызволила его из их цепких рук. Она рассказала Бакстеру о своем покойном муже, Хорхе. Он был фермером в четвертом поколении и вдохнул новую жизнь в доставшуюся ему от предков усадьбу. При нем семейное дело расцвело с новой силой.

– Он погиб в авиакатастрофе под Зальцбургом. Это случилось в декабре. Они с другом собирались покататься на лыжах.

– Мне очень жаль. Сколько лет вы прожили вместе?

– Мы начали встречаться, когда нам было по четырнадцать. Представляете? Правда, на пару лет мы все же расставались, когда учились в университете.

Бакстер налил себе газированной воды; пить кофе не хотелось. Любовь – это лучшее, что может случиться с человеком в жизни. Но за нее приходится расплачиваться, когда любимый человек уходит.

– Хорхе очень любил эту землю. Даже сильнее, чем его собственный отец. Он придумал, как усовершенствовать процесс производства масла. В мире оливкового масла его имя стало легендой.

Взгляд Бакстера скользнул по карабкающемуся вверх стеблю плюща и остановился на терракотовой черепице. Сложись все иначе, этот дом и эта семья стали бы для Софии родными.

– Никогда не подумал бы, что существует такая вещь, как мир оливкового масла. Похоже, это как в виноделии.

– Верно, – кивнул Рудольфо. – Только поэзию вин люди понимают, а оливкового масла – нет.

– Пока не понимают, – поправила его Альма.

Рудольфо закурил и выпустил облако дыма.

– Не уверен, что положение когда-нибудь изменится. Раньше наше масло ценилось на вес золота, а сейчас никому до него нет дела. Люди не хотят платить за хороший продукт. Трудно состязаться с нечистыми на руку производителями. – Он усмехнулся. – Американцы думают, что приобретают оливковое масло. Нет, нет, и еще раз нет! Оливковое масло там и рядом не стояло. Им продают дешевое растительное масло, дезодорированное в Хаэне. Никто за этим не следит. А американцы и даже европейцы особо не вникают и понятия не имеют, сколько стоит настоящее масло. Ну не может литр хорошего масла стоить два евро. Тут еще эти ваши тарифы выросли на двадцать пять процентов… Пиши пропало.

– Сложности есть, но все не так безнадежно, – возразила Альма. – Всегда будут люди, которые понимают толк в хорошем оливковом масле.

– Моя сестра еще верит в сказки, – с горьким сарказмом произнес Рудольфо.

– Вся в отца, – сказала Эстер.

Альма посмотрела на небо.

– Вообще-то, иногда мне кажется, что он смотрит на меня сверху.

– И грозит тебе пальцем, hermana, – с издевкой обронил Рудольфо.

Альма уже собиралась ответить ему, но