Этого вопроса я не ожидала, поэтому ненадолго задумалась.

– Наверное, нормально. Тем более что учусь сама, без помощи учителей. Правда, недавние проверочные и контрольные я написала так себе, но у меня еще есть время исправить отметки.

– А ты хочешь их исправить?

– О чем ты?

– Я вырос, постоянно слыша от мамы: «Нет никакого преподавания, есть только учеба». Слышал я это больше сотни раз, но долгое время не понимал, что она имеет в виду. Ведь она же преподавала мне, правильно? И при этом утверждала, что не преподаватель и не учитель? Но повзрослев, я наконец понял, что она пытается сказать: преподавание невозможно, если ученик не желает учиться. Видимо, это выражение можно сформулировать еще и вот так. А ты хочешь учиться? В самом деле? Или хочешь делать ровно столько, чтобы от тебя отцепились?

Как и на пароме, Брайс рассуждал более зрело, чем его ровесники, но тон его был таким дружеским, что я всерьез задумалась над его вопросом.

– Ну-у… я не хочу оставаться на второй год в том же классе.

– Это я понял. Но на мой вопрос ты все еще не ответила. Какие отметки тебе хотелось бы получать? Что бы тебя устроило?

Только отличные, и чтобы при этом ничего не делать, но я понимала, что заявлять об этом вслух не стоит. Вообще-то я обычно училась на «хорошо» и «удовлетворительно», причем последних было больше. Иногда я получала и «отлично» – по легким предметам вроде музыки или рисования, но попадались среди моих оценок и неудовлетворительные. Я понимала, что за Морган мне не угнаться, но отчасти все равно хотелось радовать родителей.

– Пожалуй, меня устроило бы получать в среднем хорошие отметки.

– Ясно, – кивнул он и снова улыбнулся, демонстрируя ямочки. – Вот теперь я понял.

– Что?

– Не что-то конкретное, а в каком ты сейчас положении. И что тебе хотелось бы его изменить. Ты как минимум на восемь заданий отстаешь по математике, твои оценки по проверочным работам довольно низкие. Тебе понадобится очень серьезно поработать, чтобы к концу семестра получить по геометрии хорошую отметку.

– Да?..

– Вдобавок ты отстала и по биологии.

– Да…

– И по истории Америки. Как и по английскому и испанскому.

К тому времени я уже не могла смотреть ему в глаза, понимая, что он, наверное, считает меня тупицей. Но мне хватало ума сообразить, что поступить в Вест-Пойнт почти так же сложно, как в Стэнфорд.

– А как тебе мой реферат? – спросила я, почти боясь услышать ответ.

Он скользнул взглядом по реферату, выложенному из папки поверх стопки бумаг.

– И о нем я тоже хотел с тобой поговорить.

Поскольку раньше я никогда не занималась с репетитором, я не знала, чего ожидать. Вдобавок репетитор оказался до ужаса симпатичным, в итоге я совсем растерялась. Наверное, мне представлялось, что мы сначала поработаем, потом устроим перерыв и познакомимся поближе, может, даже пофлиртуем чуть-чуть, но, если не считать разговора на крыльце, этот день прошел совсем иначе.

Мы работали. Я сходила в туалет. Потом мы снова работали. Снова краткий перерыв по той же причине. И так несколько часов подряд.

Помимо разбора моего реферата – Брайс хотел, чтобы я выстроила его в хронологическом порядке вместо того, чтобы скакать туда-сюда во времени, – мы посвятили большую часть дня геометрии, чтобы сократить отставание по домашним заданиям. Сделать их все я ни за что бы не смогла, ведь Брайс заставлял меня решать каждую задачу самостоятельно. Всякий раз, когда я просила помочь, он листал учебник и находил раздел, в котором приводились нужные мне объяснения. И требовал, чтобы я прочитала его, а если я не понимала, разжевывал объяснения для меня. Если же и это не помогало, а так случалось почти каждый раз, он изучал задачу из домашнего задания, поставившую меня в тупик, и придумывал другую, похожую на нее. Потом терпеливо, шаг за шагом, показывал мне, как ее решать. И лишь потом я возвращалась к исходной задаче, которую должна была решить сама. Все это страшно раздражало, потому что дело продвигалось медленно, а объем работы, который мне приходилось выполнять, в то же время увеличивался.

Тетя вернулась домой, когда Брайс уже уходил, и они разговорились в дверях. Понятия не имею, что они обсуждали, но голоса звучали жизнерадостно; я же не сдвинулась с места, уронив голову на стол. Перед тем, как пришла тетя и я уже думала, что отмучались, Брайс дал мне дополнительное задание – точнее, задание, которое я к тому времени уже должна была закончить. Мне предстояло не только переписать реферат: Брайс задал мне прочитать несколько глав из учебников биологии и истории. Хоть он и улыбался, говоря об этом, – как будто его требование было совершенно разумным после долгих часов умственного напряжения, – в ту минуту его ямочки не значили для меня ровным счетом ничего.

Вот только…

Дело в том, что он в самом деле умел объяснять так, что сложное обретало смысл, становилось понятным, и кроме того, обладал неиссякающим терпением. К концу занятия я вроде бы стала лучше понимать, что делаю, и уже не так робела при виде геометрических фигур, цифр и знаков равенства. Не поймите меня превратно: это вовсе не значит, что я вмиг стала знатоком геометрии. Весь день я совершала ошибки сплошь и рядом как крупные, так и мелкие, из-за которых страшно злилась на себя. И понимала, что Морган легко справилась бы с любым заданием.

Когда Брайс ушел, я немного поспала. К тому времени, как я проснулась, был готов ужин, и после еды и уборки на кухне я вернулась к себе, читать учебники. Работы с рефератом оставалось еще много, поэтому я прибавила громкость плеера и принялась писать. Тетя заглянула в комнату через несколько минут и что-то сказала, я сделала вид, что слышу ее, хотя из-за музыки и не слышала. Если это что-то важное, рассудила я, она вернется и повторит попозже.

Некоторое время я занималась рефератом, а потом сделала ошибку – забыла, что я беременна. И едва сменила позу на более удобную, как ощутила зов природы. Опять. Открыв дверь в коридор, я с удивлением услышала в гостиной оживленные голоса, выглянула из-за угла, чтобы выяснить, кто там, и увидела, как Гвен ставит перед елкой картонную коробку, полную елочных игрушек и гирлянд. Только тогда я вспомнила, как тетя предупредила меня о том, что вечером после работы мы будем украшать елку.

Вот чего я совсем не ожидала, так это увидеть в гостиной Брайса. Он болтал с тетей, пока та настраивала радио, наконец остановившись на станции, по которой передавали рождественские мелодии. При виде Брайса у меня екнуло в желудке, но, по крайней мере, теперь я