В Белое море на этот раз нагрянули 7 кораблей со 103 орудиями. Но и там Николай I успел укрепить оборону, архимандрита Соловецкого монастыря лично пригласил к себе, расспрашивал, выделил ему пушки, ружья, боеприпасы. Прорываться к Архангельску и осаждать монастырь англичане с французами больше не рискнули. Пакостили по мелким селениям и все равно получали отпор. Отряды из местных жителей отразили десанты от деревни Лямца, Кандалакши.

Но основным эпицентром боев оставался Севастополь. Неприятели довели армию в Крыму до 170 тыс. Хотя в результате у них только росли потери. В апреле 1855 г. они открыли вторую массированную бомбардировку, за 10 дней выпустили по городу 165 тыс. бомб и ядер. После этого готовился штурм, но его отменили. Потому что русские по ночам исправляли разбитые укрепления, отвечали жестоким огнем, побили немало осаждающих. На требование Наполеона III атаковать французский главнокомандующий Канробер подал в отставку, был заменен генералом Пелисье.

Но и он, обсудив с англичанами, пришел к выводу, что сломить оборону проблематично. Придумали обход через Азовское море. Захватить перешейки Крыма, и русские на полуострове останутся без снабжения. Вражеский флот, 67 кораблей с 16 тыс. десанта, двинулся к Керчи. Там стояли небольшая Азовская флотилия и пехотный гарнизон. Шквалы сотен орудий парализовали оборону. Наши части отступили в Феодосию, моряки сожгли и взорвали 13 своих судов, на 4 оставшихся ушли в Азовское море. Противник занял Керчь без боя, но, как отметил военный историк А. А. Керсновский: «Войска “просвещенных европейцев” вели себя хуже людоедов, не щадя ни женщин, ни детей» [44].

Во избежание аналогичной беды царь приказал эвакуировать Новороссийск, Анапу, Геленджик. Враги этим воспользовались. В Анапе высадились турки, сделали ее своей базой. Установили связи с князьями немирных горцев, с наибом Шамиля на Западном Кавказе Магомед-Амином. Договаривались о совместных ударах, но русские учли подобную угрозу. Шамиля так зажали в горах, что он ничего предпринять он не мог. А через Керченский пролив вошли в Азовское море 20 вражеских кораблей с десантом. Засыпали снарядами крепостишку Арабат, городишко Геническ. Но неожиданностью это уже не стало, гарнизоны отбивались, к ним сразу двинулись подкрепления из Крымской армии. Захватить перешейки противнику не дали.

Эскадра стала искать другие объекты для побед. После 6-часовой бомбардировки высадила десант в Таганроге – там стоял учебный казачий полк из 17-летних юнцов и стариков-наставников. Контратакой он скинул врагов с обрыва в море. Они напали на Мариуполь – две сотни казаков десанту причалить не дали. Атаку сотни шлюпок отбили от Петровской станицы. Эскадра удалилась ни с чем. В Азовское море она возвращалась еще трижды, обстреливала прибрежные селения. Кое-где высаживала десанты для грабежей. Но местные казаки вступали в бой решительно, незваных гостей прогоняли, еще и захватили военный пароход «Джаспер», севший на мель.

А вот под Севастополем Пелисье оценил ключевую позицию, Малахов курган, сконцентрировал все усилия против него. Его значение понимали и русские. Главный инженер обороны Тотлебен выдвинул перед ним еще три укрепления, Охотский и Селенгинский редуты, Камчатский люнет. В попытках их захватить французы пролили моря крови. Лишь после третьей, трехдневной массированной бомбардировки они в жесточайших рукопашных овладели этими укреплениями.

6 июня грянул генеральный штурм. Завершился он убедительной русской победой. Телами французов было завалено предполье перед Малаховым курганом и батареей Жерве, англичан – перед 3-м бастионом. Вражеское командование скисло, штурмовать больше не решалось. Наполеон III обрушил на Пелисье громы и молнии, запретил ему активные действия. Схватки продолжались тяжелые. При обстрелах погибли адмиралы Истомин, Нахимов, был ранен Тотлебен. Но позиционное перемалывание гораздо больше изматывало неприятелей, чем русских. А приближалась осень с холодами, непогодами, болезнями.

Однако начала сказываться и перемена на троне. Россия была уже насквозь заражена либерализмом. Скрытых западников, масонов хватало и в высших эшелонах власти. Только железная воля Николая I удерживала их в узде, не позволяла разрастаться сорнякам вольнодумства. А воспитание Александра Николаевича получилось двойным. С одной стороны, отцовское, державное. С другой – постарались Жуковский, Арсеньев и иже с ними, внушая собственные идеалы «просвещения», играя (а то и спекулируя) на лучших чувствах доброты, гуманизма. Когда он стал помощником отца, либеральное крыло уже целенаправленно пристраивало «своих» в его команду.

Любая война – серьезный экзамен для государства, вскрывает массу недостатков. И уж тем более когда на Россию неожиданно обрушилась вся Европа. Обнаружились крупные просчеты в военном планировании, снабжении, подготовке, комплектовании войск, в транспортном, медицинском обеспечении. Усугублялись проблемы обычным разгильдяйством, хищничеством, воровством. Между прочим, у врагов недостатков выявилось не меньше. Из-за этого их изначальные планы всюду проваливались. Под Севастополем впервые в истории война вдруг приобрела позиционный характер с неведомыми доселе закономерностями, страшными потерями. А поставщики и чиновники в Англии, Франции, Турции воровали не меньше, чем в России.

Но Запад профессионально выигрывал информационную войну. Собственные неудачи сглаживал, картинки приукрашивал. А отечественные западники привыкли воспринимать заграничную пропаганду как истину. Военное ведомство, например, повелось на рекламную английскую чепуху о штуцерах Энфилда. На Тульских заводах срочно стали налаживать их изготовление по трофейным образцам – хотя свои «люттихские» штуцеры были гораздо лучше. Опытные партии нарезных ружей в нескольких вариантах отправлялись в Севастополь, и воины признавали их отвратительными.

А русскую тыловую общественность недостатки возмущали. Еще в 1854 г. историк-публицист Погодин представил императору «Письма о Крымской войне»: «Медлить нельзя. Надо приниматься и вдруг за все: за дороги… за оружейные, пушечные, пороховые заводы, за медицинские факультеты и госпитали, за кадетские корпуса и торговлю… за воспитание высшего сословия, да и прочие не лучше, за взятки, роскошь, пенсии, аренды, деньги, финансы, за все». Николай I изучил и выразил автору благодарность за анализ «снизу». Но с воцарением Александра II всевозможные записки хлынули потоком. От государственных и общественных деятелей, анонимные. Их подавали в дворцовую канцелярию, через знакомых в окружении царя, в различные ведомства, и при этом все они ходили по рукам, переписывались, обсуждались.

Кстати, количество авторов не превышало нескольких десятков, но создавалось впечатление «общего» мнения. Реальные факты (дополняя их слухами) вываливали сугубо негативные, формируя картину, что «у нас все плохо» и «так жить нельзя» (подразумевая, что «у них» все хорошо). Государь, знакомясь с этими записками, узнавал не только о недостатках – о многих он и сам знал. Его вольно или невольно втягивали в соответствующее информационное пространство. Пессимизма добавляли и доклады должностных лиц. Министр финансов Брок стонал о невыносимости для казны военных расходов. Военный министр Чернышев, а чаще Милютин,