принят. Согласившись в принципе, начали торговаться насчет территориальных уступок, Бессарабии. Но тут Вена уперлась. Бессарабия-то должна была присоединиться к Молдавии, а ее вместе с Валахией Австрия надеялась прибрать под себя. 3 января Александр II вторично созвал тех же лиц. Нессельроде объявил, что необходимо принять требования. Его поддержали все, и последним, скрепя сердце, присоединился сам царь – признать эти пункты как предварительные условия мира.

Совещание было секретным, но о решении узнал весь Петербург. Для патриотов оно стало страшным ударом. Одна из них, фрейлина Тютчева писала в дневнике: «Я не могу повторить всего, что я слышала в течение дня. Мужчины плакали от стыда». Кинулась к императрице, выложила «что повторяют все, что министр финансов и военный министр невежды, что нужно попробовать других людей, прежде чем отчаяться в чести России». Но государыня, проникшись «перестроечным» духом, повторяла, что страна слаба и «наша политика уже давно была на ложном пути». Тютчева записала об Александре II: «Мне невыносимо жаль его, когда я вижу, что, сам того не ведая, он вовлечен в борьбу с могучими силами и страшными стихиями, которых сам не понимает» [49].

Да, именно так. Подспудным силам их операция удалась – хотя и не совсем. Далеко от тех целей, что замышлялись изначально. О планах сокрушения и расчленения России представители этих сил больше даже не заикались. Впрочем, были и другие цели. Палмерстон пояснял, что «конфликт с Россией заставит последнюю вести либеральную таможенную политику и присоединиться к принципам свободной торговли». А министр иностранных дел Англии Кларедон вообще провозглашал перед парламентом, что Лондон никаких корыстных целей не преследует, «а лишь благородно и высоко принципиально» ведет «битву цивилизации против варварства». Вот эти задачи и выполнялись, если брать западное понимание «цивилизации» и «варварства».

13 февраля в Париже открылся мирный конгресс. Делегацию России возглавлял граф Орлов. Он начал с визита к Наполеону III и выбрал «доверительную» тактику: откровенно раскрыл свои инструкции, на что он сможет согласиться, а что должен будет отвергнуть. Это оправдало себя. «Демилитаризация» Черного моря спорам не подлежала, о ней французы заранее условились с англичанами. Но Австрия цеплялась за надежды получить под покровительство Валахию с Молдавией – а к ней от России Бессарабию. А Англия добавила требования «демилитаризации» Аландских островов на Балтике, уничтожения русских береговых фортов на Кавказе, желала вмешаться в урегулирование войны с кавказскими горцами и в установление русско-турецкой границы.

Благодаря личному давлению Наполеона III часть этих запросов удалось похоронить. Были подтверждены прежняя граница с турками на Кавказе, принадлежность здешнего побережья России и ее право строить пограничные укрепления. Наша страна возвращала султану занятые области с Карсом, Баязетом, позициями возле Эрзерума. За это неприятели возвращали Севастополь (который не взяли – но в договоре закрепили, будто взяли), Евпаторию, Керчь. В Черное море в мирное время запрещалось заходить любым военным кораблям. Как Россия, так и Турция лишались прав иметь военные базы на берегах, могли держать лишь по 6 пароходов и по 4 легких судна (но получалось, что в случае войны турки и их западные союзники могли ввести на Черное море любое количество кораблей – а русские берега оказывались беззащитными).

Демилитаризованными объявлялись и Аландские острова – а они прикрывали берега Финляндии, отсюда русские держали «под прицелом» Швецию, не позволяя шалить. Плавания по Дунаю признавались свободными, дельту реки отдали туркам, но у России отобрали для Молдавии не всю Бессарабию, а только южную часть, прилегавшую к Дунаю. Хотя и Австрии удовлетворить ее аппетиты не дали. Протекторат над Молдавией, Валахией, Сербией, как и покровительство христианам в Османской империи, передавались от России коллективно пяти великим державам.

Но главным в Парижских трактатах стало даже не это. А сам факт – Россия признала себя побежденной! Рушилась вся система международных отношений, существовавшая с Наполеоновских войн. Даже подписание приурочили к символической дате, 18 марта 1856 г. – к годовщине взятия Парижа в 1814 г. Наша страна свергалась с роли одного из европейских лидеров, уступала ее англичанам и французам! Кстати, обманутой оказалась и Турция, за интересы которой якобы шла война. Она получила лишь клочок земли в дельте Дуная. Но султану пришлось порушить военные объекты на Черном море, издать закон о свободе религий и национальном равенстве подданных (чисто декларативный) – за что Турцию признали «равноправной» с европейскими державами. А на военные расходы она задолжала британцам аж 7 млн фунтов. Вынуждена была объявить о банкротстве – и попала в полную зависимость от Англии.

В Петербурге об окончании войны известил царский манифест 19 марта. В нем по понятным причинам проигрышные стороны были оставлены в тени. Упор делался на самом мире – который принесет благоденствие для России. Орлов за его заключение был пожалован в княжеское достоинство, стал председателем Государственного совета и Комитета министров. Но для либералов Парижский договор стал лишним козырем: поражение подтверждалось на международном уровне. А значит, и «слабость», «отсталость», порочность прежней политики, обосновывая необходимость все менять.

Пошли кадровые перестановки. Министр внутренних дел Бибиков, в войну осуществивший колоссальную работу по мобилизации, налаживанию снабжения, санитарного обеспечения, когда закрутилась либеральная карусель, сам ушел в отставку. На его место был назначен высокопоставленный масон (Великий надзиратель Великой провинциальной ложи, командор капитула и член верховной директории) Ланской. Подал в отставку и военный министр Долгоруков – служака честный, но недалекий. Узнав о предстоящих преобразованиях армии, он признал, что для него это сложно. Александр II перевел его на освободившиеся должности Орлова – начальником III Отделения и шефом жандармов. А во главе военного ведомства заменил генералом Сухозанетом. Назначил и комиссию по расследованию злоупотреблений во время войны – впрочем, результаты спустились на тормозах.

Львиная доля ответственности за то, что Россия попалась в ловушку Запада, лежала на Нессельроде. Царь это понимал и после подписания мира его удалил. Правда, с почетом, он возглавил Комитет железных дорог с сохранением чина канцлера и членства в Государственном совете. А министром иностранных дел был поставлен Горчаков, в войну находившийся в эпицентре дипломатических баталий в Вене (и ставленник кружка Елены Павловны). Он взялся укреплять обвалившийся авторитет нашей страны. Запад в это время устроил общую дипломатическую травлю Неаполитанского королевства – оно единственное в Европе в войну симпатизировало России. Горчаков отказался в ней участвовать. Показал: невзирая на парижскую капитуляцию, мы сохраняем независимую позицию. Посыпались критика, насмешки. Новый министр ответил на них весьма выразительно: «Россия не дуется, она сосредотачивается».

«Перестройка» возбудила и национальные образования в составе Российской империи, Великое княжество Финляндское и Царство Польское. Там и тут заговорили о расширении прав. Но Александр II отнесся к ним по-разному. Финляндии еще при присоединении к России