Орлов, министры Панин, Киселев, Головнин, Рейтерн, Ланской, дипломат Горчаков и др. Посещали салон и Александр II с супругой, великие князья. Эти приемы называли «средоточием интеллигентного общества Петербурга», «морганатическими вечерами» – царь и сановники в неофициальной обстановке знакомились с лицами, не вхожими в их круги. Елена Павловна умела тонко заинтересовать и свести их.

В 1855 г. ее салон из культурного превратился в политический клуб, где как раз и гуляли всевозможные проекты, попадали к государю и его приближенным, обсуждались [46, 47]. В каком тоне обсуждались, видно на примере поэта Тютчева, постоянного гостя Елены Павловны. Горячий патриот, он в 1854 г. всей душой поддерживал Николая I (например, в стихотворении «Теперь тебе не до стихов») – а теперь полил память покойного императора омерзительной бранью (и запустил термин «оттепель»).

Даже императрица Мария Александровна, до сих пор скромная и незаметная, оказалась вдруг убежденной либералкой, с приближенными как бы извинялась за мужа: «Мы действительно столкнулись с крахом всего, но нам надо соблюдать какое-то время тишину, чтобы сохранить память о нашем отце. Воздвигнем ему памятник, а тогда начнем реформы» [24, с. 71]. Уж конечно, Александр II не позволил бы себе рассуждать столь цинично, ставить ни во что достижения Николая I, будучи их соавтором. Но можно понять, под какое давление он попал.

«Перестройка» фактически уже началась. В 1848 г., в связи с пожаром европейских революций, в России был учрежден Высший цензурный комитет, устрожавший надзор и контролирующий остальные цензурные органы. Одним из инициаторов его создания выступал барон Корф, с 1855 г. возглавил комитет. Но он умел держать нос по ветру и сам же предложил царю ликвидировать данный орган. Обосновывал, что его деятельность дает противоположный результат, «распространяется рукописная литература, гораздо более опасная, ибо она читается с жадностью и против нее бессильны все полицейские меры».

3 декабря 1855 г. Высший цензурный комитет был закрыт, «общественность» это бурно приветствовала как «конец цензурного террора». «Гласность» хлынула уже неограниченная. Но одновременно были упразднены прочие меры, введенные в 1848 г. Сняты ограничения самоуправления в университетах, разрешены отправка молодых людей для обучения за рубеж, свободная выдача заграничных паспортов, создание акционерных обществ, в том числе для расширения торговых связей с иностранцами. Отметим – еще во время войны. По сути, это уже и было началом капитуляции.

А министры заваливали Александра II докладами, что мобилизационные возможности исчерпаны. Что производство оружия и пороха не удовлетворяет потребностей, из полумиллионного запаса ружей на складах осталось 90 тыс., из 1656 орудий – 233. Бюджетный дефицит достиг рекордной цифры 773 млн руб., и министр финансов Брок покрывал его печатным станком, кредитами у казенных банков, расстроив денежное обращение. Вел переговоры о внешних займах, а западные банкиры в ответ интересовались российскими «свободами» – вполне вероятно, что отмена запретов 1848 г. была связана именно с этим.

Что ж, Россию подлыми обманами втянули в войну со всей Европой. Совсем не удивительно, что к такой схватке она оказалась не готовой. Но ведь в прежние времена, когда над нашей страной нависала смертельная опасность, она сплачивалась, затягивала пояса. На ходу реорганизовывала и расширяла военное производство. А если уж говорить о мобилизационных возможностях, то армия была уже отмобилизована! И большая часть ее даже не вступала в бой! В Крыму сражалось лишь 10 % наших войск, и далеко не лучших – серенькие армейские полки, а то и флотские экипажи. Но они перемололи и обескровили отборные части британцев и французов.

А лучшие русские контингенты, в том числе гвардия, Гренадерский корпус, так и стояли в Прибалтике, Польше, Бессарабии. Они оставались полнокровными, свежими. Были готовы достойно встретить и тех же неприятелей, и новых. Именно так намеревался действовать Николай I, разрабатывая перед смертью планы на случай присоединения к противнику Австрии, Пруссии. Но Александра толкали к другому решению: куда нам противостоять всему Западу? Севастополь пал – проиграли…

Это «внутреннее» давление как-то очень уж согласованно дополнилось внешним. Швеция долго уклонялась от приглашений Англии вступить в западный альянс – слишком много раз получала от русских. Но в ноябре поддалась на шумиху о «падении Севастополя», оценила настроения в Петербурге и заключила союз с врагами России. Вступила в него и Испания. Хотя для самих Франции и Англии такие дипломатические маневры становились уже только демонстрацией. К новому витку войны они были не готовы, силились завершить ее. Но, разумеется, завершить «победой».

Помогла им еще одна трусившая союзница, Австрия. Она выработала с французами предварительные условия мира: Черное море демилитаризуется, как России, так и Турции запрещается иметь на нем военный флот и военные базы. Покровительство христианам в Османской империи передается от нашей страны всем «великим державам». По Дунаю устанавливается свободное плавание, для чего Россия уступает устье этой реки и прилегающую к ней Бессарабию. Через австрийского посла в Петербурге эти условия были переданы в виде ультиматума – при отказе Вена угрожала разорвать отношения. Англия желала требовать большего. Наполеон III ее уговаривал – без французской армии британцам нечем было подкрепить свою воинственность. А в Петербург он передал совет принять условия как единственно возможные.

Но и прусский Фридрих Вильгельм вдруг написал Александру II, что условия нужно принять, иначе и он может примкнуть к антироссийской коалиции. И опять же обращает внимание – Австрия и Пруссия только пугали. Большой вопрос, решились бы они реально выступить против России? Положение-то у нашей страны было гораздо лучше, чем год назад. Тогда новые противники могли навалиться вместе с армиями Франции, Англии, Турции – которые теперь были растрепаны и выдохлись. А основные царские силы как раз и стояли против австрийцев. Однако «перестройка» расшатала российскую верхушку, почва для дипломатического толчка оказалась готовой.

20 декабря Александр II созвал высших сановников. Присутствовали брат Константин, канцлер Нессельроде, военный министр Долгоруков, министр государственных имуществ Киселев, начальник III Отделения Орлов, начальник II Отделения Блудов, генерал-адъютант Воронцов и бывший посол в Вене Мейендорф. Государь сам зачитал австрийскую ноту, предложил высказаться. За войну до конца высказался один Блудов, вернейший помощник Николая I. Остальные стояли за примирение. Киселев, соратник покойного государя по отмене крепостного права, попытался найти компромисс: «Четыре союзные державы со 108 миллионами населения и 3 миллиардами дохода стоят против России, у которой 65 миллионов населения и едва один миллиард дохода. В таком положении без помощи извне было бы, по крайней мере, неблагоразумно рисковать новой кампанией, которая усилит требования неприятелей и сделает мир еще более трудным…» Значит, надо не отвергать условий, но добиваться их смягчения. «Если союзники желают мира, то они примут наши исправления. Если же нет, то да будет воля Божья» [48].

Этот вариант и был