А после бомбардировки неприятели стали приближаться к укреплениям траншеями. Меншиков опасался штурма. К нему начали подходить войска с Дуная, и он наметил частную операцию, отвлечь противника от Севастополя. Высмотрели участок послабее под Балаклавой, где стояли турки, 13 октября его атаковали 16 тыс. пехоты и конницы. Предполагалась только демонстрация, после жаркой схватки разошлись на прежних позициях. Но задумка Меншикова не удалась. Сил у врагов было много, заставить их развернуться от Севастополя не получилось. Зато атака показала противнику его уязвимые места, их укрепляли, выдвинули на опасный фланг дополнительные контингенты.

Между тем с Дуная прибывали свежие силы, армия в Крыму достигла 100 тыс., и Меншиков задумал решительный удар. Но противник был уже настороже. Участок для наступления под Инкерманом выбрали неудобный – горы, овраги, густой кустарник. 5 ноября в тумане колонны сбились с направлений, вступали в бой по очереди. Смяли англичан, а лучшая французская дивизия зуавов врезалась во фланг. Отступили в беспорядке под ливнями картечи. Потеряли 3,5 тыс. убитых и 8 тыс. раненых, неприятели – втрое меньше. Севастополю никакой пользы сражение не принесло.

Хотя и англичане с французами в осаде крепко застряли. Еще из Болгарии они привезли холеру. От болезней умерли оба главнокомандующих, Раглан и Сен-Арно. Да и расчеты Меншикова, что осенью крупные операции в Крыму проводить нельзя, подтвердились. Буря разбила и потопила 58 неприятельских судов, погибли тысячи моряков. На потонувших транспортах находился весь груз зимней одежды и медикаментов для осадной армии. Она отчаянно мерзла, это умножало болезни.

Но сказывались и особенности самого Меншикова. Человек умный, смелый, он был капризным, избалованным циником. И вольнодумцем, масоном. Николай Мотовилов, биограф и «служка» Серафима Саровского, послал царю для воинов копию иконы Пресвятой Богородицы «Умиление» – перед которой всегда молился и преставился батюшка Серафим. Николай I знал о святом, почтительно отправил икону в Севастополь. А Меншиков забросил ее в чулан. Лишь после запроса самого государя икону извлекли и поставили на Северной стороне – и ведь неприятели ее так и не взяли. А архиепископ Херсонский Иннокентий привез в Севастополь чудотворную Касперовскую икону Божьей Матери, но Меншиков даже не захотел принять его, отослал прочь гонца: «Передай архиепископу, что он напрасно беспокоил Царицу Небесную – мы и без Нея обойдемся» [34].

Причем вольнодумство сочеталось в нем с полной неприязнью технических новинок. Он боялся железных дорог и не ездил на поезде. А при обороне Крыма отказался от морских мин – иначе не потребовалось бы топить корабли на входе в бухту, да и у вражеских гаваней можно было по ночам наставить. Между тем мины успешно применялись по соседству, под Очаковом, на Дунае. 600 ракет Константинова Меншиков все же заказал. Но велел испытать их – не залпами, как полагалось, а по одной. Объявил, что они неэффективны, отправил на склад, а ракетчиков перевел в артиллерию.

А после поражения под Инкерманом он впал в пессимизм. Уже не верил в возможность удержать не только Севастополь, но и Крым. В Петербурге стало известно, что на полуостров посылают подкрепления и выгружать будут в Евпатории. Царь настаивал отбить этот город и сорвать высадку. Меншиков отреагировал лишь после понуканий, опоздал. Да и выделил всего 19 тыс. штыков и сабель, когда в Евпатории уже высадились 30 тыс. турок и французов. Генерал Хрулев попытался решить задачу внезапным налетом. Но местные татары известили врагов. Те прислали в Евпаторию флот. Атаку накрыли бешеным огнем. Но и сами кинулись преследовать, им тоже всыпали. Наш отряд потерял 168 убитых и 583 раненых. Неприятель – 105 убитых и 314 раненых.

Западная пресса раздула масштабы «грандиозной» победы – силилась приукрасить безрадостную картину, поднять настроения обывателей. Британский кабинет возглавил в это время Палмерстон, он вместе с французами выискивал любые средства, чтобы переломить ситуацию в России. Тут-то пригодился Герцен. Как раз к началу войны он получил достаточные средства, открыл в Лондоне «Вольную русскую типографию». И первой ее продукцией с 1854 г. стали воззвания к русским солдатам – изменять Родине и переходить на сторону интервентов. Особенно активно они распространялись в Польше, для этого подключили местных сепаратистов. Но подобные методы еще не сработали. Перебежчиков с листовками Герцена не зафиксировано ни одного.

Куда более успешно действовали британские и французские дипломаты. К их коалиции присоединилось Сардинское королевство, отправило в Крым 15 тыс. солдат. В Германии англичане набрали добровольческую бригаду, 4250 офицеров и солдат. Еще одну бригаду из 2200 добровольцев послала на фронт Швейцария. А Австрия уже официально вступила в союз с Англией и Францией. Об этом секрете разузнал и сообщил новый посланник в Вене Александр Горчаков, и царь писал: «Коварство Австрии превзошло все, что адская иезуитская школа когда-либо изобретала.…» [35, с. 303–308]. Впрочем, схватиться с русскими у австрийцев еще не хватало духу. Они играли в миротворцев, созвав в Вене конференцию воюющих держав.

Николай I пошел на серьезные уступки – соглашался передать Валахию, Молдавию и устье Дуная под совместный протекторат России, Англии, Франции, Австрии и Пруссии. Хотя отнесся к конференции скептически: «Толку не ожидаю, разве турки со скуки от своих теперешних покровителей не обратятся к нам, убедясь, что их мнимые враги им более добра хотят, чем друзья» [36]. Положение России оставалось трудным, но прочным. Атаки врагов отразили на всех фронтах. Севастополь стойко держался – и царь повелел для защитников месяц службы считать за год.

Да, в Крыму случилось несколько неудач. Однако на общей обстановке они не сказывались – даже неудачные сражения изматывали неприятелей, подталкивали к снятию осады. Но Крымский театр боевых действий даже не считался главным! К концу 1854 г. у русских здесь находились 169 батальонов пехоты, 79 эскадронов кавалерии. А на Балтийском побережье стояли 230 батальонов и 118 эскадронов – ведь англичане с французами и тут могли высадиться. В Польше развернулась армия Ридигера – 144 батальона и 97 эскадронов, на Днестре – армия Горчакова, 149 батальонов и 203 эскадрона. Ждали, что войну начнет Австрия, а то и вместе с Пруссией.

Николай I допускал такой вариант, но не боялся его, твердо уповая на Бога. Ведь и в 1812 г. Россия выдержала схватку со всей Европой. Государь писал: «Мы одушевлены правотой нашего святого дела, мы обороняем свой родной край против дерзких и неблагодарных вероломных союзников. Эти чувства удваивают нашу нравственную силу» [37]. Формировались резервные корпуса, как раз и пригодились запасники, накопленные после перевода солдат на 15-летнюю службу. По примеру 1812 г. царь повелел собирать ополчение – и народ поднимался добровольно. Казаки объявили общую мобилизацию. Одно лишь Донское войско выставило 87 полков и 14 батарей.

Правой рукой императора в военных делах стал наследник. Он готовил