Шрифт:
Закладка:
Мама не хотела понимать, не хотела сложностей:
– Даша, ты как маленькая. Переводиться в самом начале года! Ну, договорись по-хорошему. Скажи, давай я сначала своё решу, а потом уже тебе. Не знаю, я всегда так делала.
Отчаяние накрыло Дашу, и она решилась.
– Мам, дело не только в этом! Я тебе не рассказывала…
На кухню вбежал Мишка, выкрикнул:
– А кушать когда? Я голодный!
Мама улыбнулась:
– Сейчас, скоро уже, беги пока.
Мишка выбежал. Мама терпеливо сложила руки на коленях:
– Так что? Что ты хотела сказать?
Даша встала:
– Да нет, ничего, забудь. Ты права, ничего страшного.
В классе теперь они оба были отдельно от всех. Дашу презирали за то, что так прогибается, а новенького не любили непонятно за что. Наверное, это была неприязнь ещё с того времени, когда выяснилось, что он тупой. А может, другие тоже хоть немного да чувствовали его настоящую змеино-паучью сущность. Открыто его пока никто не трогал, но Даша знала, чувствовала, что общее раздражение существует и, возможно, нарастает. Сама она была как космонавт в скафандре: дышала собственным воздухом, чтобы не задохнуться.
Единственным нормальным местом, где можно было жить по-прежнему, оставался спортзал, баскетбол. Даша ездила в спортшколу, там не было никого из её одноклассников, кроме Короткова, и новенький сюда просто так попасть тоже не мог бы. Даша старалась, у неё были и рост, и худоба, и быстрота, и лёгкость. Тренер очень хвалил её, и приближалась поездка на соревнования, побег от всего.
В конце октября темнело рано, а тренировка заканчивалась в полседьмого. Играли с мальчиками, с командой Саши Короткова. Игра была быстрая, шумная и весёлая. Мальчики выиграли, но выиграли необидно, по-дружески. Даша вышла из раздевалки и увидела в коридоре Короткова. Она отвернулась, чтобы не стеснять его необходимостью разговора, но он сам окликнул:
– Ты же домой?
Вместе они прошли до остановки, разговаривая о сегодняшней игре, о предстоящих соревнованиях – и Даше было так легко, так спокойно. В автобусе стояли вдвоём на задней площадке близко друг к другу, держась за соседние поручни. Автобус качало, и Сашино лицо тоже то приближалось, то становилось чуть дальше. Глаза у него были обычные, зеленовато-серые.
Саша вдруг спросил:
– А что у тебя с этим? Вы что, встречаетесь?
Даша отметила, что он тоже не назвал его по имени. Она сжалась, крепче хватаясь за поручень, и мотнула головой:
– Нет.
– Тогда что, дружите?
Даша молчала, только моргала всё чаще, Сашино лицо понемногу расплывалось.
– Я его ненавижу, – слова вырвались наружу, и она, не в силах остановиться, повторила чуть не по слогам, – ненавижу.
Саша молча смотрел на неё, чуть сдвинув брови, и она рассказала всё. Всю историю про Мишку и про стояние на коленях. Всё.
– Ты серьёзно? – спросил Саша. – Ты что, правда в это веришь?
Даша кивнула, но немного неуверенно. Саша покачал головой:
– Офигеть просто. Ты что, не понимаешь, что это просто совпадение? Он тебя разводит, а ты… Ты родителям не говорила, вообще хоть кому-то?
– Нет.
Саша глубоко вздохнул. Подумав, натянул шапку поглубже на лоб.
– Блин. Короче, забудь это всё. Это полная хрень. Пошли эту тварь подальше, а если он тебе хоть что-то захочет сделать, разберёмся. Поняла?
Даша снова кивнула и засмеялась. Она вдруг поняла, что не смеялась с самого лета. Было такое чувство, что всё это время она бродила по тёмному подвалу, а сейчас ей вдруг показали светлую широкую лестницу, ведущую наверх.
Из автобуса она тоже вышла с улыбкой. Саше нужно было проехать ещё одну остановку – он спросил, может, выйти с ней и проводить, но Даша отказалась. Ей не было страшно, весь тротуар ярко освещали фонари, и если и было одно тёмное жутковатое место, то уже внутри подъезда, на первом этаже у самого входа, где никак не могли поменять лампочку.
Она шагала быстро, легко, холодный сырой воздух лез за воротник куртки, щипал щиколотки. От стены дома отделилась фигура, лица не разглядеть. Даша шарахнулась назад.
– Чего так поздно ходишь?
Конечно, это был он.
– Я с тренировки. Домой. – Она нервно дёрнула лямку рюкзака.
– Может, погуляем?
Даша вздёрнула подбородок:
– Нет. Меня дома ждут. И вообще не хочу.
Новенький хмыкнул, не отводя от неё взгляда.
– Ладно. Заходишь?
Он приложил ключ, домофон противно запиликал. Дверь подъезда распахнулась, внутри было глухо, темно и стоял вечный запах подвала. Чёртовы старые панельки… Даша кожей чуяла опасность, но не стоять же у подъезда. Да и что он мог ей сделать? Что теперь он мог ей сделать?
Такого она не ожидала. Как только дверь подъезда, мягко чмокнув, закрылась, чужое тело натолкнулось на неё, тесня влево, к двери кладовки. Даша со вскриком ткнулась в холодную крашеную стену и быстро развернулась, упершись в стену рюкзаком, выставив руки перед собой. Её прижало к стене, чужие отвратительные руки стали шарить по телу, пытаясь задрать куртку, влезть под свитер. Даша, одуревшая, оглушенная, замолотила кулаками, отбиваясь. Голос, от ужаса застывший в горле, вернулся к ней:
– Отстань, отстань, отстань! Помогите! Пошёл отсюда, сволочь, сволочь!
Она била куда попало, и он, наконец, охнув, отшатнулся назад. Даша рванулась к ступенькам, к лифту. Там, вверху, уже открылась чья-то дверь, и мужской голос недовольно спрашивал, что там такое, и угрожал вызвать полицию.
Снова и снова вдавливая дрожащим пальцем кнопку лифта, Даша услышала снизу писк домофона, звук открывающейся двери и негромкое:
– Пожалеешь, тварь.
Она с ненавистью выкрикнула:
– Пошёл ты!
И повторила на выдохе, привалившись плечом к стене:
– Пошёл ты.
Дома она легла и сразу уснула, легко, спокойно. Ночью один раз проснулась, всё вспомнила. Думала про Сашку, улыбалась. Как это хорошо, оказывается, просто спокойно жить.
Отсесть за другую парту, решать свой вариант, не носить в столовой булки и горячий шоколад… Раздавить наконец эту насосавшуюся крови пиявку.
Уже под утро на неё навалился нескончаемый тяжкий сон.
Снилось мерзкое вонючее болото, в котором она как-то умудрилась увязнуть. Липкая тягучая жижа плескалась у самого подбородка, тащила вниз на дно. Даша задыхалась от страха, судорожно перебирала руками и ногами, стараясь хоть как-то удержаться на поверхности. Берега видно не было, и позвать на помощь было никак нельзя: чуть приоткроешь рот – наглотаешься мутной воды.
Сну этому не видно было края, он тянулся и тянулся. Родители, отчаявшись поднять Дашу в школу, отступились, решили дать ей отдохнуть: «подросток, нагрузка», – шептала мама. То, что происходило с Дашей, трудно было назвать отдыхом. Время от времени она приходила в себя, осознавала, что дома, что то, другое, было ненастоящее, но потом дремота по-хозяйски затягивала её обратно, и всё продолжалось с того же места, где встало на паузу: вязкая холодная жижа, мёртвая
