Я посмотрела на дверь. Удивительно, но моё тело отбрасывало тень на светлой деревянной поверхности. Моя ли это тень?

Я опустила руки и наклонилась влево. Тень наклонилась вправо, издав тот самый мерзкий скрип. Я повторила движение, но теперь склонилась в другую сторону.

Я нахмурилась. Каждый раз, когда я делала движение, оно сопровождалось скрипом.

Скрипом, царапающим мозг изнутри. Мороз пошёл по коже.

Я хотела обхватить себя руками, чтобы защититься от него, но они не слушались. Я рассеянно посмотрела вниз.

Ничего, кроме темноты.

Грудь сдавило от рвущегося крика. Неужели чёрный туман поглотил и меня? Я попыталась рвануть своё тело вперёд, но его больше не было. Оно не окаменело, оно просто исчезло, проглоченное темнотой.

За спиной, в гуще непроглядного тумана послышалось приглушённое рычание и скрежет когтей. И чавканье. Казалось, оно доносилось до меня со всех сторон. Липкое, мокрое чавканье, словно прямо внутри моей головы.

Тот монстр. Он проник в мою квартиру. Он сожрёт меня. Окутал меня тьмой, как паук, и теперь будет медленно есть.

Дверь вдруг распахнулась.

На пороге какие-то люди. Среди них Вадим. Его лицо белое, как у призрака. Глаза дико смотрят перед собой, прямо на меня. Он в ужасе отшатывается назад, и больше я его не вижу.

Куда он?

Я открываю рот, чтобы закричать, но не раздаётся даже шёпота. Темнота лишила меня голоса. Она сдавила моё горло, словно тисками, и заползла в рот. Я отчаянно хочу поднять руки, схватиться ими за шею и сорвать то, что не даёт сделать и вдоха, но рук больше нет. Я знаю, что их нет. Совсем.

Люди же что-то бубнят. Что-то про полицию, «Cкорую». Про какое-то самоубийство.

Какая-то девушка повесилась. Наверное, соседка, и этот ужасный запах шёл из её квартиры.

Я какое-то время слышу их. Сквозь чавканье до меня долетают обрывки фраз. Потом наступает тишина. Чёрный туман затягивает мои уши и нос, поднимается выше и заволакивает глаза, лишая зрения.

Я остаюсь одна в кромешной темноте и пустоте. Абсолютно глухая и немая. Пустая.

Я знаю, что монстр добрался до меня. Он проник в мой мозг задолго до того, как сожрал моё тело. Он сидел внутри месяцами и ждал своего часа, обгладывая меня изнутри. Этот монстр выел меня, оставив лишь пустую оболочку, а потом вырвался наружу, лишив меня и её.

Боже. Мне не нужно было этого делать.

Кажется, я что-то слышу. Скрип.

Екатерина Каграманова

Соседи

Мама сначала почему-то решила, что новые соседи – цыгане. Непонятно, с чего ей пришла такая мысль: да, женщина была темноволосая, в длинном платье и косынке на голове, но никаких многослойных юбок и цветастых платков не наблюдалось. Даша говорила, подумаешь, платье в пол, вон у Камилки из класса мама тоже так ходит, это восточный обычай. Марья Семёновна с четвёртого этажа поддерживала Дашу: «Да не, не цыгане они, другая какая-то нация». Но мама всё равно сомневалась, старалась что-то разузнать. Потом-то у неё появился новый повод для подозрений. Но это было позже.

Женщина была незаметная: скользила по подъезду почти неслышно, здоровалась, не разжимая губ, и отводила взгляд.

При этом внутри, в их квартире, было очень шумно. Дети орали, топали как слоны – в любое время дня кто-то обязательно бегал по комнате. Но, правда, только до одиннадцати ночи, в одиннадцать мать их всех мгновенно утихомиривала. Как – непонятно. Непонятно вообще, как они помещались впятером в однушке. Один был совсем маленький, грудной, потом двойняшки, по виду Мишкины ровесники, которые в сад вроде не ходили, сидели дома, редко появляясь во дворе. И самый старший, который, как и Даша, перешёл в восьмой класс, но этот факт тоже стал известен гораздо позже.

Вскоре стало заметно, что к соседке ходят люди. Это были женщины, они шли поодиночке, очень редко по двое. Соседка пила с ними кофе на балконе, иногда держа при этом у груди младшего ребёнка. Балкон их был обшарпанный, открытый ветру и пыли: квартиру успешно сдавали много лет подряд, и хозяева были не дураки, чтобы непонятно зачем вкладываться в остекление. Даша со своего собственного уютно обустроенного балкона хорошо видела пятачок, свободный от чёрных фруктовых ящиков, которые за какой-то надобностью были свалены штабелем сбоку. На пятачке стояли два старых пластиковых стула и низкий пластиковый же столик, из тех, что на море торчат между шезлонгами. Вот там соседка и принимала своих гостей. О чем они говорили, Даша не слушала: во-первых, далеко, во-вторых, неприлично.

И вот тогда Дашина мама, не желая терпеть неизвестность, поймала одну из визитёрш на лестнице и спросила, что вообще происходит, куда они всё шастают и зачем. Девушка, почти не растерявшись, ответила, что приходила к гадалке: «Она на кофе гадает, лучше всех в городе. Такое видит! Ну, и ещё всякое, знаете…» В голосе девушки ясно слышалось восхищение, перемешанное с испугом. Дашина мама обалдела. Не зная, как реагировать, она передала этот разговор папе, добавив торжествующе-горькое: «Я ж говорила!» Папа ожидаемо закатил глаза и сказал, что это вообще без комментариев, дикая бредятина и сколько же на свете доверчивых идиотов.

На том пока и остановились.

В начале августа, сразу после папиного дня рождения, мама отправила Дашу с Мишкой на площадку во двор. Мишке было пять, и мама никогда не отпускала его одного, страшно боясь маньяка или несчастного случая. Дашу она обычно не нагружала присмотром за братом, ходила с ним сама, но тут надо было как следует убраться после гостей, а Мишка ныл, что хочет гулять. Даша сильно не возражала. Она рассчитывала дочитать свою электронную книжку, а Мишка был в целом не проблемный, ему требовался только песок, чтоб строить гаражи и трассы для машинок, а носиться и прыгать он не очень любил.

Они вышли во двор, солнце было просто сумасшедшее, и Даша сразу нашла взглядом свободную скамейку в тени – она стояла далековато от закрытой тентом песочницы, но, в общем, ничего, обзор был. На площадке уже играли дети: наверху, на горке, сидели всем хорошо известные Никита и Снежана. На качелях качалась незнакомая девочка в соломенной шляпе. С краю, под деревьями, возились с чем-то в траве ещё двое, кто – Даша не разглядела, виднелись только тёмные макушки без панамок и кепок.

Мишка тащил пакет со своим инвентарём: лопаткой, ведёрком, машинкой и бутылкой с водой. Песочница была его владением, никто на неё обычно не претендовал – скучно, только пирожки из формочек лепить. В первые минут десять Даша ещё поглядывала на его сосредоточенно сгорбленную над постройкой спину, а потом перестала: книга была невероятная, мрачный скандинавский детектив, заставляющий обмирать от поворотов сюжета.

Очнулась она от вопля и – буквально