Вот тогда-то Груша и наткнулась на старую бомжиху, бесцельно топтавшуюся под фонарём на одной из пустых боковых аллеек.

Старуха была очень грязной, пахучей, и при этом отчаянно хайповала. Её брови и остатки волосёнок оказались густого синего цвета, такой же колоритной была на бомжихе одежда.

«Мешковину, что ли, на себя нацепила?» – изумлённо подумала Груша, разглядывая что-то балахонистое и сильно поношенное из грубых толстых нитей. Кое-где на рубище виднелись прорехи, сквозь которые просвечивало высохшее, в странных пятнах тело.

Опомнившись, что уже пару минут бесцеремонно разглядывает старуху, Груша решила продолжить свой путь, но тут вдруг бабуля жалобно мяукнула.

От неожиданности Груша вздрогнула и опять уставилась на бомжиху. Синие брови и волосы не отрицали мяуканья столь шокирующей личности, но секунду спустя девушка разглядела под мышкой у бабуси котёнка, который принялся активно вырываться.

Неприятные, в каких-то жутких чёрных болячках старческие руки не вынесли напористой атаки, и котёнок с размаху плюхнулся на асфальт. Но никуда не сбежал, а лёг на босую, чёрную ступню бомжихи и замер. Видимо, уже наскитался досыта, да и выглядел малыш соответственно: очень тощий и какой-то сплющенный, с пыльный клокастой шерстью и – о боже! – только одним здоровым глазом. Второй, как с острой жалостью заметила девушка, у бедной зверюшки вытек, и это дало толчок к последующим событиям.

Проникнувшись горячим сочувствием, Груша вознамерилась котёночка осчастливить. Забрать к себе домой, вымыть и хорошенько накормить, хотя никогда прежде такого не делала.

Умильно заулыбавшись, она склонилась к зверёнышу, сюсюкая что-то невразумительное, и попыталась подхватить его на руки. Однако дурачок мигом взобрался по платью старухи к ней на плечо, добавив ветхому наряду очередную прореху.

Груша опять потянулась за котишкой и вдруг встретилась с бездумным взглядом жалких старческих глаз. Бабка явно пребывала не в реальности, а где-то далеко. Дрейфовала в глубоком маразме.

«Куда бы пристроить и бомжиху, такой на улице не выжить, – потрясённо подумала Груша. – Таращится, словно младенчик, осталось агукнуть и слюнки пустить… Интересно, она ещё не разучилась говорить?»

Груша зачем-то прокашлялась и преувеличенно громко спросила:

– Бабушка, как себя чувствуете? Вам есть куда идти? На дачах ночуете или где-то ещё? А то я бы проводила.

Но старуха не ответила и продолжала отрешённо пялиться перед собой.

– Бабуль, ау! – Груша сделала шаг к старухе и помахала у неё перед глазами ладонью с растопыренными пальцами. – Так вас проводить? А то холодает.

Бабка неожиданно встрепенулась и наконец-то отреагировала. Повернулась на звук голоса и, сделав два нетвёрдых шага, целеустремлённо пристроила свою грязную растрёпанную голову на пышную Грушенькину грудь. И замерла, оцепенев, будто прислонилась к доброй тёплой печке. При этом запах от бомжихи шёл убийственный!

Разгневанная Груша негодующе вскрикнула и резко оттолкнула от себя сумасшедшую вместе с цепляющимся за неё котишкой.

Очень неудачно оттолкнула, прямо на фонарный столб. Потеряв равновесие, бабка с размаху приложилась об него головой и рухнула плашмя на асфальтовую дорожку. Котёнка погребла где-то под своим телом.

Если бы Грушу саму сегодня не отвергли, как недостойную внимания, максимум, чтобы она сделала, – позвонила в скорую или полицию. Потом бы сбежала, а тут вдруг кинулась к бабке и принялась её трясти и ворочать. К счастью, старуха оказалась крепче, чем выглядела. Даже поднялась с асфальта самостоятельно и сразу опять застыла в отрешённом оцепенении.

А вот оставшийся лежать котёнок признаков жизни не подавал, и девушка почувствовала себя настоящей убийцей. Горько разрыдалась и решила не бросать бедняжку на растерзание бродячим собакам, а хотя бы похоронить.

Она подобрала с асфальта котёнка – почему-то не мягко обвисшего, а жёсткого и твёрдого, как деревяшка, и понесла через ночной город к себе домой. Не руками же могилку копать, да и трупик надо пристроить в коробку из-под туфель, которая дома точно где-то была.

Бабка, кстати, удивила! Всё с тем же безучастным видом вдруг потащилась следом за Грушей, но прогонять её девушка не стала. Даже старалась идти помедленнее, чтобы странно передвигающаяся старуха – та с усилием кидала себя вперёд судорожными рывками, – за ней успевала. Если бы только бедная Груша знала, кого она так беспечно ведёт за собой…

То, что она умерла, бабка Акулина так никогда и не осознала.

Последним её смутным воспоминанием, словно из другой жизни, был слух о том, что не верующие в Бога нечестивцы свергли царя-батюшку. Об этом Акулине сообщил сосед, и бабка бросила полоть огород и поспешила в избу к внучке Малаше. Собиралась поделиться с ней страшной новостью, но не успела.

Всё вокруг содрогнулось от адского, быстро приближающегося воя, и на их маленькое лесное поселение рухнуло объятое огнём чудище. Ростом с вековую сосну и с огромным бочкообразным телом, покрытым пышущей жаром металлической чешуёй. Помертвевшая Акулина, застывшая соляным столбом на крыльце дома, окрестила чудище огненным змеем.

После его падения пять изб вместе с обитателями просто исчезли, словно языком слизнуло! Оставшиеся три загорелись необычным синим пламенем и сгорели вместе с надворными постройками, людьми и животными за считаные минуты! Удивительно, что огонь не перекинулся на окружающий деревеньку лес, видимо, спасли обширная вырубка и речушка.

Огромное тело змея какое-то время ворочалось на вздыбленной, перепаханной глубокими бороздами земле, а бабка Акулина, заскочив наконец-то в дом, в это время горячо молилась, не отлипая, впрочем, от окна. Внучка же со страху забилась в щель за печкой и не выдавала себя даже писком.

Потом чудище рыкнуло, высоко подпрыгнуло, и, не растопырив куцые странные крылышки, а, наоборот, сложив, сумело взлететь.

Змей унёсся прочь, ну а бабка с внучкой остались единственными обитателями погибшей деревушки. Их дом, расположенный на самом краю, заметно покосился, но остался хотя бы цел и продолжал укрывать перепуганных и растерявшихся женщин. Тем более что до другого жилья, ближайшей деревни, было целых два дня пути.

После падения огненного змея выжженная земля на пепелище стала светиться густо-синим, а лесное зверьё, птицы и даже комары куда-то пропали. А вот бабка и внучка уйти из нехорошего места уже не могли. Просто не было сил, обе тяжело заболели.

У бедной, день и ночь исходившей криком Малаши в какие-то три дня отгнили и отвалились по локоть руки, после чего пришел конец её мученьям.

Зато Акулина полежала-полежала в беспамятстве и вдруг поднялась, ощущая себя после болезни словно не в своём теле. Перестало щемить старое изношенное сердце, не донимала больше ломота в суставах и боли в пояснице, а когда Акулина оступилась и упала с высокого крыльца, она даже не почувствовала удара о твёрдую землю.

В этом новом удивительном состоянии подводила только голова – внутри что-то явственно хлюпало и колыхалось, словно вместо мозгов плескалась жижа. Видно, поэтому всё прежние воспоминания, кроме падения змея и смерти