– … он был последней гнидой, – отзывается голос на моё отчаянье.

Нельзя о «покойниках» плохо. Вглядываюсь – Скиперский.

Он из моей школы.

– … рыбной костью в трахее. Ржавым гвоздём в ноге. Мне жаль, что он не избавил нас от себя раньше. Но у очищения нет дедлайнов. Наконец вся скверность в нём предаётся земле. Хочу забыть его как можно раньше. Не упокойся. Мучайся.

Прощай.

Скиперский играет строго, сдержанно. Без надрыва и провинциальщины он присаживается, берёт в руку воображаемую горсть земли, метит в лицо и швыряет с силой.

Не улавливаю правил игры. Есть ли они? Каждый выход – перформанс? Радоваться, что умер? Достоинства не нужны? Или всё, от формы до содержания, не ограничено? Кладу ладони в карман, чтобы никто не заметил дрожи. Кто-то толкает вперёд.

Не успеваю вынуть руки, сбалансировать и устоять на ногах.

Люди расступаются, я падаю прямо на «покойника», лицом в живот. Поднимаю голову: «мертвец» улыбается, но глаза закрыты. Слышу шепот: «Кто это?», «Ты её знаешь?». Адреналин подхватывает, поднимает голову и вступает за меня.

– Обещал, что умрёшь во вторник, и нате. Сообщение поставил на таймер…

(Мой же голос в голове рецензирует вступление: «Бред, бред, бред, бред…»)

– …Телефон пропиликал в три часа, записка из прошлого:

«Привет! Меня уже нет…», а дальше список дел, не законченных при жизни. В основном долги. Зачем только было стричься перед смертью? Кого на том свете ты хотел охмурять?

Кто-то берёт за левую руку, переворачивает ко всем лицом.

Тридцать пар глаз смотрят на меня. Скиперский начинает:

– Ты кто?

– Я с ним, – тычу я со страху пальцем в «покойника».

А кого ещё подставлять? Я упала на него, он улыбнулся. Ближе него у меня никого здесь нет.

«Мертвец» оживает, садится, щурится от света, как будто правда из чистилища вернулся, смотрит на меня и неожиданно кивает:

– Она со мной. Проверил её – наша. Предлагаю придумать испытание и посвятить.

У них нет главных, решающих, всё на доверии. Если один человек предлагает новичка и ручается за него, остальные одобряют. Но зачем он меня спасает?

Скиперский морщит лоб, но кивает. «Покойник» подходит, кладёт руку на спину и мягким тоном, как будто мы правда пара, предупреждает:

– Тебе нужно будет кое-что сделать. Мы тебя оставим одну, чтобы решить, что именно. Это станет испытанием. Если справишься, будешь принята.

Я киваю еле заметно, свет гаснет, и они выходят. Остаюсь одна, сползаю на пол. Хочется приложить холодный кулёк из морозилки к щекам. Сую руки в карманы, нащупываю правой ключ от дома. Вот бы сейчас в свою комнату, закрыться на замок и остыть.

Через стенку решается моя судьба. Что за испытание? Лечь на проезжую часть и встать только по сигналу? Секундой позже рванёшь, и тебя размажет легковушка. Упражнение на доверие. Слышала, что они такое любят.

Перебираю варианты, сидя на полу. Дверь открывается, появляется полоска света, потом громоздкая фигура. Слишком большой и слишком медленный для ровесника. Слышу тяжелые вздохи. Ковыляет в мою сторону. Садится рядом на диван. Вдыхаю носом исходящий от него кислый запах. Рассматриваю профиль: массивный нос, заросли бороды. Незнакомец поворачивается ко мне. Полоска света из коридора падает ему на лицо. Я вздрагиваю – старик с чёрно-белого фото.

– Посижу с тобой? – спрашивает он хрипло.

Я киваю. Сердце громко стучит. Не хочу, чтобы он услышал и догадался, что мне страшно. Боятся ведь чего-то уродливого, мерзкого, злого. А он только пахнет кисло, в остальном как живой.

– Ничего, что я в обуви? – спохватилась я.

Он ведь хозяин здесь, а я как дикарь.

– Ничего. Переживу, – отмахивается старик и раскатисто хохочет всей грудью.

Он уже всё пережил, даже свою смерть. Понимаю шутку, улыбаюсь. И у мёртвых есть юмор.

– Чего они ушли? – спрашивает он.

– Придумывают мне испытание.

– Зачем?

– Хочу стать одной из них. К ним только так можно попасть.

– Причудливо как, – удивляется старик. – А ты среди них своя?

– Пока нет, как будто в чужой шкуре, по чужому билету прошла. Но я всё равно хочу. Они – отморозки. Я – отщепенец. Мы должны держаться вместе.

– Как будто не о людях, а о червивых яблоках говоришь. Сброд – к сброду, брак – к браку.

– Так и есть. Когда мы по одному – то неправильные, с изъяном. Когда нас много – то могучая куча. Понимаете?

– Понимаю.

Старик опирается на диван, отталкивается, встаёт на ноги. Те дрожат, не слушаются, тяжело переступают.

– Мне пора. Вызывают, сейчас объявят.

– Что объявят? – переспрашиваю я.

– Куда дальше мне.

Я жму плечами, думаю и уже в уходящую спину спрашиваю:

– А вы куда хотите?

– К своим.

Старик уходит из комнаты. Меня трясёт крупной дрожью, как от мороза. Зажимаю в кармане ключ, как будто он может уберечь меня от неупокоенных душ. Смотрю на полоску света – в коридоре никого. Могу убежать прямо сейчас, но остаюсь.

Зажигается свет. Щурюсь от яркости, рассматриваю вошедших. Толпа отморозков. Впереди неё – старик с черно-белой фотки. Он хромает при ходьбе. Одна нога у него полупрозрачная, как будто отлита из грязного стекла. Внутри – ничего. Нет крови, костей, сплетения мышц. А вторая – человеческая, плотская. Одна нога здесь, другая там? Наполовину человек, наполовину ваза?

Старик делает глоток из пластиковой рюмки. Судя по цвету, коньяк. Морщится в рукав, пережидает горечь и объявляет:

– Испытание пройдено.

Отморозки снимают плащи и куртки. Вижу плечи, животы, запястья из того же грязного стекла, что и нога старика. Вы вообще кто? Теперь точно пора. Расталкиваю их и иду к двери. Мне никто не мешает уйти. Дёргаю за ручку, открываю и вижу того самого буйного с хоккейной клюшкой. Он замахивается для удара, я зажмуриваю глаза и проваливаюсь в темноту.

Юлия Кулакова

Переулок

На самом деле я как чувствовала: что-то пойдёт не так и не туда. Вот чувствовала.

Внешне складывалось всё прекрасно. Работу нашла хорошую. Ездить неудобно – ну так кому сейчас удобно. В микрорайоне на окраине нашлась квартира по той же цене, по которой в пригороде снимала, – тоже удача. Добираться, правда, до работы оттуда – две пересадки (а то и три, если долго нужный автобус не идёт) плюс пешком немало так. Ну, так из пригорода мне бы приходилось сначала до точки отправления добраться, читай – четыре пересадки! Так что всё вроде бы складывалось.

А главное – я произвела денежные расчёты и поняла, что мне выгоднее будет хотя бы с утра добираться на такси. По цене выходит не намного дороже, а время выигрываю. И силы берегу, разумеется.

Но что-то тревожило с самого начала, и это были точно не транспортные проблемы.

Накануне дня выхода на работу я столкнулась во дворе с небритым гражданином неопределённого возраста.

– Сосед Вася, – представился он.

Это было очень комично. Мало того что он Вася, как в анекдоте (и ладно б хоть Василий), так ещё и