Сожитель покорно повиновался. Петли старого шкафа громко скрипнули, застонали, совсем как Галина бабушка перед самой смертью, когда в груди её что-то сжалось и наступила полная чернота. Василий поёжился от этого тонкого ледяного звука. Мурашки целой ордой пробежали у него по рукам, затылку, вискам и пояснице. Мерзость. Будто острым ногтем провели по шершавой стеклянной поверхности. Ф-ф-и-и-у, ф-ф-ить!

Из кухни послышался голос Гали, предлагающий поставить чайник, но Василий ничего не ответил. В темноте тесного коридора он пытался выудить из шкафа хоть одну вешалку. Наконец не выдержал и выругался:

– Надо лампочки заменить. Ни черта не видно!

– Не слышу ничего! Тебе с сахаром или без? – Галя продолжала греметь посудой.

– Без ничего. И покрепче! Чёрт ногу сломит!

Шкаф сверху донизу был завален разнообразным хламом.

В углу тяжёлым тюком, припёртый к задней стенке, ютился проеденный молью шерстяной ковёр. На него под углом опиралась деревянная швабра с ручкой, перемотанной изолентой. Прямо на зимних бабушкиных сапогах стояли пластиковые вёдра: одно – большое, с трещиной, другое – маленькое, без ручки. А сверху над всем этим беспорядком тонкими лоскутами свисали немногочисленные засаленные бабушкины шарфики и косынки. Грузным пятном висело посреди шкафа тяжёлое пальто с искусственным мехом на вороте. Будто прямо посреди деревянной громадины кто-то стоял. Кто-то большой, лохматый и жуткий.

– Не шкаф, а комната страха! – закатил Вася глаза.

Пустые плечики нашлись не сразу. Казалось, их не было там вовсе. Но Василий тщательно ощупал рукой бездонную темноту, сдвинул с металлической штанги в сторону какие-то кофты, прохудившийся плащик и халат на молнии. В самом крайнем углу нашлось нечто похожее на вешалку. Вася уже хотел выудить на свет пластиковое нечто, и в этот самый момент в кисть Галиного сожителя что-то больно воткнулось, процарапало руку почти до локтя, и Василий громко вскрикнул.

– Ай! Ёжкин! Что за?

– Вась? Вася? – выбежала на странную суету в коридоре Галя.

– Пропорол! Говорю ж, лампочки! Лампочки надо! Как в склепе, блин!

Вася вышел на свет и стал тщательно осматривать рану. Тонкая бледно-розовая полоса буквально на глазах становилась всё ярче и ярче, пока на коже не проступили первые алые капельки крови.

– Как это ты, Вась? – Галина перекинула через плечо сыроватое кухонное полотенце.

– Откуда я знаю? Подсветить бы хоть чем.

– Давай телефоном. Погоди.

Галя вытерла мокрые руки о штаны и стала выуживать из заднего кармана мобильник.

– Вась, йодом бы. Воспалится же. Держи. – И она протянула телефон.

– Не надо йода. Мылом помою. Танки грязи не боятся.

Василий включил на мобильнике фонарь и стал внимательно осматривать корпус и створки шкафа.

– Не видать ничего такого.

– Может, щепка там? Глянь хорошо.

– Щепка… Репка! – съязвил Вася, ощупывая каждый выступ. – Сама не лезь, пока света не будет. О, шуруп, что ли?

Ещё раз тщательно оглядев каждый сантиметр шкафа, Василий плюнул на это гиблое дело и пошёл промывать саднящую царапину.

Бабушкина ванная комната оказалась для него испытанием похлеще тёмного коридора. Весь пол был заставлен бутылями с цветными химикатами. На бортике раковины висели целых три скользких от слизи тряпки. Из сифона разило канализацией, а с крана, будто снежные хлопья, сыпались куски белёсых известковых отложений. Он подумал возмущённо, что тут придётся счищать всё до кирпича. Откручивая вентиль с холодной водой, Вася почувствовал, как кто-то прошмыгнул под ногами под ванну и тихо зашипел. Топнув ногой, он раздражённо вскрикнул:

– Блин! Кошка ещё эта. Ненавижу кошек. Борщ с шерстью пополам. Иди отсюда!

Шипение смолкло. На мгновение стало очень тихо. А потом резковатый, звенящий Галин голос разрезал эту вакуумную тишину пополам:

– Киса! Кис! Кис!

– Да у меня она тут, Галь!

– Киса! – уже чуть мягче долетело с кухни.

– Галя! У меня блоховозка. Под ванной сидит. Эй, кошара, вылезай. Тебя там зовут! – грубо произнес Василий и несколько раз постучал по шершавой пожелтевшей ванне.

Ничего не произошло. Ни единого движения, ни звука. Мужчина театрально вздохнул и опустился на колени, чтобы вытащить бабкину любимицу из-под ванны на свет божий. Тут на пороге возникла Галя и спросила:

– Васюш, а ты чё? Потерял чего?

– Кошку твою достаю! – не поднимая на неё глаз, зло рявкнул Василий.

– Ва-а-ась! – протянула сожительница.

– Д куда же она там забилась?!

– Вася!

– Да что тебе, Галь? Срочное что? – резко выпрямился Вася и увидел Муську, мирно мурчавшую на руках у Гали.

Мужчина озадаченно посмотрел на мохнатый комок, отряхнул колени и почесал переносицу. Показалось? Видать, от запахов в стариковской ванне совсем шарики за ролики заехали. Но шипело же что-то? А что? Вася так и не понял. Может, трубы? Или у соседей. А под ногами кто пробежал? Крыса?

Этого им с Галей не хватало для полного счастья.

Галя опустила кошку на пол и предложила идти пить чай, пока он совсем не остыл.

Чай оказался приятным, крепким, с терпким ароматом бергамота. Вася сидел напротив давно не мытого окна и смотрел, как осенние сумерки укутывали мягким мраком забор заброшенного молочного завода, вековые гигантские тополя и гаражи, за которыми истошно вопили помойные коты.

– Ты блохастую покормила? – вспомнил Василий. – Иначе бабка твоя с того света нас достанет.

– Вась. Ну можно как-то помягче?

– А чего? Она эту козу больше тебя, единственной внучки, любила. Всё ей позволяла. Вон, обои в зале в хлам. Диван разодран. Не животное, а сплошные убытки. И ей она мозги по сто раз на дню не компостировала, как тебе.

– Слушай, у всех свои тараканы. Неизвестно, какие мы с тобой в старости будем.

Василий пробубнил нечто неразборчивое и громко отхлебнул из чашки с золотистой потёртой каёмкой.

– Устал сегодня.

– Так иди отдыхай. Я постель перестелила. Всё чистенькое.

Вася и рад бы лечь пораньше, но всё в этой ветхой квартире покойницы его угнетало. Звуки, запахи, полумрак. Фотографии эти. Будто десятки мёртвых глаз смотрели на него не отрываясь. Наблюдали. Следили, чтобы он ничего не испортил, не передвинул и не выкинул. И как тут постоянно жить? Непонятно.

Василий собрался с духом. Потянулся, размял шею, поставил пустую чашку в раковину и, показав кошке, развалившейся на полу, язык, насвистывая, ретировался в спальню.

– Мусь. Ну что? Мясца тебе подложить? – ласково пожалела питомца Галя.

Кошка заурчала, зевнула, но с места не сдвинулась.

– Ну что, идёшь? Не голодная разве? – позвала Мусю Галина к мискам, стоявшим у двери в кухню. – Тебя тётя Тома кормила? Да? Кормила? Ты моя хорошая. Ладно. Ночью поешь.

Он проснулся из-за шума на кухне – пластиковые миски елозили по полу, а маленькие челюсти чавкали, разжёвывая куски сырого мяса. Спросонья Василий не сразу сообразил, что это Муся. Скинув с себя сбившееся в ком одеяло, проверил, спит ли Галина, и, шлёпая босыми ногами по полу, поплёлся хлебнуть водички. В горле за ночь жутко пересохло.

В квартире было очень темно. Так темно, будто вся эта чернота была и не настоящей вовсе, а