Несколько дней я безвылазно провела в усадьбе Потапчуков. Перемыла все окна, прополола гряды с петрушкой и луком, потом отправлялась в лес.

В эти дни насыщенный аромат земляничного варенья и травяного чая плотно пропитал медвежью избушку.

- Что это? – удивленно спросил Тадеуш как-то вечером, подцепляя десертной ложечкой нежно-розовую воздушную субстанцию.

- Свежий мед лунных пчел, взбитый с лесной земляникой. – вареньем было заставлено пол кладовки, поэтому я пустилась в эксперименты.

- Божественно! – похвалил хозяин пасеки. – Нужно сделать небольшую партию такого лакомства и отправить к императорскому двору. Придворным дамам должно понравится. И цену поставить раза в полтора выше, чем на простой мед. – коммерсант внутри медведя не дремал.

Выполняя задание главы семейства, я неделю собирала на опушках самую спелую ягоду. Спешила, пока сезон. Сташа удивлялась моей покладистости и усидчивости. Пару раз отправляла с гостинцем к госпоже Топтыгиной, но там я не задерживалась и по дороге никуда не пропадала.

Один раз меня навестил Вольфган. Днем и в лесу, так что Потапчуки об этом не узнали. Он два часа пересказывал мне городские сплетни, от которых у меня – бывшей светской львицы волосы на голове порывались встать дыбом.

- Анабэль совсем перестала у нас бывать. – подытожил баронет. – Но Альбина этого даже не заметила. Теперь она жаждет познакомиться с тобой поближе, даже не смотря на замечания Лукреции, что нельзя доверять этой безродной человеческой выскочке. Снофолки считают, что ты специально распустила эти слухи, чтобы попасть в высшее общество, потому что тебе надоели Потапчуки. Только их уже никто не слушает. А это правда про вас с герцогом? Что вы прямо в ратуше?

У волка засверкали глаза и полутрансформированные уши встали торчком на макушке. Он был весь внимание.

- Наглая ложь. – сказала, как отрезала. – Как ты только мог в такое поверить?

- Ну поговаривают… - замялся Вольфган. – И ладно бы только старуха Гофман и госпожа Поджираева с кумой… Но ведь и банкир Труве, и фабриканты Хомчик и Рашевич. Все божатся, что слышали громкие стоны, крики, шум.

Я прикрыла глаза рукой.

- Вольфган, Вольфган… Не знаю – плакать мне или смеяться. – я вопрошающе смотрела на стушевавшегося оборотня. – Герцог любит коллекционировать и раскладывать на всех свободных поверхностях всякую редкую экзотическую и опасную фигню из труднодоступных географических мест. Я сейчас даже выговорить не смогу название этой бархатной подушечки, на которую я опрометчиво решила опереться. Смотри!

Я сунула под нос волку свою почти зажившую руку, на которой еще оставались желтые пятна сходящих синяков и красноватые точки уколов шипов. Вольфган еще сильнее округлил глаза.

- Эта дрянь мне чуть руку по локоть не оттяпала! Конечно, я стонала от облегчения, когда герцог наконец-то снял с моей руки свою «редкую и драгоценную как-то там».

- Надо же! Извини… Давай забудем об этом?

- Давай.

С волком мы расстались хорошо. Он звал в гости, но понимал, что мне сейчас не лучший вариант ехать в город.

А ночью мне впервые приснился мой мир…

Уютная детская комната. Обои в цветочек, приглушенный свет. Вся мебель кажется немного неестественной, словно я угодила в гости к полувеликанам. Меня достает из кроватки и крепко прижимает к себе маленькая Аришка…

«Буся, пойдем смотлеть блатика». И мы идем с ней по светлому коридору, она прижимает меня к себе одной рукой, а второй держится за подол платья няни. Волнуется и сопит.

Просторная светлая комната. Ирина берет нас на руки и подносит к колыбели. «Смотри, Аринка, это Егор. Твой братик.» А в колыбели спит совсем крошечный младенец, с красноватым личиком и темными волосиками.

«Смотли, Буся» - шепчет Аришка, поднимая меня повыше, но нечаянно роняет. И я падаю, падаю вниз…

И прихожу в себя сидя на кровати в своей каморке.

Той ночью я так больше и не уснула. И вовсе не из-за дружного медвежьего храпа.

Когда на следующий день в полдень я вернулась из леса в избушку, меня ждал сюрприз. Разгневанная Сташа и встревоженные отец и сын.

- Нет, я ей все же оторву голову! – сквозь зубы гневно выплюнула Сташа, уперев руки в бока. – Что это еще за история про любовницу герцога?

- Мне тоже интересно послушать. – сказал Тадеуш и скрестил лапы на груди.

Мне пришлось опять оправдываться. Полтора часа… Благо, благодаря Вольфгану, я имела представление какой масштаб приняли слухи. Город гудел, как улей.

- Что ж, могло быть и хуже. – спокойно заключил Тадеуш. – Хотя, до герцога слухи могли еще не дойти – он любит надолго закрываться от внешнего мира в своих лабораториях. Зато на свечной фабрике дела выровнялись, вчера отгрузили первую партию свечей из свежего воска ко двору.

Потапчук сел на свой любимый скрипучий стул и окунулся в чтение газеты. Недовольная Сташа накрывала на стол, постоянно ворча себе под нос «Что я соседям скажу?», «Принесла нелегкая на нашу голову!» и тому подобные фразы. Мишаня молча что-то сверял в черном блокноте.

- Пап, пчелы скоро начнут роиться. По всем приметам – в этом году на неделю раньше обычного. Надо срочно новые колоды заказывать.

- Надо. В сарае штук двадцать готовых стоит, надо еще столько же у Форнегута заказать. – Потапчук задумчиво посмотрел на сына, кивнул своим мыслям и опять погрузился в газету. – Завтра в город поедем. Чета Бодур пригласила нас на обед. Всем семейством, и тебя, Маша, тоже. – он опять оторвался от газеты и строго посмотрел на меня. – Постарайся обойтись без происшествий.

- Мы поедем в город на целый день? – встрепенулась Сташа. – Матушке нужно в храм Проматери. А то она зиму не переживет. Ей все хуже и хуже удается оборот сдерживать.

- Отвезу. – буркнул Тадеуш. – После обеда сразу же в храм и отвезу.

Вечером я примеряла новое платье из добротной тафты темно-серого цвета с отделкой из темного кружева. Мадам Попю прислала два платья для меня – повседневные уже были готовы. Ну как повседневные, для выездов в город по приглашению, как тот, что намечался завтра. Мои добротные платья были для этого слишком просты. Критически осмотрев красную накидку, решила, что подол необходимо почистить, и провозилась с эти еще пол часа.