меня и загрызут. Чувство страха исчезало только тогда, когда мы выезжали из ограды « Сибирки » и оказывались на почтительном расстоянии от враждебного места.

Но самое сильное впечатление произвел на меня следующий случай. У крестьян нашей местности огородов не было. Капусту, огурцы, арбузы для засола впрок на зиму они покупали у бахчевников*, занимавшихся этой культурой. Бахчевники, большей частью выходцы из мещан, снимали в аренду залежные участки земли или лесные пустоши. Они разделывали их и разводили на них огородные овощи и фрукты. Под осень они продавали их крестьянам окружающих сел. Капуста продавалась поштучно, огурцы — на меру, а арбузы — грядками. Крестьяне за арбузами приезжали с детьми, которым эта поездка доставляла большое удовольствие, и к тому же они помогали своим отцам срывать арбузы и катить их к телеге. Однажды на бахчу поехали : отец со мной, дядя со своим сынишкой и другие соседи со своими детьми.

Приехав на бахчу, мужики, обычно, сначала ходят по бахче, выбирают грядки, какие им больше нравятся и торгуются с бахчевником. В этот момент позволяется даже сорвать несколько арбузов наугад и попробовать, чтобы судить об их качестве и зрелости. Ребятишкам также не запрещается ходить с отцами вдоль грядок. Наконец, грядки выбраны, цены установлены и ребятишки набрасываются на купленные грядки, чтобы сорвать арбуз, какой им больше всего понравился. Таков был обычай.

Однажды один из мальчиков бросился сорвать понравившийся ему арбуз, будучи уверен, что находится на купленном отцом участке. Едва успел он сорвать арбуз, как бахчевник схватил его за руку, обвинил в краже и увел к своему куреню, где привязал к веревке рядом с собакой. Как ни плакал мальчик, как ни убеждал в своей невиновности, — ничто не помогло. В слезах провел он все время,пока все арбузы не были поделены и погружены на телеги. Никто, даже его отец не протестовал против такого глумления над мальчиком. Никто не пожалел, никто не утешил его. Он испил чашу страдания до дна. Его отец униженно просил бахчевника отпустить сына, когда все были готовы к отъезду. Когда мы вернулись домой, я рассказал матери о случившемся. Она разгневалась и жестоко порицала моего отца и всех, кто присутствовал при этом и не вмешался. Я находил упреки матери справедливыми и был уверен, что мать не допустила бы мучений мальчика. Мое доверие к ней возросло еще больше в другой раз при аналогичном случае.

В церковно-приходской школе нас не учили естествознанию. О произрастании мы знали только, что семена, брошенные в землю, дают ростки, которые развиваются и вновь дают семена и что семена, посеянные в лучшую землю приносят больше семян и дают лучший урожай. Но какая точно существует связь между зерном и землей ? Зерно и растение — живые существа или нет ? Мы этого не знали. Отец любил прививать деревья и часто удачно. Но он, как и все другие мужики, не знал, какая существует связь между дичком и черенком. Он прививал наугад, его техника определялась практикой. Поэтому прививка иногда удавалась, но чаще всего она была неудачной. В случае удачной прививки в этом месте образуется всегда небольшое утолщение, которое нас, мальчуганов, всегда очень интересовало. По пути в школу мы шли по тропинкам фруктовых садов и проходили всегда мимо привитого года два-три тому назад деревца и рассматривали его. Однажды мы задержались около него дольше обычного, рассуждая все о том, что происходит в месте прививки. Мое любопытство на этот раз настолько было велико, что я, не долго думая, схватил деревцо и отломил его от дичка. Мой варварский жест, естественно, не разрешил загадки, а хозяина сада я лишил молодого деревца, которое должно было скоро приносить плоды. Потерпевший хозяин, конечно, скоро узнал, кто сломал деревцо. На другой день пришел он к нам с жалобой на меня. Дома у нас он застал мать. Он пригрозил поймать меня и отодрать меня за уши за мой преступный поступок. Нужно было видеть в этот момент лицо моей матери : оно горело от возмущения и гнева, но сохраняло спокойствие. Потом, тоном тоже спокойным, но глубоко убежденным мать сказала потерпевшему : « Ты не посмеешь тронуть моего сына. Я сама его накажу, если он этого заслуживает. Скажи, сколько стоит твой прививок, и я за него заплачу. Сына же бить я тебе никогда не позволю. » И потерпевший не осмелился меня тронуть.

В городе крестьянин чувствовал себя всегда окруженным обидчиками. Приходилось сейчас же садиться на телегу, как только въезжали в город, так как не имели права идти пешком по мостовой около телеги. Городские мальчишки встречали нас в таких случаях обидными словами и даже бросали в нас камнями. Не давали нам покою также и мелкие воришки, которые всегда шныряли вокруг крестьянских подвод, выжидая удобного случая, чтобы стащить что-нибудь с воза : полушубок или поддевку* сброшенную с плеч в жаркий день, или веретье, грубую полость, служившую для покрытия воза.

Случилось, отец отлучился на минутку, зашел в лавочку, около которой мы остановились, а я сижу на телеге, полушубок отца около меня. Вдруг подбегает воришка, схватывает полушубок. Я кричу, зову отца, тащу полушубок к себе, а вор — к себе. Отец выбегает из лавочки ко мне на помощь. Воришка при приближении отца, выпускает из рук добычу и удаляется спокойным шагом. Он знает, что отец не погонится за ним, боясь как бы другой воришка, сообщник первого, не воспользовался этим, чтобы вырвать из моих рук полушубок. Но если даже он и поймает вора, с ним нужно идти к начальству, к городовому. К тому же он не уверен, что городовой поддержит его. Напротив, дело повернется против него же. Вот почему он рад и тому, что полушубок удалось отбить у вора.

В Воронеже гончарам, на некоторых рынках, не позволяли продавать горшки. Бывало, только что мы расположимся с отцом или братом для продажи, развяжем воз и выставим несколько горшков для показа, как вдруг приходит городовой и прогоняет нас с нашего места. Приходится укладывать горшки обратно, завязывать воз, искать другое место, на другом рынке. Поэтому-то, по крайней мере у наших односельчан, создавалось впечатление, что город враждебен к ним, и отсюда боязнь и неприязнь крестьян. Боязнь была не без оснований. От городской администрации исходили одни только неприятности для крестьянства. Мужик от города ничего не получал, чтобы радовало его, скрашивало его тяжелую жизнь. Даже приезд архиерея, духовного отца и наставника паствы* наводил на