водку. Отец и мне предложил « выпить », но я отказался. После обеда отец и мать ушли на базар торговать булками и кренделями, чтобы заменить моего старшего брата. Гости тоже ушли. Я остался дома один, ожидая прихода брата с базара. В ожидании его я стал убирать со стола. В этот момент я не удержался от соблазна и « потянул » несколько глотков прямо из горлышка четвертной* бутылки. Вероятно я перехватил, но действие алкоголя не проявилось сразу, и мой брат, вернувшись домой, не заметил ничего ненормального в моем поведении. Я вышел из дому с жестяной дудочкой (недавний подарок), что-то вроде примитивного музыкального инструмента. Она производила только одну ноту, но для крестьянского мальчика и такая дудочка казалась хорошим музыкальным инструментом. С ней я и направился на базар. По дороге я остановился около хоровода молодых девушек, плясавших под звуки настоящего дудочника. Обычно застенчивый, я вдруг расхрабрился и присоединился к дудочнику с моей несчастной дудочкой. Это понравилось всем. Но скоро занятие это мне надоело, и я ушел из хоровода. Помню смутно, что после этого я поссорился со своими товарищами и оставил их тоже. С этого момента все спуталось в памяти моей. Куда я направился ? По какой дороге пошел ? Не помню ничего. На один миг я пришел в сознание около недостроенной кирпичной избы в саду. Мимо лее мы, школьники, проходили всегда осенью и ранней весной, так как улица в это время года превращалась в лужу липкой грязи и такой глубокой, что ноги наши увязали, и мы рисковали потерять сапоги или прийти в школу в совершенно мокрых облипших лаптях. Поэтому нам, школьникам, позволялось проходить по чужим садам, где земля была тверже, грязи меньше, благодаря траве. Проходя всегда мимо этой недостроенной избы, мы были убеждены, что в ней жил « домовой ». Поэтому ночью мы старались избегать ее и не входить в нее. Очевидно, после ссоры со своими товарищами, я и пошел по этому пути и заснул около этой избы. Проснулся я перед вечером и в полу-сознательном состоянии вошел внутрь избы и снова заснул. Во второй раз я проснулся, когда уже наступила ночь, вероятно, перед самой грозой, разразившейся этой ночью. Мое внимание привлек огонек, видневшийся вдали, я и пошел, выйдя из избы, на него. Огонек привел меня к жилой избе, которую я был неспособен узнать. Дверь в сени не была заперта на задвижку, и ощупью, в темноте я начал искать дверь в избу и не находил ее. « Кто там ? » закричал кто-то. Я не отвечал и продолжал шуршать, царапаться о стены. Я не говорил ни слова, несмотря на повторные вопросы. Я чувствовал, что мое молчание и шум, производимый мной, пугали людей, но я был не в состоянии отвечать. Я слышал голоса, которые предлагали отворить дверь, другие — не соглашались. Наконец, первые взяли верх : дверь отворилась, и я вошел в избу. Не говоря ни слова, я подошел к лавке, повалился на нее и сейчас же заснул. В избе меня узнали, поняли, что со мной : « Пусть проспится ! » К сожалению, они не догадались пойти сообщить моим родителям, что я у них. На утро я проснулся поздно, выслушал от приютивших меня невольно хозяев рассказ о том, как сначала они приняли меня за привидение. Дома я застал в избе одну мать. Увидя меня, она вскрикнула и долго не могла прийти в себя, потом заплакала. Я почувствовал, что в доме случилось какое-то большое несчастье : так изменилась мать в лице. В чертах ее отражалось глубокое страдание, а глаза выражали скорбь. Но я еще не догадывался, что причиной этой перемены был я. Немного успокоившись, мать спросила меня : « Где же ты, Ванюша, был ? Где ты провел ночь ? » От испуга, овладевшего мною при виде матери в таком состоянии, у меня не нашлось храбрости сказать всю правду, и я ответил, что ночевал у Алексашки, одного из трех солистов хора, что и случалось иногда. Я подумал, что мать недовольна, что я не ночевал дома или провел ночь среди людей, общество которых она не одобряла. Дружбу же с Алексашкой, наоборот, она поощряла. На мой неправдивый ответ мать тихим голосом сказала : « Нет, Ваня, это — неправда ! Твой брат ходил к ним ночью за тобой, но тебя там не было, ты мне, Ваня, солгал ! » При ее словах меня бросало то в жар, то в дрожь, и слезы невольно от волнения потекли по моим щекам. Я был потрясен не тем, что я уличен во лжи, а от мысли, что я солгал и кому ? Матери ! Со слезами я рассказал ей всю правду и просил прощения за причиненные ей и всей семье страдания.

Это чувство и сознание виновности было так остро и глубоко, что осталось во мне на всю жизнь.

Я его переживал потом всякий раз, когда мать при случае напоминала мне об этой злосчастной ночи.

Успокоившись окончательно, мать рассказала о том, что произошло после моего исчезновения. Брат мой, Илюшка, проходя мимо хоровода, видел меня и догадался, что я пьян, и сказал матери об этом. Она же не приняла этого всерьез и, считая, что семья наша была скорее застенчивая, сказала : « Пусть парнишка позабавится разок ! » В это время черные густые тучи покрыли все небо, грянул гром, и начался сильный ливень. Тут и спохватились, что меня давно нет, стали беспокоиться. Ливни в нашей местности бывают необычайные : в несколько минут вода покрывает все, заполняет все овраги. Вода превращается в бурные потоки, текущие с большой быстротой в реку. Люди видели, что я спускался в овраг, там, возможно, заснул : вода меня захватила, я утонул, а поток унес в реку. После дождя люди с фонарями обшарили все склоны оврагов. Хотели просить бить в набат, чтобы собрать больше народу, но люди убедили моих родителей отложить поиски до восхода солнца. Когда я вернулся жив и невредим, меня не наказали, и я даже не получил никакого упрека. Но все это произвело на меня сильное впечатление. Я почувствовал всем своим существом, куда может привести « веселие пити »*, какой опасности я подвергался и какие страдания причинила бы моя гибель. И из-за чего ? Из-за этого чертовского зелья !*... В один миг я осознал серьезность происшедшего и решил