Шрифт:
Закладка:
Женщины составляют половину человеческого рода: их моды, которым приносятся такие жертвы, для которых работают миллионы людей, одни нынешние шиньоны, одни хвосты, одни кринолины, – не могут ли служить для какого-нибудь постороннего наблюдателя, например с луны, осязательным доказательством детского состояния обществ или сумасшествия?
Все эти замечания относятся к самым образованным, передовым государствам Европы, которые образцами представляют нам Московские Ведомости с одной стороны, и Петербургские с другой (крайности сходятся). (30)
Из всех предметов человеческого ведения, из всех наук, составляющих предмет изучения, из всех искусств, подлежащих человеческому усовершенствованию, самое отсталое, самое слабое, самое безуспешное, самое несчастное, есть искусство управления, наука государственная, как в республиках, так и в монархиях, при безграничном произволе, и при безграничной свободе: людей счастливых и довольных, говоря вообще, нет нигде, ни между жителями Соединенных штатов, ни между дикими краснокожими их соседями, старожилами Америки.
Человек не умеет управить собою, да и люди также.
Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе службе, едино же есть на потребу.
Ищите Царствия Божия, все прочее приложится вам.
Царствие Божие внутрь вас есть.
Поговорим теперь о людях вне государственных и общественных отношений
Все люди гонятся за счастьем, трудятся в поте лица до истощения сил, ищут его везде, на земле, под землею, в воде, в воздухе, и нигде не находят. Было оно, говорят, в Атлантиде, да она давно пропала с мифическим своим счастьем, и следа ее не осталось. Ходили охотники в Эльдорадо за счастьем, но и там его не оказалось, а в Московском Эльдорадо можно только плотно наесться н пьяно напиться, чтоб встать на другой день с больной головою. В Калифорнию бросились недавно охотники, но нашли там золото, а не счастье. В фаланетериях коммунистов начались распри, и мормоны одни отказываются от своего вероучения, а другие заводят между собою тяжбы.
Одним словом, ни счастья, ни спокойствия люди не имеют нигде, не смотря на все усердные поиски, продолжающиеся тысячи лет (31). Что же следует из этого? Следствие несомненное: люди ищут счастье там, где его нет, и быть не может, а где оно есть пред их глазами, оттуда они, ослепленные, отворачиваются, и смеются над теми немногими, которые здесь нашли его.
Как скудна жизнь! Для всех наслаждений есть как будто только образчики. Все наслаждения непрочны, готовы исчезнуть всякую минуту или даже замениться сильнейшими огорчениями: любовь – изменяет, да еще сопровождается иногда мучениями ревности, ослабевает. Дружба – на время, и часто до несчастья. Десяти лет не проживет ладно никакое общество. Здоровье – зависит от случайных обстоятельств, кроме собственной вины. Слава – дым, бессмыслица, нелепость без мысли о бессмертии, да и с нею. Семейное счастье ежеминутно подвергается опасностям болезни и смерти. Дети могут наносить родителям удары самые тяжелые. Нечего говорить об животных удовольствиях, доставляемых пищею и питьем; аппетит пропадает вследствие неумеренного употребления пищи и питья, которое влечет за собою подагру, хирагру и бессонницу…
Но люди так глубоко погрязли в наследственных колеях, по коим идут, что вовсе не думают о своих беспрестанных опасностях, о непрочности всего земного, точно как о смерти и о неестественности своей жизни, о заблуждениях, коим приносят жертвы, и никак не попадают на мысль, что видно не так живут они, и не на то надеются, на что надо.
Страшно подумать, что такое множество людей не задают себе этого вопроса, а живут спустя рукава: день прошел, и до них дошел. Другие хоть и задают себе мимоходом вопрос, но не заботятся об исполнении неизбежного ответа, а иногда и совсем забывают. (32)
Иные как будто и верят, говорят о Боге и о безсмертии души, но это только слова и вера их хуже всякого неверия: под эгидою этих слов, они успокаиваются и засыпают, а жизнь их остается вне явления Божественных истин.
Вот в каком неудовлетворительном положении находится человек, общество, государство.
Неужели это положение нормальное?
Неужели не позволительно сказать, вслед, за древними учителями, что мир погрязает во зле.
Припоминаются слова, повторенные апостолом Павлом из псалмов: Нет праведного ни одного; нет разумеваю-щего; никто не ищет Бога: все совратились с пути, до одного негодны; нет ни одного[65]. Гортань их открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их[66]. Уста их полны злословия и горечи[67]. Ноги их быстры на пролитие крови: разрушение и пагуба на путях их[68]. Они не знают пути мира. Нет страха Божия пред глазами их[69] (Рим. 3, 10–14).
Духовная, христианская жизнь теплится только в единицах, так как и во время оно:
Много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод во всей земле, и ни к одной из них не был послан Илия, а только к вдове в Сарепту Сидонскую. Много также было прокаженных в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сирианина[70] (Лк. 4, 25–27).
Ты еси Петр, и на сем камени [исповедании Христове], созижду церковь, и врата адова не одолеют ю (Мф. 16, 18).
Понятие о церкви изглаживается совершенно. Принадлежность к церкви едва ли у многих остается в настоящем, первоначальном значении этого слова. Кто сознает себя, чувствует себя частью церкви, как единого тела? Наши достойные проповедники упускают, кажется, из виду это явление.
В заключение: Что же делать? Как же жить?
Опять ответ прежний: Слушаться Христа.
Жить, как заповедал Христос: Ищите царствия Божия и вся прочая приложатся вам (Лк. 12, 31).
Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21).
Прибавления[71] к первой части
Сознания и подтверждения
Прилагаю эти мысли, встретившиеся мне среди чтения, и по указаниям преимущественно Г. П-ва, в замечательной его книге. Борьба с лгущей ученостью. 1872 г., также пр. Лебедев в его разборе Дарвина – у писателей, которых наша юная интеллигенция не может считать подозрительными; Ренана, Литтре, Кине, Виктора Гюго, Тэпа, Гартмана, Гейне, Контра, Спенсера Льюиса, Штрауса, Тиндаля, Миля, Канта, Бете и проч.
(1). Ренан нехотя сознается в непостижимостях чудес, нас окружающих… «Солнце есть чудо, потому что наука далеко не объясняет его; зарождение человека чудо, потому что физиология молчит еще об этом; совесть есть чудо, потому что она составляет совершенную тайну; всякое животное есть чудо, ибо начало жизни есть задача, для решения которой у нас нет