Как люди еще слепы, несмотря на свой ум, и на все изобретенные телескопы! До каких скудных результатов дошли они, какой нравственный капитал нажили, что за тощие безвкусные плоды добыты ими, в продолжение пяти-шести известных тысяч лет их существования удовлетворение насущных нужд, удобства, облегчения! И все для тела, а много ли для души? Что для спокойствия, для счастья?

Да и те тощие плоды, которые удалось выработать, достаются только ничтожнейшему меньшинству из совокупности всего рода человеческого, а прочие осуждены на тягчайшие работы для этого меньшинства и с голодом пополам, тянуть свою жизнь кое-как, и мыкать свое горе.

Люди устремились теперь в просвещенных так называемых государствах, чтобы производить, наживать деньги, собирать средства, чтоб жить, содержаться, и из-за средств потеряли из виду цель, как будто ее и не было, из-за денег позабыли все существенные вопросы и задачи жизни; поклоняясь золотому тельцу, перестали думать о Боге – а Моисеев не находится!

Средства – на что нужны средства? Существенные нужды так ограниченны! Но каков же духовный или умственный уровень государств, или государственного так называемого хозяйства, что не умеет доставить средства всем своим подданным даже для утоления их голода и жажды! А сколько изобретено машин, сколько сложных механизмов, из тысячей веретен, из тысячей пружин, колес и звеньев состоящих!

Умственное, техническое образование – это другое дело. При высшем умственном образовании можно остаться с каменным сердцем и необузданными страстями, и сохранить самые низкие инстинкты. Джентльмен, носящий белые перчатки, знакомый коротко со всеми тонкостями этикета, законами приличия и отличающийся галантерейным обращением, может внутренне оставаться диким зверем, и не понимать простых правил нравственности.

Совершенствование, – но чем оно обнаруживается и чем доказывается? Больше всего телом и для тела, и в обратном отношении к душе. Тело приобретает как будто на счет души. Нелепости в том, что относится до души, встречаются невероятные, хоть и не кажутся такими для привыкших глаз. Мы сроднились с больничным воздухом.

Политики, дипломаты, – пожалуй и ученые, художники, поэты, достигли до высокой степени в своих искусствах, а искусство жить, а искусство управлять с высшей нравственной целью, и даже с хозяйственной, едва ли где цветет или существует: живут люди, как живется, на удачу, а правительства рады, если удается, переставляя цифры, представить бюджет без дефицита!

Образованное сословие – это узоры, арабески, вышитые по темной земле, по темному фону, как говорят ныне по-варварски, занимающие ничтожную часть грубой ткани! Что сказать об ученом сословии, равно как и о духовном? Много ли отличаются от прочих, говоря вообще, в нравственном отношении? Отличия относятся больше к форме, чем к идее. Как живут высшие классы? Порешив со злобою дня, или с так называемыми текущими делами, а иные и без дел, подписав не терпящие отлагательства бумаги, они думают о том только, чтобы послаще наесться и напиться, понаряднее одеться, пошибче прокатиться, повеселее повеселиться, и спокойнее опочить на незаслуженных лаврах, в своей спальне, а чаще в будуаре дорогой и прелестной камелии.

Купечество погружено в бездну торговых расчетов, и, при направлении зрения в эту сторону, с трудом видит что-нибудь вокруг, теряет как будто органы для сознания других интересов.

А как живет на западе простой народ, т. е. 99/100 всего человеческого рода, который из-за хлеба, часто без соли, работает, пользуясь только droit de travail в обратном смысле! А какова бывает эта работа: в рудокопнях и каменоломнях, на фабриках и заводах, на кораблях и пароходах, у охотников и рыболовов, – страшно посмотреть бывает на этих вольных-невольных мучеников! И как подумаешь, что доставляется этою работою. Чего ради гибель сия бысть?

Для удовлетворения роскоши, а не нужды, для исполнения прихотей, без которых, следовательно, легко бы обойтись изнеженному и избалованному богатству. (28)

К каким преступлениям побуждает его часто нужда? Кто думает об этих преступлениях, кроме судей уголовных? И только в последнее время между частными людьми начинают бродить мысли об его воспитании. Больше всего думают теперь и полагают задачей доставить пролетариям работу, чтоб было им чем жить, то есть, чтоб общество получило безопасность с этой стороны.

Но вот на Западе – голод начинает думать о войне с пресыщением. Страшная готовится борьба[63]. Кажется, естественно, справедливо, желать победы голоду, но нет, и этого нельзя. Так сложилась западная жизнь: голод-победитель сам пресытится в свою очередь, и окажется еще тяжелее пресыщения, по крайней мере, на первых порах: он и объестся и обопьется так, что поставит все вверх дном, и наделает таких дел, что святых вон выноси, (если они где по углам останутся). Все древнее здание, подкопанное и подточенное, рухнуло бы тогда со всеми своими статуями, картинами и книгами, и покрыло бы развалинами несчастные страны, так что возрождения пришлось бы человечеству ждать новые века.

Парижская коммуна показала нам маленький образчик такого хода дел. Ужасная перспектива, особенно для друзей и поклонников теории общего совершенствования! (29)

Нельзя желать победы голоду – так как же быть? Надо, чтоб пресыщение само образумилось, увидело несправедливость, если и есть с нею гражданская законность, своего положения, и начало по доброй воле утолять голод, хоть от крупиц, падающих со своего стола, пока есть время, чтоб не случилось после плохо, то есть, надо, чтоб пресыщение обратилось к Евангелию, и послушалось слов Спасителя: неимущему дай[64].

Мы приходим к этому заключению с духовной, с нравственной, с умственной стороны. К этому заключению приходим и с политической, с гражданской, с общественной.

Есть люди, которые поняли ненормальное положение обществ, со стороны политической. В их жалобах и протестах есть много правды, искренней сердечной скорби. Но они предлагают такие лекарства, которые смертоноснее болезней, и сбираются строить новые общества, как здания, не на песке, а на крови и в грязи. Оборони нас, Боже!

Нравственного воспитания нет нигде. Самолюбие, честолюбие, корыстолюбие, тщеславие, ревность, зависть, развиваются как угодно, и даже с содействием воспитателей. Учат законам, а не честности. Обогащают знаниями, которые накладываются во все карманы, и пренебрегают жизнию сердца, воли, и возведением их по степеням выше и чище.

На западе есть одно систематическое воспитание, в нравственном смысле, да и то иезуитское. А на востоке?

И плоды блистательные приносят такой порядок вещей!

О нравственности не думают, да и говорят мало, или говорят механически, по принятому обычаю. Аллокуции самого безгрешного Папы находятся в совершенном противоречии с его управлением и образом жизни