Но умы их ослеплены, – говорит святой апостол Павел, – ибо то же самое покрывало до ныне остается не снятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом (2 Кор. 3, 11).

Если в размышлениях о существе Божием, если о трех ипостасях Святой Троицы, ум человеческий изнемогает, как бы уничтожается, то и воплощение Сына Божия является ему в этом отношении столь же непостижимым.

Иисус Христос имеет Божие естество: исцеляет, повелевает ветру и морю, воскрешает и воскресает, и в то же время тужит, плачет, алчет, восклицает: Прискорбна душа Моя до смерти. Отче! Да идет мимо Меня чаша сия, обаче не якоже Аз хочу, но якоже Ты!

Как естество Божие соединилось в Иисусе Христе с человеческим?

Как в Его сознании совмещалось всеведение Божества с ограниченностью природы человеческой?

В чем состоит собственно искупление? В чем состоит задача искупленного человеческого рода?

Снизойдя на землю, Сын Божий был в то же время и на небе.

Куда он вознесся? Какой вид принял? Соединился с Отцом? Но Он был с Ним неразлучен!

Святое учение, которое имеет смысл, но тайный, тайный для ума, ясный только для сердца, сердца верующего, в минуту его умиления, или озарения свыше!

Бездна вопросов, в которых тонет ум человеческий, ни до чего не допытываясь! не получая никаких ответов!

Не лучше ли оставить их, отстраниться от них и довольствоваться… Чем?

Словом Божиим и ожидать прозрения от чистой жизни по заповедям. (22)

Состояние человека

Но к чему допытываться, сознавая невозможность успеха, к чему задавать себе эти вопросы и углубляться в эти таинства? Не есть ли это только напрасное любопытство? Довольно есть того, что筦 знать или понимать без этого. Нет, вотще стремиться к уразумению тайн Божиих путем ограниченного рассудка!

Не на этом пути они уразумеются! Слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы. Чтоб вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией. Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, совершенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей (1 Кор. 11, 4–7).

Догматика представляет нам систему науки, учения о Боге; можно б сделать опыт перевода ее положений на язык математический. Доказывал же, говорят, Пифагор своей теоремою о равенстве квадратов катетов с квадратом гипотенузы бессмертие души!

Впрочем, и теперь в языке есть почти математика в этом смысле: святые слова – Отец, Сын и Дух Святой, не служат ли нам только знамениями, нотами понятий, для нас непостижимых?

Наши вопросы и недоумения образуются по нашим человеческим, связанным со временем и местом, понятиям: многие из них происходят от недостатков языка, от употребляемых нами слов.

Наш ограниченный, условный человеческий язык, можно сравнить с азбукою музыкальных нот, которая ума не удовлетворяет.

Мы спрашиваем и отвечаем, приспособляясь к обыденным понятиям, чтоб объяснить как-нибудь явления и действия: такими словами ничего для верующих не объясняется, а другие, большинство, толпа, только кое-как успокаивается, останавливается на чем-нибудь…

Может быть, иногда мы не так выражаемся и делаем представления неправильные.

Мы отчасти, и отчасти пророчествуем, когда же достигнем совершенного, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенец, то по-младенчески говорил, а когда стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь я знаю отчасти, а тогда познаю, подобно, как я познан (1 Кор. 13, 9–12).

Я говорю обыкновенным языком человеческим, по немощи плоти вашей (Рим. 6,13).

Для вас нужно молоко, а не твердая пища. Всякий, питаемый молоком, несведущ в слове правды, потому что он младенец. Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыкли, приучены к различению добра и зла (Евр. 5, 12–13).

Отвергают иные не потому только, что не понимают того или другого, а потому что понимают не так. Понятое превратно или криво, может, разумеется, показаться нелепым, и потому отвергается. Но кто же виноват? Из-за кривого толкования разве может быть отвергнуто то или другое явление? Должно быть отвергаемо только неправильное толкование.

Прежде думали, земля стоит, а солнце движется. Нет, солнце стоит, а земля движется. Так могут быть приписываемы многие явления внешнему миру, а они происходят внутри нас.

Господи! покажи нам свет!

Мы, слепые, рассуждаем о цветах; мы, глухие, толкуем о звуках; мы, заключенные в темницу пространства, хотим достать рукою безпредельность, ограниченные минутою, силимся понять вечность, и удивляемся, что не находим смысла в своих вопросах, и остаемся в недоумении.

Я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. Я питал вас молоком, а не твердою пищею; ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах. Потому что вы плотские (1 Кор. 3, 1–3).

Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он считает сие безумием и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень чтобы судить его? А мы имеем ум Христов, – говорит св. ап. Павел (1 Кор. 11, 14–16).

Никто не знает Сына кроме Отца, и Отца не знает никто же кроме Сына, и кому Сын восхощет открыть (Мф. 11, 27).

Блажен ты, Симон, сын Ионин, ибо не плоть и кровь открыли тебе это [исповедание Христа], но Отец Мой, сущий на небесах (Мф. 16, 17).

Нам остается только в этом отношении верить, как повелел Иисус Христос. – Но и вера есть дар Божий. Так мы должны молиться о ней, и жить как можно лучше, – вот все, что человек может сказать себе, в чем может быть уверен, и где нет ему никакой опасности заблудиться, а там – что Бог даст, то и будет.

Почему не сознаваться в неведении, мы все подчас колеблемся в вере, в том или другом положении: почему в этом не сознаваться, если и на святых отцов находили такие минуты, которые приписывались ими искушениям злого духа?

Богословие для иных представляет только систему, теорию, науку, которую они изучают, развивают по законам логики, по правилам математики, убеждают, защищают и оспаривают положения. – Это суть ученые, служители науки, которая называется Богословием, но сердечная вера есть особое чувство, которое иногда соединяется