и бросает стодолларовую купюру в аквариум, куда Скар складывает заработанное.

– Этого хватит? – спрашивает дьявол.

Глаза Скар расширяются, и мне ненавистна мысль о том, что она его боготворит. Черт, он завоевал расположение еще одного члена моей семьи.

– Божечки! Ты потрясающий!

Прежде чем я успеваю остановить ее, она обегает стол, обхватывая Уэста за талию. Удивленный, он слегка обнимает ее в ответ.

– Кстати, я Скарлетт, – свободно делится она. И без того слабая ложь, которую я сболтнула, разлетается ко всем чертям. Он ни за что не поверит, что я здесь не живу.

– Скарлетт, – повторяет Уэст, глядя прямо на меня. – Твоя сестра, верно?

После инструктажа я по глупости рассказала ему слишком много. До того, как узнала, что он сам Сатана.

Я не отвечаю. Лишь прожигаю его ненавидящим взглядом.

– Да! Единственная и неповторимая, – радостно подтверждает Скар, заправляя розовые пряди за уши и возвращаясь на свой пост.

Она пытается вести себя невозмутимо, но я знаю свою сестру. Она готовится наломать дров, и я вижу это за милю.

– Итак… вы двое, типа, вместе? – в ее глазах столько надежды, и все при одной мысли о том, что я встречаюсь с кем-то, кого она приравнивает к знаменитости. – Я спрашиваю только потому, что Пандора, похоже, так считает.

Как же, она так считает…

Краем глаза я замечаю скользкую ухмылку Уэста. Прямо перед тем, как ответить на наводящий вопрос моей сестры.

– Да, – лжет он. – Можно и так сказать.

Сердце уходит в пятки. Рикки слышал?.. Я опровергла слухи Пандоры, когда он впервые спросил, и еще раз – минуту назад, когда мы танцевали. Только теперь, когда Уэст открыл свой грязный рот, я уверена, Рикки сочтет меня лгуньей.

Потрясающе.

Рикки, отвернувшись, смотрит на танцующих в конце улицы. Он зол, и я вижу это по его лицу.

Я вздрагиваю – горячие пальцы скользят по пояснице, прямо там, где сходятся шорты с высокой талией и футболка, которую я завязала узлом на ребрах. Уэст плавным движением притягивает меня ближе, прижимая к своему твердому, как скала, телу. На секунду я даже забываю, что ненавижу его.

– Ты вроде хотела показать мне свою комнату, м-м? – спрашивает он так внезапно, что я не успеваю правильно среагировать.

– Что? Я…

Прежде чем я формулирую ответ – которым стало бы громкое: «Ни за что в жизни, скотина!» – его рука опускается в мой задний карман, и меня ведут к входной двери.

Не устраивай сцену, Блу. Ты можешь наброситься на него, как только переступишь порог, но не… устраивай… сцену.

Я не забыла угрозу Уэста с прошлой ночи. Бросить ему вызов в присутствии братьев было достаточно, чтобы прозвучали слова о поджоге закусочной моего дяди. Я могу только представить его гнев, пойди я против него на глазах у всех.

Страх перед тем, как далеко он зайдет, – это все, что удерживает меня от драки. За мной – моя сестра и друзья. Я представляю, как ломаю руку, которая сжимает мою задницу, но покорно веду его в дом.

Едва закрыв за нами дверь, я сильно толкаю Уэста и испытываю огромное удовлетворение. Он ударяется спиной о стену, задевая картины, висящие у окна. Впрочем, он совершенно невозмутим и смеется.

– Ну что, легче стало?

– Чего ты творишь? Зачем солгал им? – цежу я, полностью игнорируя его язвительный комментарий.

Уэст отходит от стены и отряхивает футболку.

– Думаю, есть вопрос получше – почему ты меня не поправила?

На щеках горит румянец.

– Думаешь, я не знаю, чем это может закончиться?

Улыбка на его лице становится шире, приобретая злобные оттенки.

– Что ж, кое-кто учится, – нараспев проговаривает он. Похоже, доволен, что я, наконец, поняла свое место.

– Поздравляю! – кричу я. – Ты богат, я бедна. На твоей стороне весь город, а я для тебя – ничто. Я все поняла, засранец.

Я скрещиваю руки на груди, и не могу даже взглянуть на него. Тогда-то и понимаю, что вокруг полный разгром. Скар весь день пекла, пока я работала в раннюю смену с Дасти. Не было времени на уборку, и, честно говоря, из-за учебы, работы и школьной газеты прибраться здесь было особо некому, да и некогда.

Разочарование сменяется кое-чем другим.

Стыдом.

Вот стоит старый диван, просевший посередине, – Майк много ночей предпочитал спать на нем вместо своей настоящей кровати. Неподалеку валяется коллекция пустых пивных банок, а еще – опрокинутая корзина для белья. В стене две дыры размером с кулак, появившиеся из-за того, что мой отец не смог сдержать свой поганый характер.

Уэст прокладывает себе путь в те сферы моей жизни, куда я с трудом допускаю людей, которым доверяю, не говоря уже о враге.

– Просто… уходи, – тихо говорю я, чувствуя, как груз стыда пригвождает меня к полу. Я могу только представить, что он понарассказывает обо мне в школе. О моем доме.

Прежде чем Уэст успевает сказать что-нибудь гадкое, в коридоре скрипит дверь, и у меня внутри все переворачивается.

– Да что тут за чертов шум?

Майк шатается еще больше, чем когда выходил терроризировать нас. Это значит, что с тех пор он выпил еще бутылку или две.

– Все в порядке, Майк, – говорю я как можно тверже, но мой голос звучит тише, чем обычно, напряженно. – Уэст как раз уходит.

По крайней мере, я надеюсь, что это так.

Особенно когда я начинаю ощущать знакомое жжение в глазах. Вот-вот навернутся слезы. Я не могу придумать ничего хуже, чем дать человеку, считающему меня слабой, верящему, будто я принадлежу ему, шанс увидеть, как я плачу.

– Кажется, я вам, сучкам, говорил больше не впускать в мой чертов дом никого из этих ублюдков, которых вы называете друзьями. Вы тупые или что?

Я уже давно перестала замечать оскорбления отца, его безразличие ко всем нам, его детям, но особенно больно, когда со мной так обращаются в присутствии Уэста. Парня, который уже считает меня никчемной.

Полагаю, я отвечаю недостаточно быстро для Майка, ведь он уже направляется ко мне, замахиваясь для пощечины. Что удивительно, под этой крышей он никогда никого по-настоящему не бил, поэтому я готова к тому, что будет, но… Уэст – нет.

Это что-то вроде рефлекса. Он внезапно встает между мной и Майком. Как крепость, защищающая от надвигающейся бури. Я потрясена и очень смущена, даже не уверена, что делать или говорить. Поэтому молча наблюдаю, как эти двое обмениваются яростными взглядами.

– Давай, сопляк, попробуй, – ворчит Майк, едва протрезвевший и еле стоящий на ногах.

Уэст непоколебим, но его бицепсы напрягаются, когда он готовит кулаки.

На всякий случай, наверное.

– Лучше отступите, – холодно предупреждает он моего отца. – Идите-ка и проспитесь, прежде чем сделаете что-то, о чем пожалеете… сэр.

Майк недружелюбно относится к угрозам, но вежливый и в то же время строгий тон Уэста сбивает его с толку. И теперь тот не единственный, кто понятия не имеет, что происходит.

Кажется, эти двое зашли в тупик. Ни один из них не произнес ни слова за несколько секунд. Но затем, усугубляя этот чертовски сумасшедший поворот событий, Майк отступает. Да, он ворчит и ругается про себя, но отступает, медленно возвращаясь в спальню.

В комнате повисает неловкая тишина. Плечи Уэста поднимаются и опускаются с каждым глубоким вдохом. Однако лицом ко мне он пока не поворачивается.

Думаю, не может.

Стена рухнула. Мне кажется, он не намеревался за меня вступаться. Никогда. Но что сделано, то сделано. Он только что подверг себя опасности ради меня. Если бы вмешался кто-то другой, я бы, не колеблясь, выразила свою благодарность, но… не ему.

Ему – никогда.

Вместо этого мне чертовски горько, что он проник в этот уголок моей жизни, увидел темные стороны, которые я так тщательно скрывала.

В ярости я могу произнести лишь одно слово.

– Уходи.

Я не жалею о холодности в своем тоне. Ни капельки. Он не имеет права здесь находиться. То, что можно представить как акт доблести, кажется мне вторжением в частную жизнь, и я хочу, чтобы он ушел.

Открыв входную дверь, я даю понять, что говорю серьезно. И снова не дышу, пока Уэст не проносится мимо меня. Ни один из нас даже не пытается встретиться взглядом. Затем он стремительно спускается по ступенькам крыльца, и я надеюсь, что он