Шрифт:
Закладка:
Только вот у меня сил на масштабное отмщение уже не было.
Рывок чащи Заповедной меня опустошил в миг единый, да так, что на краю постели не удержалась я, на пол рухнула, лишь в последний момент равновесие сохранив.
– Ведьма, что ж ты?.. – встревожился архимаг, едва я на пол, на одно колено опустилась.
На оба не могла, если уберу ладонь с ребенка – он погибнет.
Вот только и чащу звать, когда на младенце руку держу, не самое верное дело – чаща у меня детей любит. В прямом смысле. Жуткой материнской любовью. Этой только волю дай – так заберет дитятко себе, причем и молоком поить будет, и растить, и даже баловать. И не отдаст. Пока дите не вырастит, вообще отдавать отказывается! Меня поначалу тоже все пыталась опекать, веточки с моего пути убирать, камешки двигать – чтоб не дай матушка сыра земля, не ударилась я, не ушиблась, не споткнулась… Да и сейчас… недалеко ушла. От того и в лесу спать не люблю – иной раз прикорнешь в сосновом бору, дабы сил поднабраться, а просыпаешься от того, что укачивают тебя на импровизированных руках да колыбельную поют… к примеру волчью. Волчьи колыбельные у Леси были излюбленными, однако пела она их своеобразно, и потому от песен этих просыпались в ужасе даже волки.
Но делать нечего.
«Стой!» – взмолилась я, призывая чащу.
Зловредина остановилась, оглянулась на меня, словно бы через плечо на букашку мелкую и тут засекла дитятко! В следующее мгновение имитация ехидного дракона просыпалась на магов жутко колючим терновником, и даже Ингеборга защитное заклинание не спасло, но Лесю все это уже не волновало от слова совсем – Заповедная мгновенно оказалась в рыбацкой избе.
И проросший из пола росток, через секунду сплетением десятка лиан, склонился над постелью, имитируя условно обнаженную девушку. И это была очень условная девушка, потому что свитая из ивовых прутьев и покрытая листочками чаща в принципе девушку напоминала разве что изгибами. И вот это чудище, восторженно приоткрыв условно губы, с нескрываемым энтузиазмом склонилось над младенцем.
– Так, вот давай без этого! – потребовала я. – У него вообще-то мать есть!
Леся дернула плечом, демонстрируя все, что думает об этой матери, и протянула загребущие ручонки к младенцу.
Вообще исстари лесные древуны да ведуньи получались именно так – чаща подбирала брошенных в голодные годы младенцев, растила их, отдавая все тепло своей истинно женской материнской души, и вырастали такие дети как бы на грани миров – лесного и человеческого. Но голодные времена миновали, детей более в лес на смерть никто не приносил вот уже много лет, вот чаща и тосковала, а потому оберегала вообще всех детенышей, которые ей попадались. То и дело периодически приходилось отбирать у нее оленят, медвежат, волчат, зайчат, а в последнее время даже птицы прилетали на эту излишне материнским инстинктом одаренную жаловаться.
– Не смей! – приказала я чаще.
Та выпрямилась, витые ивовые руки на груди сложила и с вызовом в пустых глазницах посмотрела на меня. Намекая на – а почему бы и нет?!
– У этого ребенка есть мать, – повторила я очевидное.
Чаща в ярости топнула ногой, не желая соглашаться с этим очевидным. Постояла, зло сузившими глазницами разгневанно взирая, и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу, словно вспомнила о чем-то, запрыгала радостно, указала на меня, затем на стоявшего в некотором оцепенении мага, сложила ладони вместе недвусмысленным жестом, даже подвигала, имитируя явно зачатие, после чего обрисовала живот на себе, указала на меня – ну чтобы если кто не понял, обозначила, что речь о моем животе, и радостно запрыгала снова.
Даже у меня челюсть отвисла, что уж об остальных говорить.
– Господи помоги, – прошептала жена Саврана и добавила: – мужику.
«Мужик» промолчал, но выражение лица у охранябушки стало непередаваемым, а вот мальчик, проявив удивительную для его лет осведомленность, со вздохом произнес:
– Да, не повезло вам, уважаемый.
Архимаг очень выразительно посмотрел на меня.
А я поняла две важные вещи. Первая: Лесная Сила – сплетник хуже торговки базарной. И вторая: я попала. Еще я поняла, что очень зря давала чаще почитать книгу о человеческой анатомии… дочиталась. И главное, не возразишь же сейчас никак.
– Хорошо, если забеременею, так и быть, возьму в няньки, – сдалась я.
Зловреднющая чаща, даром что Заповедная, радостно с разбегу обняла оторопевшего архимага и вымелась из избушки – понеслась ликвидировать последствия атаки на лес.
Когда за ней дверь захлопнулась, охраняб очень тихо произнес:
– Ведьма, а ты не могла бы объяснить мне, что это сейчас было?
– Чего не могу, того не могу! – с ходу сделала я заявление.
И выдохнула с облегчением, едва появился соратник надежный.
– Лешенька, ребенка держи, будешь поить водой ключевой, – приказала я.
Леший тяжелой громоздкой массой ввалился в избу и сменил меня на посту удержания одновременно разных степеней контроля магии.
– Ребенка мог бы поить и я, – произнес вдруг архимаг.
– Не мог, – возразила, тяжело поднимаясь, – тебе нельзя использовать магию, особенно возле меня и еще более особенно – сейчас.
И встав над ведром с водой, я простерла над ним уже обе ладони и зашептала:
«По небу ветрами,
По земле ногами,
По ночи светом,
Дождем летом.
Вдохом полным,
Выдохом легким,
Криком рождения,
Счастьем свечения…»
И вода в ведре начала светиться легким зеленовато-бирюзовым сиянием. На самом деле страшные вещи творю – сплетаю воедино ведьминскую магию и магию леса, за такое меня бы и из ведьминого круга и из лесу выгнали не глядя, но суровые времена требуют суровых решений.
– Начинай, – приказала я лешему.
И из ведра потянулся первый ручеек, маленький, чуть ли не каплями, в сторону ребенка. Я не следила – знала, что леший проконтролирует, чтобы каждая капелька попала в рот малыша. И продолжила, нарушая вообще все правила и используя древнемагическое заклинание:
«Нэйсаэмэр!
Ассарда геанар,
Аруна аргевар,
Дейшар нэквахар,
Дайсун аграхар!»
Неодобрительный взгляд лешеньки спиной почувствовала, потрясенный мага – тоже. Догадываюсь, о чем он сейчас думает. Что быть такого не может. С подобной легкостью переключаться со стихии на стихию были способны только архимаги, оттого и противников равных по силе у них не было – но, тут такое дело, жить захочешь и не так заморочишься. Я была слабой ведьмой. И необученной ведуньей. И девушкой, когда-то влюбленной в мага, от того и знавшей некоторые из его заклинаний – помогала любимому к экзаменам готовиться, вот невольно и запомнила. В целом я была никем во всех трех областях магии, но с миру по нитке и все такое – я научилась выкручиваться.
Вдох, глубокий, и магия покидает меня вместе с выдохом, наполняя ведро с ключевою водою.
И ведро забурлило, вода в нем практически вскипела от магии, а я приказала жене Саврана:
– Подойди, встань на колени между мной и водой, да чашу возьми для себя.
И едва Ульяна подошла, приказала:
– Пей.
Я видела слезы в ее глазах, видела мольбу. Она словно вся, всем телом просила «Детей, детей сначала!». Но я не могла. Первой следовало спасать мать. Такова жизнь.
– Пей! – приказала повторно, притянув магией чашку и швырнув ее в руки женщине.
И она начала пить. Захлебываясь слезами и рыданиями, пить, старясь не смотреть на своих детей. А мне оставалось лишь следить, чтобы скверна, ныне черным пятном пожиравшая ее желудок, была уничтожена… Одна проблема – скверна уходить не желала.
Кружка, кружка, еще кружка, и еще…
Женщина уже едва ли могла пить, но каждый раз я, стараясь не смотреть на то, сколько воды осталось в ведре, повторяла:
– Еще.
И она пила. Однако глупой жена Саврана
