Шрифт:
Закладка:
– Макс сказал тебе вставить в меня свой член? – спрашивает Дайя, ее маленький кулачок сворачивается в тугой комок.
Надеюсь, она им воспользуется. И я бы остановил ее лишь для того, чтобы самому нанести несколько ударов, прежде чем позволить ей оборвать его жалкую жизнь.
– Нет, Дайя, просто… я так по тебе скучал.
Дайя закрывает глаза, сквозь ее ресницы просачивается слеза. Я понятия не имею, были ли у этих двоих отношения после одной ночи, проведенной вместе, но это и не мое дело. Это не имеет значения, потому что, что бы Люк ни украл у Дайи, она собирается вернуть этот должок.
– Я не скучала по тебе, Люк, ты ведь знаешь это, да? – отвечает она, ее взгляд пылает. Он открывает рот, но она не дает ему заговорить. – Если я и думала о тебе, то только с отвращением. Я должна была догадаться, что ты найдешь способ меня удивить и окажешься намного хуже, чем я предполагала.
– Послушай, мне жаль, что я оказался втянут во все это, но ты должна меня понять, Макс сумасшедший.
Я подхожу ближе, и в моих глазах нет ни тени понимания. Люк приходит в еще большее отчаяние.
– Я серьезно, мужик! Если я не сделаю то, что он говорит, он меня грохнет!
– Он сказал тебе обидеть Дайю? Изнасиловать ее?
Его рот беспомощно открывается и закрывается в поисках правильного ответа. Или, скорее, правильной лжи.
Глаза Дайи прикованы к нему, она выжидательно протягивает ко мне руку. Я, не глядя, беру со стола рядом со мной нож и передаю ей, понимая, о чем именно она просит.
Она не теряет времени даром. Не колеблется ни секунды. Она просто сжимает рукой черную рукоятку, и, когда она поднимает над ним нож, металл блестит в свете ламп столовой. Дайя погружает лезвие в горло Люка. Острый металл прорезает плоть и кости, обрывая его мольбы.
Глаза Люка превращаются в огромные блюдца, он, не веря, смотрит на своего жнеца. В их глазах всегда отражается неверие. Будто они совсем не ожидали такого исхода. Или, быть может, они просто не могут принять тот факт, что действительно умирают.
Люди, живущие эгоистично и безразлично относящиеся к жизням других, хотят жить вечно.
Но они никогда не поймут, что именно это и делает их такими чертовски слабыми. Люди, которые не заботятся о своей собственной жизни, – люди вроде меня – и есть самые смертоносные.
Ведь когда я буду умирать, что помешает мне забрать с собой и других?
Верно, ничего.
16 июня 2008
Я нашла выход. Я, мать его, НАШЛА ЕГО!!! Но тссс. Я не могу написать, как именно я выберусь. Никто и никогда не найдет мои записки, но я пишу их и чувствую, будто уже ускользнула. Я так взбудоражена, что меня аж трясет. Меня не выбрали для выбраковки. Мудаки лопухнулись, потому что им так и не довелось попробовать меня. Они думают, у них еще будет шанс, когда они меня купят.
Но у них не будет шанса.
Я нарисовала картинку, где мы с Лайлой. Скоро мы будем вместе. А потом исчезнем. Навсегда.
Молли
Глава 7. Алмаз
– Ты притащил в мой дом товар в таком виде? – резко шипит женщина, смерив меня взглядом.
Задрав рубашку, я стою спиной к большому грязному зеркалу, изучая через плечо швы на своей спине. Кожу покрывают огромные уродливые синяки.
Я опускаю свою безразмерную выцветшую рубашку, откашливаюсь и поворачиваюсь, чтобы встретиться с ней взглядом.
Это красивая высокая женщина – с макияжем, надушенная цитрусовым парфюмом, в обтягивающем платье и туфлях на шпильках с ремешками, в которых она кажется настоящей амазонкой.
Ее наряд не соответствует погоде за окном, однако она выглядит так, словно легко могла бы пройтись босиком в метель, не моргнув и глазом. На вид ей около тридцати, и, несмотря на красоту, она кажется уставшей и потрепанной жизнью. Что ж, служение аду накладывает отпечаток.
Должно быть, это Франческа.
И сейчас она смотрит прямо на меня, пронзая кинжалами своих золотисто-карих глаз.
Дерьмо.
Рио неловко переминается с ноги на ногу, но никак не отвечает на ее возмущенный вопрос. И это о многом мне говорит. Если уважительной причины для ошибки нет, то нужно держать рот на замке. Или, даже если она есть, язык все равно стоит держать за зубами.
Ее глаза сужаются и скользят по моему телу, пока она подходит ближе. Оценивает меня, определяет, сколько денег я могу ей принести, наверное.
И я благодарна Рио за то, что он принес мне одежду из комнаты другой девушки и на мне больше не больничная сорочка. Ее реакция была бы намного хуже, чем сейчас.
Она останавливается передо мной, и сильный запах ее духов щекочет мне нос. Когда она приподнимает мою грязную белую рубашку двумя пальцами, я не издаю ни звука. Она замечает уродливые синяки на моем теле, и ее взгляд становится жестче. Они везде, и у меня появляется тошнотворное чувство, что она собирается рассмотреть каждый из них.
Затем она обходит меня кругом, и тишину пронзает резкий вздох, когда она замечает две большие борозды на моей спине.
– Что ты с ней сделал? – рычит Франческа.
Рио опускает глаза на свои черные ботинки, на них все еще видны пятна засохшей крови.
– Автомобильная авария, – коротко отвечает он.
– Дурак. На заживление уйдут недели. Когда можно будет снять швы?
Он наконец-то поднимает голову, его темно-карие глаза пылают ненавистью, но на лице извиняющееся выражение. Натянутое специально для Франчески. На самом деле ему ни хрена не жаль.
– Доктор Гаррисон сказал, от четырех до шести недель.
Она шипит, отпускает рубашку и снова появляется передо мной.
– Она принимает противозачаточные?
Я нахмуриваю брови: почему она спрашивает об этом у Рио и откуда ему, черт возьми, вообще это знать?
– Гаррисон сказал, что у нее внутриматочная спираль.
На глаза у меня наворачиваются слезы, и мне требуется приложить усилия, чтобы сдержать их. Мне хочется блевать от того, насколько сильно меня унизили. Я понятия не имела, что он это проверял, а значит, он осмотрел меня, пока я была без сознания.
Она хмыкает, довольная ответом, и наконец обращается ко мне напрямую:
– Тебе известно, кто я такая?
Чтобы обуздать свои эмоции, мне требуется несколько секунд, однако все же удается отодвинуть их на задний план и ответить.
– Франческа, – уверенно произношу я, как можно громче. Она не выглядит как человек, которому