Шрифт:
Закладка:
– Как они узнали, где ее найдут?
Он облизывает губы, его глаза снова закатываются от истощения.
– Я был в курсе, что ее дом о-охраняется, поэтому мы ее выманили. Люк знает, где живет Дайя, так что… он ее навестил. Вломился в квартиру, связал ее и во-воспользовался ее телефоном. Рик и Рио ждали ее у дороги.
При осознании, что Дайю тоже могли похитить, я почти слепну от ярости. Никто не смеет трогать мою девочку, это же касается ее друзей и семьи.
Адди похитили семь дней назад, и все это время я думал лишь о том, как добраться до Макса. Мне даже в голову не пришло, почему Дайя, лучшая подруга Адди, все еще не вышла со мной на связь, разыскивая ее.
Если уж начистоту, то я едва могу мыслить здраво, каждый орган в моем теле охвачен непрерывной агонией от того, что ее нет рядом.
– Где Дайя сейчас?
Макс смеется, влажно и безрадостно.
– Насколько я слышал, бро, она все еще у Люка. Повторяет свои любимые воспоминания с ней.
Дерьмо. Похоже, чтобы умереть окончательно, Максу придется подождать. Сначала я убью его друга и вытащу Дайю.
– Хмм…
Я разрезаю кожу между его мизинцем и безымянным пальцем. Макс сжимает зубы, однако это нисколько не мешает крику прорваться сквозь щели зубов.
– Боже, мать твою! – вырывается у него, он задыхается от боли.
Я продлю его жизнь на промежуток, достаточный, чтобы успеть выручить Дайю. А потом вернусь и закончу свою работу – уже насовсем. У меня больше нет времени возиться с ним.
– С кем ты общался, когда ответил на объявление? – наседаю я.
– Они не представились. Думаешь, они называют свои имена, когда подходят к телефону? – огрызается он. – Я сказал им, что знаю, где она и кто мне помог. Мне ответили, что деньги переведут, когда Адди будет у них. Все!
Я хватаю его вторую руку и кромсаю кожу между указательным и средним пальцами ножницами просто потому, что мне не нравится его ответ.
– Знаешь, сколько человек лежало на этом самом столе до тебя? – небрежно спрашиваю я, глядя на его разбитое лицо.
– Н-е-е-е, – воет он, горестно растягивая гласную.
– Я тоже. – Пожимаю плечами. – Сбился со счета. Но что я точно помню, так это то, что я сломал каждого из них.
Наклоняюсь вперед, и Макс закрывает глаза, не решаясь посмотреть своему мучителю в лицо.
– Но ты первый, кому удалось сломать меня, Макс. Это я могу признать. Ты разбил меня на мелкие кусочки, когда забрал у меня Адди. Из-за тебя я перестал быть человеком.
Я выпрямляю спину.
– Знаешь, что это значит для тебя? Это значит, что во мне не осталось человечности. Сочувствия. Чувства вины. Ничего. Я могу делать это весь гребаный день, и даже когда твое тело сдастся, я просто верну тебя назад.
Из уголков его глаз текут слезы, но на меня они не действуют.
– П-прости меня, мужик. Это была всего лишь ошибка, – стонет он. – Я сделал это только из-за моего отца.
– Похитил девушку и продал ее работорговцам, ты хочешь сказать? Обрек невинную женщину на пытки, травмы и изнасилования только потому, что твой папочка умер?
К концу речи мой голос начинает дрожать, и я сжимаю челюсть, пытаясь удержать остатки здравомыслия, которые у меня еще остались. Я трещу по швам, на мои глаза наворачиваются слезы.
Он трясет головой и смущенно блеет:
– Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал.
Медленно вдыхаю и выдыхаю, восстанавливая самообладание. И киваю, принимая этот ответ таким, какой он есть. Мы оба знаем, что он уже ничего не может сказать, чтобы искупить содеянное.
– Все, что было нужно, это провести небольшое расследование, парень. Даже если бы ты оказался достаточно вспыльчив, чтобы угрожать мне напрямую, – это действительно могло спасти тебе жизнь.
И мою душу.
Он хлюпает носом, ему нечего ответить. И тогда я беру маленькую циркулярную пилу и завожу ее. Его практически черные глаза широко раскрываются от ужаса.
Я уже изрядно порезал его лицо, когда внезапно нашел пиле гораздо лучшее применение.
– Ты хоть представляешь, что сейчас могут делать с Адди, пока мы тут разговариваем? – спрашиваю я, и пряжка его ремня звенит под тихим жужжанием лезвия.
Он снова зажмуривает глаза, а я расстегиваю его брюки и стягиваю их вниз. Морщу нос. Он все-таки обмочился.
– П-пожалуйста, чувак, – всхлипывает он, к его горлу подкатывают рыдания.
Из его носа текут сопли, которые попадают в рот, и все, что я вижу перед собой, – это человека, который сожалеет только о том, что его поймали. Человека, который был слишком самонадеян и слишком глуп, чтобы думать, что он не пострадает от последствий своих действий.
– Не делай этого.
Дыра в моей груди разрастается, поглощая то, что осталось от совести.
Внутри чудовища нет места душе.
Поэтому я избавился от нее.
– Ее будут насиловать, – говорю я ему, и мой голос становится все глуше от безудержной ярости. Жуткие картины преследуют меня. – Знаешь, сколько мужчин это сделает?
Он качает головой. Его ноги дрожат, когда я стягиваю с него боксеры, радуясь, что на моих руках толстые нейлоновые перчатки.
– Это все, о чем я могу думать, – задыхаюсь я. – Меня мучают пытки, через которые она, должно быть, проходит. Ее боль и возможное желание умереть.
Я тоже хочу умереть.
Хватаю его за ноги, не видя ничего, кроме слайд-шоу мучений Адди, крутящегося на повторе. Я легко мог бы отпилить себе пальцы и не заметить этого.
Ей больно. Страшно. Она плачет.
Лезвие рассекает кожу и мышцы, и раздается крик, который фильмы ужасов никогда не смогут воспроизвести. Этот звук может быть рожден только тем ужасом, который на деле испытывают очень немногие люди.
И он звучит словно музыка.
Такой ли звук издает сейчас Адди?
Хлынувшая кровь окрашивает нас с Максом в багровый цвет. Он глубоко вдыхает, готовясь испустить еще один крик, который никто никогда не услышит, но теряет сознание.
Девчонка.
Теперь буквально.
Выключаю пилу, вцепляюсь пальцами в его нижнюю челюсть и дергаю вниз, чтобы поместить оторванный кусок плоти ему в глотку. А затем прижигаю рану, чтобы он не истек кровью, пока я отсутствую.
Я еще не закончил с ним.
* * *
Выяснить, где живет Люк, было несложно. Этот имбецил публикует всю свою жизнь в социальных сетях. Кроме того, он держит девушку в заложниках прямо у себя