юношей. Выходить замуж только потому, что так полагается, выходить затем, чтобы стать только замужней дамой, она не желала — ив этом крылся не осознанный ею самой упорный протест против брака без любви. И возможно, в ее отвращении к сватовству была также безотчетная осторожность, желание сохранить свою решимость.

Марико коротко вздохнула, словно всхлипнула. Она ясно представляла, какие разговоры ведет сейчас тетушка, сидя на даче Ато у широкого окна, фонарем выступающего в сад; перед ее глазами всплывали красивые, расшитые шелком подушки на каждом диване — рукоделие хозяйки. Будь Мацуко ее родной матерью, Марико, вероятно, сразу заявила бы ей о своем непреклонном решении и попросила бы не делать ненужного визита к госпоже Ато. Конечно, так и следовало бы поступить после разговора с Мацуко, но Марико просто не привыкла возражать ей и высказывать свое мнение. Но и волю свою она бы никому подавить не позволила. Именно поэтому у нее с детства выработалась привычка отвечать коротко «да» и «нет»; слова эти она произвол сила почти машинально. Несомненно, что тетушку, которая, узнав о помолвке Мисако, особенно загорелась мыслью просватать Марико за родственника графов Эдзима, со-: противление девушки рассердило бы сильнее, чем ее прежние отказы. Это очень печалило Марико. У Мацуко не было столкновений и ссор с пасынком, наследником Масуи, и с падчерицей, которая уже была замужем, ведь оба они жили не в Токио. Но все же взаимной привязанности между ними и мачехой не было, и вполне естественно, что в Марико она видела свою единственную душевную опору и была искренне привязана к ней. Однако Мацуко считала совершенно бесспорным, что своей добротой к приемной дочери и заботами о ее воспитании она заслужила право голоса в вопросе ее брака. Лишь бы найти подходящую партию — ив конце концов все устроится так, как она признает нужным, иначе и быть не может. Благодаря оптимизму и забывчивости Мацуко частые ее неудачи с выбором жениха для Марико не поколебали этой уверенности. Марико была искренне благодарна тетушке за доброе отношение К ней и огорчалась, что не имеет возможности доказать ей свою признательность на деле. Но, сказать по правде, благодеяния тетушки, оказываемые под флагом родственной любви, зачастую не радовали, а угнетали ее. С тех пор как она стала разбираться в жизни, у нее возникли сомнения, на своем ли она месте в этом доме и в этой среде? Она чувствовала себя деревцем, пересаженным на чужую почву, Ах, если бы стряхнуть с себя придавившую тяжесть, пустить корни там, где ей будет хорошо, выпрямиться во весь рост, как те зеленые деревья, верхушки которых устремляются к небу. Ах, если б иметь возможность свободно выбрать свой путь! Все девушки, когда приходит их пора, думают о любви, о браке, хотят, чтоб у них был свой дом, своя собственная жизнь, это беспокойное стремление имеет те же истоки, что и инстинкт роения у пчел, но у Марико были и свои особые, тайные причины, побуждавшие ее стремиться к свободе, и ее протест против нового сватовства была связан с этим стремлением. На этот раз она намеревалась отклонить предложение тетушки и отстоять свое решение до конца. Но тогда у нее уже не будет права оставаться здесь. Ей необходимо уйти.

По-детски наивная и такая же безрассудно отважная, какими бывают дети, Марико самостоятельно пришла к этому смелому выводу.

Но куда идти? Этого она не знала. Денег у нее не было. В обычное время собственные деньги ей не требовались. Но тетушка обещала, что ежемесячно будет щедро выдавать ей на карманные расходы. В доме отца Мацуко приучали записывать каждую израсходованную копейку. И теперь она учила Марико, что это чрезвычайно полезное правило, однако сама не всегда следовала строгому наставлению, преподанному ей в доме отца-генерала. По своей забывчивости она чаще всего не помнила о своем обещании, поэтому в шкатулочке, хранившейся в ящике письменного стола Марико, не набралось и двухсот иен. Но Марико это не тревожило. Она никогда не нуждалась в деньгах и бесстрашно, но весьма наивно представляла себе жизнь в стесненных обстоятельствах, беспокойство и мучения, которые вызываются безденежьем. Она была уверена, что работа даст ей средства к существованию. Делясь своими думами о будущем со школьной подругой, она говорила, что хочет стать учительницей. Столь странное стремление ошеломило подругу, мечтавшую стать женой блистательного дипломата, но Марико, как бы ни принижали и ни высмеивали перед ней профессию педагога, вовсе не считала ее ничтожной. Начальная школа и маленький домик, беленький козленок и вязы во дворе — вот ее голубой сон, с которым всегда связывались смутные воспоминания об отце и матери.

При создавшемся в Японии положении, когда необходимо было замещать на производстве мужчин, ушедших на фронт, и когда любое здание с трубой, если только это была не баня, по всей стране, в каждом захолустье отводилось под промышленное предприятие, работавшее на армию, женщины становились основной рабочей силой. Матерям и женам, потерявшим на фронте сыновей и мужей, волей-неволей приходилось идти работать вместо них. Однако в окружении Марико таких случаев не было. Иные, правда, с головой уходили в изготовление мешочков с подарками для посылки воинам на фронт; Мацуко тоже была в числе этих благотворительниц, но в последнее время несколько охладела и к этой работе, так же как и к деятельности в Женском союзе национальной обороны. Некоторые дамы иногда усердно и даже с интересом писали письма фронтовикам и с удовольствием читали ответы. Под предлогом концертов для раненых солдат или сбора пожертвований на Красный Крест часто устраивались шумные собрания, и все были довольны своей деятельностью, которой и подобает заниматься в тылу патриотам. Однако, когда в мирное время какая-нибудь из дам их круга пыталась открыть школу или заняться какой-либо иной полезной деятельностью, она обычно становилась предметом насмешек, ее называли синим чулком — настолько чужды были ее стремления людям, которые тягу к самостоятельности и полезному труду считали чуть ли не безнравственностью. Марико не раз наблюдала, как на приемах, особенно там, где присутствовали одни женщины, они пренебрежительно относились к красивой молодой даме лишь потому, что когда-то она служила машинисткой в фирме своего нынешнего мужа. Марико же только и мечтала о том, что она уйдет из дома дяди и будет жить своим трудом. Подобно тому как скрытый в земле источник пробивается из-под скалы, в сознании ее возникали все новые мысли. Она и сама не замечала, что мыслит иначе, чем окружающие; правда, она еще не знала, насколько