Я отсюда, конечно же, не видел глаз Муракары. Но, вглядываясь всё сильнее, я понимал, что в них – лишь тяжесть. Он знает, что умрёт. Он готов к смерти. В каком-то смысле он уже умер.

Но я разубежу его в этом, чего бы это ни стоило.

– Феникс! – вдруг послышался звонкий возглас, и я обернулся.

Гили подлетела ко мне, как хищная птица. Похоже, настроение у неё тоже было как у хищной птицы: она готова была порвать меня на куски.

– Какой мары ты отпустил Миру одну к бунтовщикам?! Её там наверняка чуть не разорвали!

Наверняка Гили поколотила бы меня копытами, если бы могла достаточно хорошо изворачиваться в полёте. Я же легко избегал её тумаков. Благо скоро появился Захария, чтобы оттащить её за шкирку.

– Вон твоя Мира, Гили, – развернул её он. – Смотри.

Я сразу обернулся в том же направлении. Мира! И правда, моя Мира! Хоть у меня и почти не было времени о ней подумать, я беспокоился и теперь мог выдохнуть с облегчением.

Она стояла чуть поодаль, впереди бунтовщиков: от неё будто нарочно сторонились. Но не похоже, что собирались трогать. Сама же Мира в волнении сложила руки у сердца, смотря прямо на меня.

Я замер, поймав на себе её взгляд. Пламенное сердце распалилось в беспокойстве, и я понял, что Мира чувствует то же самое. Наши взгляды проходили сквозь толпу, сквозь давление, и от нашего немого разговора меня смог оторвать только Птенец.

Он замычал и заворочался у живота. Тоже ухватил огонь моего волнения! Я закачал его, понятия не имея, как правильно это делать. Но, похоже, моё дыхание, которое я как мог старался успокоить, сработало лучше, заставив Птенца вновь вернуться в состояние прострации.

– Кстати, с чего это ты решил стать отцом? – подколол меня Захария.

– Ты точно обсудил это с Мирой?! – в тон ему театрально воскликнула Гили.

Они заговорщицки переглянулись, и впервые за долгое время я позволил себе улыбнуться. Искренность их смеха навевала такую гармонию между ними, что невольно казалось, будто они намного больше чем друзья.

– Эй! Шутки шутками, а я не могу оставить его одного, пока всё это происходит. – Я указал одной рукой на толпу, поддерживая Птенца второй.

– Не думаю, что тащить его на поле боя – хорошая идея, – скептично вскинул бровь Захария.

– Всё неспроста, друг мой, – посерьёзнел я. – Дар дан Птенцу не просто так. И если есть хотя бы шанс, что он может спасти ситуацию, то риск оправдан.

В воздухе повисло напряжение, но Гили быстро его сгладила шуткой:

– Эх, Феникс, плохой ты отец! Хороший Проводник, наследнику помогаешь, но никакой отец не подпустил бы своё чадо к этому кошмару.

– И всё-таки рано мне быть родителем, как жаль, – подыграл ей я.

Захария лишь молча усмехнулся и, оглянувшись, вдруг сказал:

– Тихо, начинается.

Волнительное молчание окутало пространство между армиями. Воины выстроились и обратили взгляды друг на друга, смотря так пристально, будто каждый из них уже нашёл себе противника. Несмотря на то, что они собирались разобраться с разногласиями другим способом, они уже ждали сигнала к действию, и я их в этом понимал. Нельзя позволить себе и секунды промедления, когда на кону стоят твоя жизнь и жизнь твоего народа.

Тем не менее со стороны Ахасе всё же вылетел птице-люд. Тот самый новый Посланник, щуплый и с взъерошенными и грязными перьями. Взгляд его так нервно бегал, осматривая окружающих, что казалось, покрасневшие глаза бедного птица скоро выпадут. Вероятно, всё это время он не мог хотя бы на минутку успокоиться. В конце концов, на его долю выпала одна из самых важных обязанностей в этой войне.

– К-калатрея Дьяус и Сторож Чумных Муракара! – чуть сглотнув, по-птичьи резко, разрывая криком уши, воскликнул Посланник. – Ахасе и Агнанеи выбрали вас в качестве самых сильных воинов для состязания. Помните, что ваша победа будет означать победу одной из враждующих сторон. Я же, будучи Посланником, волей земли и небес объявляю: обе стороны дали клятву, что после победы одного из сильнейших воинов битва прекращается.

Он вздохнул. Кажется, вместе с ним вздохнули мы все. Дьяус бросил беглый взгляд на Муракару, после чего величаво вскинул подбородок в сторону Посланника. Муракара же, вероятно раздумывая, долго всматривался в Дьяуса и прекратил только под конец речи Посланника.

– Внимание! – воскликнул тот срывающимся голосом. – Битва начинается! Сражайтесь до конца, пока Уруваккиявар не решит вашу судьбу!

Дьяус подался вперёд, быстро и резко. Муракара же лишь слегка придвинулся к нему. Но вместо того, чтобы разрушить Муракару на месте, Дьяус остановился и выхватил меч, обнажив его перед Муракарой.

– Ещё не поздно сдаться, – услышал я слова Дьяуса, паря чуть впереди от воинов Ахасе.

Он подумал?.. После нашего разговора Дьяус всё-таки решил дать Муракаре шанс?

– Спасибо, но нет, – прохрипел Муракара. – Иначе Агнанеи не поверит. Я сам выбрал свою участь.

Странный хрип… и вид у Муракары. Не похоже на простое предвестие смерти.

Дьяус сжал меч, выждал. Не видел выхода, и я это понимал. Ни сдаться, ни следовать плану. Но, кажется, Муракара уже решил всё самостоятельно:

– Давай, Дьяус! Это всё, на что ты способен?!

Этот вызов не мог не пробудить гордыню мужа Спящей. Более того, Муракара сам подался вперёд, и у Дьяуса не осталось выбора, кроме как вступить в битву.

Мечи их скрестились, заскрипев и зазвенев. Старый, ржавый меч Муракары и блестящий, наточенный меч Дьяуса. Разозлённый, Дьяус легко отбросил Муракару и подался вперёд, собираясь забросать того ударами. Но Муракара не стал так быстро пасовать, ловко парируя удары Дьяуса. Тем не менее при всех своих навыках боя Муракара не мог и близко сравниться с Дьяусом в мастерстве. Как и на моей Родине: при всём упорстве у плебея никогда не будет столь же хорошего учителя, как у патриция.

Но Муракара старался. Бился как мог, играл свою роль так, что в нём невозможно было усомниться. Только если знаешь правду, понимаешь, что Муракара пускай и не лучший воин, зато прекрасный лгун.

Атаки Дьяуса одна за одной выбивали из Муракары всё, что у него осталось. Взмах, поворот, сокрушительный удар. Муракара согнулся пополам, отлетая кувырками.

Дьяус рванул к нему, но снова не атаковал.

– Муракара… всё ещё не поздно, – проговорил он, качая головой.

– Бейся с честью! Дьяус, дава… кх-кх!

Муракара резко зашёлся в кашле прямо в лицо Дьяусу. Тот отстранился, глаза его округлились. Я не видел такого ошеломления на его лице со времён нашей самой первой встречи.

Толпа замерла. Моё сердце пропустило удар. Захария и Гили стояли рядом с открытыми ртами. Лишь Птенец напряжённо сдвинул брови. Удивительно, но его спокойствие позволяло мне сохранять хотя бы толику здравого смысла.

– Это… Это нечестный поединок! – крикнул один из бунтовщиков.

Волна шума и паники прокатилась по агнанейцам.

– Он заболел! Это нечестно! Вы всё подстроили!

– Нельзя продолжать! Хватит!

– Он сражался за нас! Мы должны закончить всё за него!

– Отомстим Ахасе!

Всполохи огня, вскидывающиеся оружия. Небеса разрывались в криках, далеко под ногами тряслась земля.

С другой стороны послышались мрачные разговоры ахасовцев.

– Значит, выбора нет.

– Миру не бывать.

– Я так и знал, что не сработает…

– К оружию!

Вскинутые в ответ мечи. Звон, тишина, суровые взгляды.

В панике я осмотрелся по сторонам. Захария и Гили прижались друг к другу, дрожа. Мира по ту сторону опустила нежные уши от, наверное, невыносимого для неё гомона.

Я же оказался в центре всего, я чувствовал это сердцем. Слева и справа – армии. Сверху – Дьяус и Муракара. У сердца – Птенец. Тот дрожал. Он ощущал ненависть в воздухе. Он растерян: он не знает, почему столько взрослых впали в ярость. Я обнял его, но лишь подхватил часть его страха.

Подхватил… Точно! Я знаю, что делать. Птенец и впрямь способен всех спасти!

Взмахнув крыльями, я воспарил. В мою спину кричали. Судя по свисту, кто-то за мной погнался. Я не должен прерывать дуэль, так они думают.