– Сторож связался с некрылатыми! Предатель!

– Хорошо, – вдруг пробормотала Мира. – Ещё раз.

– Что? Они же с ума сойдут от страха! – шепнул я.

– Но, возможно, замолчат. И послушают Муракару.

Что ж, ладно, Миру я могу послушать. В конце концов, она здесь наследница трона – не я.

Ещё одно движение. На этот раз толпа и впрямь притихла: почуяла настоящую опасность. Из-за их горящих страхом округлённых глаз я тысячу раз пристыдил себя. Но иначе никак.

– Не бойтесь! – по-птичьи воскликнул Муракара. – Проводник – наш союзник. Он хотел привлечь ваше внимание, чтобы вы меня послушали.

Народ замельтешил, но гул не поднялся. Не думаю, что он развеял их страхи, но, возможно, дал этому начало.

– Чего вы хотите, народ? Чего вы боитесь?

– Принесите Птенца! Прошу! – уже надрывно крикнул кто-то из птиц – кажется, рослый птицелюд с ослабшей женой на руках.

– Я не хочу умирать! – всхлипнула пожилая птицелюдка, оседая в руках здоровых родственников или подруг.

– Мой папа заболел… – прозвенел детский голосок. – У меня больше никого нет!

От её больших, круглых, ярких, как два цветных стёклышка, глаз, от их жуткой глубины меня пронзило. Их страшная пустота затягивала, и только когда Мира взяла меня за руку, я смог перенять её спокойствие и утихомирить своё сердце.

– Больше всего на свете я хочу, чтобы чума прекратилась, – проговорил Муракара, дождавшись, пока мольбы хотя бы слегка стихнут. – Я видел так много ваших смертей. Слишком много. Поверьте, я знаю, как никто другой.

Народ принялся недоверчиво переглядываться. Тем не менее их горе ещё не развеялось, посему гнев был заглушен.

– Я знаю, как вы настрадались. Вы теряли и продолжаете терять. Вы хотите, чтобы мучения остановились. И ваше спасение так близко, на расстоянии вытянутого крыла.

Он взметнул взгляд. Народ повторил за ним. И вновь загомонил. Но Муракара быстро взмахом крыла пресёк это, пусть и не полностью.

– Вы хотите сразиться за свои жизни. Но хватит ли у вас сил противостоять сильным и здоровым врагам? Много ли у вас шансов? Я был там и скажу прямо: вряд ли получится.

Я предвидел: от таких уговоров толпа, естественно, засопротивлялась бы. Спасая Муракару, я слегка мигнул искрами, чтобы народ отвлёкся. На этот раз они, конечно, испугались, но Муракара быстро переключил их внимание на себя:

– Но есть один выход. Есть одна старая традиция, которую знают все смертные. Традиция, благодаря которой даже самое слабое войско способно выиграть.

Посыпались робкие вопросы.

– Эта традиция – бой. Один на один. Самый сильный воин одного войска против самого сильного воина другого войска.

Народ затаил дыхание.

– Я буду вашим самым сильным воином. Я сражусь за вас – за тех, кого так долго опекал и защищал. И моя миссия – защитить вас вновь – возможно, в последний раз.

Гомон толпы из гневного и испуганного превратился в радостный. Улыбки, пение, смех. И главное – надежда. Нетрудно её почувствовать, даже без пламенного сердца.

Тем не менее моё пламенное сердце взволнованно трепетало синхронно с сердцем Миры.

– Но… вы уверены, что стоит это делать? Разве это хоть что-то решит? – больше не гневно, но неуверенно спросила Мира.

Меня же волновал иной вопрос:

– Вы сможете? Стать самым сильным воином Агнанеи?

Муракара обернулся. Его губы расплылись в той же усмешке – гораздо более горькой, нежели радостной.

– А я должен? – Он хмыкнул. – Кто сказал, что я вообще должен выиграть?

Мы с Мирой переглянулись, мысленно соглашаясь в одном: план Муракары был столь же гениален, сколь безумен.

* * *

Муракаре пришлось остаться на Агнанеи, нас же он отправил на Ахасе выяснить обстановку. Мы с Мирой едва ли обмолвились и словом, пока летели наверх: сказать нам было нечего. А вот обдумать – достаточно. Ведь Муракара подбросил нам совсем уж неожиданное решение, поддержать которое не то что трудно – невозможно.

Но когда мы прошли двери дворца Ахасе, наши мысли мигом переключились на то, какое решение принять здесь, наверху. А это оказалось сложным, ведь стоило нам зайти в привычный зал, как голову разорвало от гула и криков.

В Вондерландии мне не приходилось видеть ничего подобного. Приближённые Спящей гордо восседали в своих высоких гнёздах, собираясь сотами в осиный улей. Они шумели, горланили, прикрикивали. Птичья трель их голосов превратилась в душераздирающие взвизги, кудахтанья, клёкот…

Нам не терпелось найти Захарию и Гили, и нам повезло: они оказались совсем рядом со входом, точно хотели побыстрее уйти. Я только зашёл, а уже разделял это желание…

– Что за ужас тут творится?! – воскликнул я, чуть ли не подбегая к ним.

– Ну… Довольно очевидно: они выясняют, кому здесь достанется власть. Делёжка, в общем, – пожал плечами Захария.

– Ты так спокоен… – пролепетала Гили, дёргая ушами. – У меня от этого галдежа уже голова кружится.

Что ж, немудрено: зверолюдские уши слышат гораздо лучше человеческих и испытывают сейчас гораздо больший, в разы больший спектр эмоций от этой какофонии.

– В связи с чем ответный вопрос к вам: чего это вы так долго делали внизу? – недовольно скрестил на груди руки Захария. – Гили тут чуть ли не помирает…

– Я… Я в порядке, п-правда, – растерянно ответила она и вдруг схватилась за голову.

– Всё ещё, – строго покачал головой Захария. – В общем, ничего тут не произошло. Они спорят не по первому и даже не по второму кругу. И пришли ровным счётом ни к чему.

Он приобнял Гили за плечи, и та, раскрасневшись, вздрогнула. Я же невольно улыбнулся, сам не понимая почему.

– Можем идти? – задал последний вопрос Захария.

– Да, конечно, – закивал я. – Отведи её на свежий воздух… А мы с Мирой будем что-нибудь решать.

Они быстро удалились, а я взглянул на Миру. Та негромко вздохнула.

– Ты же знаешь, что не обязан решать за птиц, что им делать?

– Знаю, – пробурчал я. – Но не могу же я их так оставить. Птенцу будет нечем править…

– Ты помогаешь им вовсе не поэтому, – прервала меня она, – а потому, что не можешь иначе. А ведь тебя никто даже не вознаградит за это…

– Ха, а разве тебе не нравится, какой я герой? – пытался перевести всё в шутку я, но Мира, естественно, прочитала меня как открытую книгу:

– Я могу думать что угодно, а тебе нужно выполнять свою миссию, – строго ответила она.

Я растерянно отстранился, и она, заметив это, тут же смягчилась:

– Я… Я не это имела в виду! Просто ты так надорвёшься, и ради чего?..

Я непонимающе застыл, склонив голову. Разве я не прав? Я должен помогать наследникам. А без меня тут, возможно, всё развалится задолго до того, как Птенец вообще сможет взойти на трон.

Похоже, Мира быстро увидела мою растерянность и вновь вздохнула – гораздо тяжелее, чем в первый раз. Осторожно положив руку мне на плечо, она подняла на меня нежный взгляд:

– Поговорим об этом потом. Сейчас поздно стоять и молчать.

С этим я мог согласиться. Кивнув, я направился к центру зала. Даже стража не стала меня останавливать: судя по напряжённым переглядываниям, поняли, что не стоит вмешиваться.

– Совет! Совет, у меня новости с Агнанеи!

Конечно же, никто не услышал. Мой крик растворился в хаотичном хоре споров. Что ж, выбора нет.

Я вздохнул и, прикрыв глаза, прислушался к огню. Пламя само знало, что делать, и всполохами вырвалось из плеч. Я открыл глаза и заметил искры, парящие вокруг меня.

И бум! Фейерверк. Лёгкий, но достаточно шумный, чтобы привлечь внимание. Естественно, паника не заставила себя ждать.

– Что это? Пожар?!

– Это ваши проделки! Кто-то хочет нас убить и получить всю власть!

– Это некрылатый!..

– Стража, взять его!

Воины замешкались, и я кивнул им, чтобы те не стали спешить. Поэтому я громко, как мог, заявил:

– Совет, я прошу прощения за недоразумение! Я сделал это, только чтобы привлечь ваше внимание. У меня новости с Агнанеи!

– Так что же ты молчал?!

– Давай, выкладывай!

– Глупый некрылатый, мог просто сказать страже…

Сомневаюсь, что стража смогла бы и посмела бы их прервать. Я выступил в центр зала, оглядываемый со всех сторон. От стольких взглядов кружилась голова, но сердце моё было твёрдым. Ещё задолго до путешествия я слишком