Пркачином рассматривают то, что они сочли «удивительным феноменом»: выражение, «не соответствующее… ни одному из базовых мимических движений, выражающих боль» — улыбку. Да, испытывая боль, люди нередко улыбаются. Это наблюдение повлекло за собой отказ от традиционной связи улыбки со счастьем или с положительными эмоциями. Теперь необходимо было тщательно разобраться, какие бывают улыбки и почему люди улыбаются. По-прежнему бытовало узкое понимание боли, которое исключало обстоятельства, в которых человек получает от боли удовольствие: «Боль неприятна по определению, и потому улыбка, возникающая на фоне болевых ощущений, едва ли может быть улыбкой удовольствия». Тем не менее статья уделяла особое внимание «социальным причинам» улыбки. Авторы пришли к выводу, что «свойства отношений» между человеком, испытывающим боль, и окружающими «имеют огромное значение, улыбка тускнеет в формальной обстановке, в то время как в присутствии партнера ширится». Таким образом, «улыбка боли может быть не столько признаком соответствующего аффекта, сколько следствием социальных причин»[112].

Теперь можно подытожить: почему все попытки вывести универсальную гримасу боли — от Лебрена до наших дней — терпели неудачу? Иногда выражение лица человека, которому больно, может показаться странным, и наблюдателю приходится решать, как отнестись к такому непонятному выражению боли и как поступить. В конечном счете непонятность, странность и несоответствие относятся не к человеку, который испытывает боль, а к наблюдателю с его необоснованными убеждениями или априорными ожиданиями. Если вам кажется странным, что человек улыбается, когда ему больно, то это не его проблема, а ваша. Всякий раз, когда кто-то описывал, рисовал, фотографировал или записывал на видео гримасу боли, представления о ней в голове художника или наблюдателя возникали раньше, чем они видели реальное выражение лица пациента. Вот почему при анализе необходимо устранять «лицевой шум», объяснять его иными причинами. В этом смысле улыбка представляет особую сложность, так как господствующая психологическая установка гласит, что ее при боли быть не должно. Кунц и ее коллеги допускают, что лицо может быть «многофункциональным», и это показательно, но полностью подрывает идею о том, что чувства человека можно угадать по его выражению лица. Как понять, что одни «базовые» мимические движения выражают «соответствующий аффект», а другие — нет? Представление о «причине» предполагает некоторую агентность, но есть распространенное мнение, что любое выражение эмоций имеет социальную природу. Даже если изолировать человека от всякого влияния социума — социокультурный репертуар, эмоциональный режим остается у человека в голове. Это неотъемлемая часть человеческой личности. Гримаса боли — такая же привычка, как и любое другое выражение эмоции.

В 2020 году Пркачин продолжал называть СКЛиД «золотым стандартом для препарирования мимических движений» (следует помнить, что это «препарирование» предполагает обнаружение соответствующих эмоций и опирается на идею о прочной взаимосвязи внешнего и внутреннего при проявлении эмоций). Поиски гримасы боли все еще продолжаются, но задача несколько изменилась. Несмотря на весьма сомнительное убеждение о связи внешнего проявления с тем, что скрывается за ним, утверждение, что выражение лица и его значения «развивались во многом, а может, и вовсе лишь как способ сообщить что-то об опыте страдающего окружающим», переводит исследование в иную плоскость. Мы уже далеко ушли от Дарвина, который утверждал обратное. Теперь исследователи должны проверить гипотезу о том, что универсальная гримаса боли «действительно имеет социальное измерение». И хотя эта гипотеза противоречит разграничению выражений лица, связанных с аффектом и «социально мотивированных», о которых пишут Кунц и ее соавторы, этот социальный импульс, по крайней мере в этот раз, не привел к настоящим социальным исследованиям. Наоборот, опасения по поводу того, что «одновременное изменение в лице и теле»[113] — ведь люди реагируют на боль и мимикой, и движением — может затруднить суждение, отдалили исследования от человека. Весь этот лишний шум можно устранить, если создать аватар боли.

Стремление к чрезмерному контролю бросает тень на любые результаты, ибо, как и в случае с попытками вывести единую гримасу боли и добиться объективных показателей, социальное и культурное никуда не деваются. Нейтральность не бывает нейтральной. Если сгенерировать человека на компьютере, то можно манипулировать его чертами — «гендерными признаками, возрастом, цветом кожи»[114], однако на «социальное восприятие» аватара, испытывающего боль, всегда будет влиять его искусственная природа. Более того, запрограммированная гримаса боли вновь, как и в случае Дюшенна и Экмана, навязывает исследованию определенную суггестивность и мешает понять истинный социальный эффект созданного образа. Этот факт ученые упускают из виду. Смысл создается именно в контексте, который здесь пытаются полностью стереть. Аватар боли (илл. 11) существует не в отрыве от контекста, а внутри собственного контекста и наполнен своими смыслами. Если мы видим страдающее лицо аватара, считаем ли мы это болью? Мы, разумеется, знаем, что аватар не может испытывать боль, равно как и другие чувства. Разве это имплицитное знание не влияет на реляционность и читаемость, которые и лежат в основе исследования? Являются ли эти гримасы более адекватными, чем любые другие начиная с XVII века, действительно ли они отображают боль? В отрыве от социального контроль неизбежно теряется, и нет возможности описать или измерить эту потерю.

Илл. 11. Аватар боли (Meister E. et al. Decoding of facial expressions of pain in avatars: does sex matter? // Scandinavian Journal of Pain. 2020. Vol. 21. P 178)

И все же это новое направление исследований в области гримасы боли внушает оптимизм. Авторы концепции аватара отмечают, что «для распознания боли при расшифровке чужих эмоций нельзя предлагать людям исключительно прототипические гримасы». В упомянутом исследовании используется пять разных гримас, в том числе лицо «стоика» с «неопределенным выражением»[115]. По крайней мере, поставлен вопрос: как же выглядит такое лицо? И пускай попытки контроля спутывают результаты исследований, разнообразие мнений не может не радовать. Лиза Фельдман Барретт пишет о необходимости наблюдать тело целиком, с учетом его положения в пространстве и контексте, а Дэниел Гросс и Стефани Престон утверждают, что контролируемые условия не позволяют изучить человека в «реальном мире». Остается поощрять сотрудничество таких ученых с историками и антропологами, а также их внимание к открытиям в области медицины и гуманитарных наук в целом[116]. Поиски гримасы боли длятся вот уже более 300 лет. И мы не приближаемся к результату лишь потому, что всякий раз поиски начинаются не в том месте.

В потоке

Альгезиметрические устройства и оценочные шкалы не помогли найти объективное определение боли. Причина в том, что, несмотря на благие научные намерения доказать обратное, боль — это субъективный, межсубъектный и биокультуральный